Да пребудет с тобой сила, мой голубой сын!

— Всегда боялся, что у меня родится дочь. Всегда боялся, что мой сын обабится и не станет великим боксером, как, например, Костя Цзю. Но тут… это хуже всех моих страхов в стократ, это же просто пиздец, сынок! — отец взвел руки вверх, отрывисто вздохнув. Голос его был угрюм, однако в глазах плясали чечетку чертята, что давало надежду на то, что мой папочка не устроит дестрой в этой милой церкви, подорвав ее к хуям собачьим. Главное – постараться не попадаться ему на глаза, что является практически невыполнимым заданием. Но я постараюсь, правда. Сделаю все возможное, чтоб обойти угрозу дебошира стороной. — Пап, хватит. Ладно, ты тут дегустируй блюда, а я пойду… мне проверить все надо, — я постарался как можно быстрее скрыться за углом, увиливая от ответственности, но предупреждающий взгляд отца заставил меня прилипнуть к месту. — Ну что? — Я вот думаю, — мужчина хитро прищурился, — тебе корсет не давит? Дышать не мешает? Ребра, так сказать, в тиски не зажало? А между ног ничего не отвалилось? По ненадобности там… — Папа! — я упер руки в боки, решив, что лучшая защита – нападение. А вообще, меня сегодня нельзя злить! У меня сегодня самый счастливый день в жизни! И да разразятся небеса, если отец испортит этот праздник. — Не сердись, — легкая улыбка коснулась уст этого невозможного тролля, — а то грудь не вырастет. А я думаю, что Вениамину это не понравится, — самодовольно хмыкает. — Все мужики любят сиськи, даже если они геи. Вы думаете, я разозлился? Ан нет, я привык уже! Ведь с самого детства я являюсь подопытным зверьком для этого любителя подколов, терроризирующего мой нежный мозг с завидной регулярностью. Я уже давно свыкся с мыслью, что мой папочка – невозможный хам, не упускающий повода выставить меня перед всеми дураком. В каких позах камасутры он только не имел мой здравый рассудок… Короче, проще говоря – наша с папой любовь выражается в подъебах. Причем идут они только с его стороны… у меня с детства чувство юмора напрочь отсутствует. Впрочем, так же как и у бати атрофировано чувство жалости. — Сын, а знаешь, что самое страшное? — отец притворно-огорченно вздохнул, сделав паузу. — Ну? — не выдержал я. — Судя по тому, что ты напялил эти рюши, — батя поморщился, дергая за мою фату, — ты снизу. Это унижает мое эго, чес слово. Хотя, если честно, я не могу представить твоего... ммм, — собеседник замялся, чопорно сжав губы, — Венечку снизу. Блять. Вместо тысячи слов. И вот так всегда. Папа ведь Веньку сразу как сына полюбил, хотя всячески старался это скрывать, вуалируя шуточками. А что, парень мой вполне соответствует всем батиным требованиям об идеальном ребенке: высок, широк в плечах, остр на язык, красив. Даже бокс по вечерам смотрит. Даже за папину любимую футбольную команду болеет… Это я не уродился. Примесь неуклюжего пингвина и упрямого единорога, не более. Эх, помню я эпизод, когда папа впервые Веньку увидел… — Ну… вы располагайтесь, а я пойду в туалет схожу. Вам что-нибудь принести? — папа ехидно ухмыльнулся, окидывая нервно поежившегося меня и вполне раскованного Веню оценивающим взглядом. — Нет, спасибо, — любимый шутливо улыбается, стягивая с себя куртку. Папа хмыкает, пожимает плечами и уходит в комнату для… чтения. Ага, это та еще библиотека. Через мгновение мой парень уже откидывает в сторону ботинок, проходя в зал и при этом весело напевая под нос любимую песню. — Вень, ты прости, отец у меня та еще язва, — я почесал переносицу, облокотившись об дверной косяк и смотря на Вениамина с немой мольбой. — Ты лучше не спорь с ним, ладно? А то вы дом к чертям разнесете. — Тонь, не волнуйся, я знаю как себя вести с другими людьми. Это я с тобой такой… кстати, а ты знаешь, почему я рядом с тобой веду себя как самый настоящий долбоеб? — дождавшись моего вопросительного взгляда, продолжает, — Потому что около тебя я могу быть самим собой, и ты меня таким любишь, — парень нежно улыбается, а складка на переносице исчезает. Я что-то хотел тогда ответить, что-то трепетно-нежное, романтичное, но появившийся за моей спиной отец, прервал всю тираду своим сарказмом: — Два долбоеба в моей квартире? Ребята, да вы нашли друг друга. Я нахмурился, папа хмыкнул, а Венька расхохотался. Вот так и появилось наше трио. — Антон, в каких далях тебя носит? Твой мозг пошел плясать галопом по Европе? Или плясать уже нечему, мой глупый мальчик, затянутый в голубой вагончик? — папа присмотрелся ко мне, настолько сильно вглядываясь в расширенные зрачки, что у меня появилась мысль, что он ищет в них ответы на вопросы: кто я? Что я здесь делаю? Как появился этот мир? Из чего состоит Галактика? Почему трава зеленая? Почему бабы ломаются? Почему целки вымирают?.. Но уже через мгновение все внимание его переключилось на стол, куда официантка принесла бутерброды с красной икрой. — Пап, ты… — я замялся, собираясь произнести все то, что так терзало меня последний месяц, — ты не мог бы сегодня не портить праздник? — А когда я его портил? — отец прыснул, уминая очередной бутерброд, намазанный не рожденными, обреченными рыбками. Да, я вегетарианец. — Папа! Сколько раз ты все портил, — хмурюсь, вспоминая тот каждодневный ад. Я разговаривал с Веней по телефону, неосознанно улыбаясь и, порой, влюбленно вздыхая. Отец следил за этим с непонятным чувством в глазах и скользящей ухмылкой на устах. — Венька, слушай свое сердце, — улыбнулся я, услышав признания в любви и какую-то похожую белиберду. — Жалко парня. Как с тобой общаться стал, так вообще в полоумные записался. Это же надо – с органами разговаривать, — батя недовольно забурчал, беря в руки сегодняшнюю газету и демонстративно распрямляя ее. — … — на том конце телефона мне признавались в любви. — И я тебя, — я постарался не реагировать на явную провокацию со стороны отца. — И я, — папа скривил лицо, явно пародируя меня. — … — Венька начал нашу игру, так мило препинаясь. — Нет, ты первый клади трубку, — я захихикал, сейчас явно напоминая полоумного влюбленного. — … — парень не сдавался. — Нет ты, — игриво говорю, попутно отмечая, что папины глаза грозятся вылезти из орбит. — Сейчас я на всех наложу, — пробормотал батя, подмигнув. В ответ я поморщился и поспешил уйти из комнаты. — Пф, невинная беседа, — отец прищурился, вспоминая свои подколки. — Я не думал, что ты такой неженка. — Неженка? Бать, ты на День Святого Валентина пригласил Веньку футбол смотреть, — я устало вздохнул, потерев виски. — Ну? Заебись же отдохнули, правда? — о, этот его коронный взгляд «а-ля мой сын ничего не понимающий долбоеб». — Кому как. Я лично не собирался проводить этот день на диване, пожирая сухарики и оря до хрипа за любимую команду. Я романтики хотел! И не надо на меня смотреть – простите за каламбур – как на ванильную соплю. — Зато ты хоть немного пристрастился к спорту, — пожимает плечами. — Но… — договорить я не успел, так как забежала женщина, предупреждая, что церемония начинается. Я глубоко вздохнул, распрямляя плечи. Перед глазами стояли картины нашей свадебной церемонии, о которой я так позаботился, учитывая почти все детали. Заметьте это слово «почти». Оно здесь ключевое. — Да пребудет с тобой сила, мой голубой сын! — пролепетал батя, стерев несуществующие слезы. Ох, зря я тогда не обратил внимания на игривые огоньки в глазах этого тролля. Ох, зря…

***

А теперь представьте себе ситуацию: вокруг восхищенные улыбки, слезы радости, ахи-вздохи. Сверкают вспышки фотокамер, все затаили дыхание и, кажется, что даже никто не моргает. Я? А я в белом платье и фате иду по церкви к алтарю, а папа в спину мне кричит: «Антон, блять, не позорь семью!». Да, заебись отпраздновали, отлично отдохнули. Эх, ну ладно, хоть напряжение разбавилось.