***
Эбелс вымыл очередную тарелку. Он стряхнул пыль со всех подоконников в доме, просто чтобы оттянуть время, и даже выдавил из себя пару негромких мелодий на расстроившейся гитаре. Пальцы не слушались и дрожали, попадая не в те аккорды. Он натянул струны так сильно, как мог, а другую ладонь припечатал к грифу, пока звуки, вылетающие со струн не стали слишком резкими и беспорядочными, как трение кошачьих когтей по стеклу, а пальцы не стёрлись в сплошные мозоли. Его взгляд вернулся к помятому календарю на стене. Отложив гитару, словно она провинилась, в угол комнаты, Зак проверил молчащие соцсети и календарь в телефоне. Как же так? Просто он, глупый Зак, случайно что-то напутал. Ведь такое случалось? Просто время на телефоне сбилось и перескочило на неправильный день. Просто нули и единички в своём непрерывном течении слегка сбились с пути, и вот теперь по глупой маленькой ошибке Эбелс оказался совсем один, сбитый с толку. И в новостях сегодня по телевизору почему-то тоже ошиблись… Просто что-то пошло не так, и ах, никто совершенно не виноват в этом. Ведь не могли все разом забыть про день рождения Зака. Время тянулось бесконечно долго. Оно застывало, как растянутая резина, а упрямые минуты никак не хотели порваться. Вокруг стояла смертельная тишина, нарушаемая лишь редким стуком ветра по белоснежным ставням и звуком разбивающихся в раковине капель, что никак не навевало нужную атмосферу праздника. Зак сказал себе, что это вовсе не худшее, что могло случиться. Как ни в чём ни бывало он поднялся с дивана и принялся приводить всё в порядок. Взял из холодильника пачку пластырей с рисунками разных цветов и первым делом наклеил пару на саднящие ранки на пальцах. Он давно привык к ним за годы игры на гитаре. Затем он вымыл лицо в холодной воде, не без боли провёл расчёской по спутанным волосам и, сбросив домашнюю футболку и шорты, как отсохшую кожу, вынул из шкафа рубашку и чистые брюки. А вдруг к нему кто-то заглянет. Часы на стене отсчитали час, а затем другой, но никто так и не появился, и вот Зак замер перед входной дверью, в нерешительности перебирая ладони. Волосы теперь были собраны в аккуратный хвостик на затылке, тёмный цвет рубашки красиво оттенял бледную кожу, а на губах подрагивала улыбка. Можно делать всё что угодно. Ведь сегодня его день. Разве он не должен быть счастлив? Над улицей, где жил Зак, висела пелена бледных туч. Вереница пригородных домов утопала в тенях цвета голубой акварели, деревья покачивались, точно норовя оцарапать ему лицо острыми коготками веток, а воздух пропитался призрачным запахом океана. Шаги Зака были короткими и медлительными. Не признаваясь в этом себе, он намеренно старался быть, что называется, тише воды ниже травы, чтобы не упустить момент, когда зазвонит телефон. Вдруг он не услышит его из-за кучки шумных подростов за углом или проезжающей мимо машины? Нужно прислушиваться. Против воли в голову лезли картинки того, что непременно должно было случиться: вот посреди улицы раздаётся переливистая мелодия, и ладонь Зака немедля цепляет телефон из кармана, он нажимает кнопку ответа, а в следующую секунду слышит его голос. Хриплый. Неидеальный, чуть сбивчивый, отчего-то напоминающий хруст угольков в камине в канун Рождества.«С праздником, Зак. Я чертовски рад, что ты есть». Эбелс с трудом сглотнул ком, вставший поперёк горла. Его ладони вновь сжались в кулаки, губы сомкнулись, и он почувствовал горькую злость на самого себя. И, возможно, совсем немного — на Джесси. Не отдавая отчёта в собственных действиях, он резко свернул на другую сторону улицы и зашагал остервенело быстро, вскоре перейдя на беспорядочный бег. Потоки воздуха ударяли в лицо, проносящиеся мимо дома становились всё выше и выше, а гул машин на проезжей части из размеренного жужжания вскоре превратился в сплошной длинный крик. Зак убегал от себя и от дома, и замер на месте, только когда в нескольких шагах от него промелькнуло жёлтое, как солнце, такси. Эбелс приосанился, стоя на краю тротуара, и вытянул руку. Машина остановилась. — В центр города, — с вызовом произнёс он, и ярко-жёлтая дверца пустила его внутрь чёрного, словно ночь, салона.***
За высокими дверями из затемнённого стекла громыхала музыка. Хотя было ещё светло, тесный переулок чуть поодаль от самого центра Эл-Эй уже жил своей жизнью: начинали загораться неоновые вывески, вокруг разносился сладковатый запах травки и табачного дыма, а любители выпить понемногу кучковались у порогов баров и клубов. На секунду Зак даже засомневался. Громогласный смех, раздающийся сквозь просыревшие кирпичные стены, разбитое одно-единственное окно, да что там — само место явно не внушало доверия. Но мысль о том, что он и разу здесь не был, ни один, ни с Джесси, приводила его в предвкушение, граничащее со страхом. Не раздумывая, Эбелс потянул дверь на себя, и в считанные секунды мир обрёл совершенно иные краски. Казалось, что всё вокруг тряслось и гремело, начиная от расставленных по углам вызывающе красных диванов и бокалов на барной стойке, и заканчивая кружащимися кучками людей на каждом шагу. Помещение заполнял переливистый фиолетовый свет. Было душно и жарко. Расстегнув пару верхних пуговиц на рубашке, Зак осторожно прошествовал к барной стойке, продираясь сквозь шум и запах дыхания незнакомцев. Барменом оказался высокий парень с облаком непослушных кудрявых волос и руками, сплошь укрытыми тату едва ли не всех цветов радуги. Он навис над Заком, сжимая бутылки дешёвой водки, и задал какой-то вопрос, но Зак не расслышал. Никаких ненужных ассоциаций, приказал он себе. Просто пей и радуйся, чёрт возьми, жизни. — Две порции «Маунтин-Дью», — перекрикивая музыку, сказал Зак. А затем, немного подумав, заказал себе ещё пару коктейлей. Заку казалось, что между несколькими выпитыми бокалами прошло всего пару минут, но висящие на стене часы явно так не считали. Он услышал звук встречи стекла с деревом, и попытался растянуть губы в улыбке. Пальцы по-прежнему обхватывали стакан, по которому, будто в бешеном марафоне, бежали синие и фиолетовые огни, а голова кружилась от такого скопления музыки, света, людей. И хотя Эбелс решил для себя, что, возможно, уже достаточно пьян, желания подняться и занять себя чем-то не появлялось. В следующую секунду перед его глазами оказалась чья-то рука. — Эй, парень. Смотри не засни здесь, — шутливо пригрозил ему бармен. Он энергично передвигался из стороны в сторону, в его руках одна бутылка сменяла другую, как светофор, а кудри подпрыгивали, будто в такт бешено грохочущей музыке. — Господи, на тебя смотреть больно, иди потанцуй! — Не хочется. Мне и так хорошо, — пожав плечами, по-детски ответил Зак. — Денёк не задался? Или с подружкой проблемы? Горькая усмешка. — С дружком. — Фу, педики, — не меняясь в лице, отозвался парень. — Ага. Зак снова уронил внезапно потяжелевшую голову на ладони. Проблемы после выпитого алкоголя никуда не исчезли, но теперь, по крайней мере, всё это заботило чуточку меньше. Ему и так хорошо. Этот день просто надо было переждать, вот и всё, верно? Произошло нечто странное. Когда Зак в очередной раз потянулся за новым стаканом, его ладонь на доли секунд замерла. Ему показалось, что телефон в кармане задребезжал, хотя расслышать хоть что-то было почти невозможно. Или не показалось? Против воли пальцы снова потянулись в карман, и Эбелс, от резко нахлынувшего волнения закусив губу, сосредоточил взгляд на экране. Никто даже не успел ничего понять, когда в следующую секунду он сорвался с места, словно ужаленный. С колотящимся сердцем Зак ворвался в уборную. Музыка там звучала значительно тише, но вот его дыхание, казалось, было настолько громким, что услышать можно было за дверью. Телефон в пальцах был зажат так сильно, точно вот-вот надломится, а Эбелс был готов рассмеяться. Джесси всё-таки помнит! Зак тихонько улыбнулся самому себе и постарался изобразить как спокойный, не тронутый волнением голос. Прикрыв глаза, он с замиранием сердца щёлкнул пальцем по середине экрана. — Да? Это слово эхом коснулось белых стен комнаты. — Зак, дорогой, — сказал надломленный женский голос. Голос его матери. — С днём рождения, милый. Прости, я… я не могла позвонить раньше, мы, то есть твой отец, знаешь… И всё вокруг снова рассыпалось в прах. Мир качнулся, будто Заку на его палубе было не место. Сперва он почувствовал, как пол из-под ног медленно ускользает. А затем он стукнулся о плитку затылком, и прикушенная губа в этот миг порвалась и закровоточила. «Вот дерьмо», — устало подумал он. А вслух сказал: — Да, мам, ничего страшного, большое спасибо. И негромко добавил: — Вы всё ещё ссоритесь? — Ты же знаешь, Зак, я не забыла о твоём дне рождения, никогда не забывала. Просто забегалась. Как там Джесси? Эбелс едва подавил раздражение: его мать, сколько он себя помнит, терпеть не могла Разерфорда и даже не пыталась смириться с тем, что её сын встречается с этим своенравным, несерьёзным мужчиной. И ему, чёрт возьми, было уже давно не одиннадцать, чтобы скрывать от него постоянные семейные ссоры за льстивыми фразочками. — У нас, у нас всё отлично, — сглотнув, заявил он. — Прямо сейчас пойдём искупаться, а потом, может, в парк аттракционов заскочим. Ты же знаешь, он очень заботливый. — Я рада, что ты счастлив, — призналась мама. — Я тоже. Пока. Зак сбросил вызов. Он сидел на леденящей кожу серой плитке, вокруг валялись обрывки всякого мусора, а над головой блёкло горела одинокая лампочка. Опьянение как рукой сняло, и от этого разочарование нахлынуло на него с новой силой. Это всё было просто несправедливо. Он давно простил свою немногочисленную кучку друзей, так и не вспомнившую про тихого, никому не нужного Зака, и его семье и без него проблем хватало. Ведь он не ребёнок, и день рождения не так уж и много для него значит. Но как же ранила мысль о том, что об этом дне забыл Джесси. Живот стянуло в тугой узел, и Зак почуял неладное. На подкашивающихся ногах он поднялся и склонился над раковиной, и стоял так, пока из него выплёскивалась вся ненависть и умело сдержанная обида, какую он только испытал за день. Когда всё закончилось, Эбелс вытер лицо бумажным полотенцем и твёрдо решил, что пора убираться отсюда. Он протиснулся по узкому коридору через толпу, игнорируя едкие комментарии в свой адрес, сыплющиеся, как из рога изобилия. Лёгкие саднило от смешения запахов алкоголя, разнообразных наркотиков и пота. Сумасшедшие вспышки света врезались в глаза, воздуха катастрофически не хватало, и Эбелс едва не затерялся в лабиринте человеческих тел. Он толкнул стеклянные двери, которые, казалось, потяжелели на несколько килограмм, и оставил весь хаос позади. Над городом сгущались сумерки. Силуэты пальм штыками врезались в лиловое небо, а облака напоминали призраков, что вот-вот исчезнут. Воздух пах влагой. Поёжившись от холода, Зак спрятал ладони в рукавах рубашки и побрёл домой, в свой тихий, одинокий пригород. Такой же, как и он сам.***
В темноте скрипнула дверь. Зак тихо вошёл в квартиру, боясь нарушить воцарившуюся вокруг него тишину. В ней можно было услышать куда больше, чем кажется на первый взгляд: одинокое тиканье часов, отмеряющее секунды, посторонние звуки с улиц, как лай собаки и шелест листвы на деревьях. В мраке пустой гостиной очертания вещей искажались до неузнаваемости. Раскидистое растение в углу превращалось в затаившееся чудовище, едва заметный узор на обоях становился переплетением паутин, которые всегда так пугали Эбелса в детстве, а поблёскивающие струны гитары, казалось, могли ударить током, только их тронешь. Но стоило тонким пальцам надавить на переключатель, комнату заливал прохладный, успокаивающий свет, и всё возвращалось на свои места. Вот бы Заку и в жизни найти такой переключатель, на минуту задумался он. Чтобы включить свет и понять, что всё это время он нервничал зря. По пути домой он купил сигареты. «Мальборо ред», его любимые, какие обычно покупал ему Джесси. Пальцы слушались плохо, но вот перед ним жёлтым огоньком сверкнула зажигалка, кончик сигареты превратился в крохотный сияющий факел, и по прошествии пары секунд лёгкие наполнились дымом. Закашлявшись, Эбелс уткнулся губами в рукав своей любимой рубашки. Затем он закатал рукава до локтей и расстегнул половину пуговиц, медленно оседая на пол. Холодный пол. Почему-то дымящаяся сигарета больше совсем не грела. Зато теперь можно было разметать по плечам растрепавшиеся волосы и снять неудобные джинсы. Можно просто заснуть на диване, не беспокоясь, что кто-то застанет врасплох. Ведь больше не нужно никого ждать. В горле засаднило ровно через три сигареты. Как Зак ни старался, дымом удалось заполнить лишь лёгкие, но никак не пустоту внутри, не покидающую его с того момента, когда он проснулся совсем один. Он смял в руке тлеющую сигарету, глотая горечь. Эбелс всегда считал, что нет такой проблемы, которую не могла решить пара виниловых пластинок на проигрывателе, или, на худой конец, свежий инди-альбом на смартфоне. В этом они с Джесси были на редкость солидарны. Разерфорд часто мог ни с того ни с сего прислать ему целый список песен — что-то из его излюбленного хип-хопа или что-то, что по его мнению могло понравится Заку. И Эбелс слушал. Слушал так, будто в каждой из песен был какой-то кусочек его***
В окне виднелся кусок сиренево-синего неба, и оттуда выдыхал отрезвляющий вечерний воздух. Скрипели ставни. Снаружи дома кто-то сосредоточенно отбивал ступнями тесное, украшенное тонкой светящейся гирляндой крыльцо. Парень слегка помедлил, хотя нервничать вообще-то было вовсе не в его стиле. Пальцы сжимали ручки пакетов, а колени подгибались от усталости после долгой ходьбы, и наконец он, поставив сумку на пол, надавил на звонок. Зак съёжился на просторном диване, слишком большом для него одного, бросив всякие попытки заснуть. Пусть в первую секунду в груди что-то предательски ёкнуло, он решил намеренно не открывать дверь: вероятней всего, ему просто принесли почту, или доставщик пиццы перепутал похожие друг на друга дома. Так или иначе, они рано или поздно сами уйдут, оставив Зака в покое. Тем временем Разерфорд звучно выругался себе под нос, прошарил цепкими пальцами по карманам, и спустя пару мгновений с победным видом открыл дверь дома собственными ключами. — Эй, Зико, чего не слышишь? — раздалось из прихожей. От зазвучавшего голоса у Эбелса перехватило дыхание, а душа точно упала к пяткам. В ушах застучало единственное имя, что целый день не шло из его головы, и, позабыв обо всём, он повиновался порыву и скорее бросился в осветившийся коридор. В обеих руках у Джесси были большие, праздничные пакеты, а за спиной развевался целый букет ярких шаров, оранжевой лентой привязанный к рукаву его куртки. Взмокшие от пота волосы липли к лицу, глаза в ту же секунду остановились на Заке, и на губах растянулась ни с чем не сравнимая улыбка. — Джесси… — С днём рождения, Зак. Несколько секунд они стояли на расстоянии вытянутой руки, молча глядя друг на друга, прежде чем Эбелс рванулся вперёд и, словно утопающий, вцепился в плечи Разерфорда. Старший бросил пакеты, обнимая в ответ. Его ладони накрыли лопатки Зака покрывалом человеческого тепла, и он прижал его к себе как можно сильнее, будто восполняя всё то, что за две недели успел забыть. Казалось, они оба тонули. Тонули в тепле, разгоревшемся на пороге холодного вечера, в таких родных и привычных запахах друг друга, в обжигающем чувстве за рёбрами, которое возникает, когда любишь кого-то сильнее, чем стоит. Зак не думал о том, почему Джесси ни разу за день не ответил на его звонок, и почему он вернулся на несколько дней пораньше. Всё, что заботило его в данный момент — сильные руки Разерфорда, сомкнутые на его пояснице, тёплое дыхание на его шее и то, как он идеально, целиком помещался в объятьях Джесси. Пальцы перебирали отросшие тёмные волосы на затылке. — Господи, как я скучал, — зачарованно пробормотал Разерфорд, не переставая улыбаться, словно чеширский кот. Зак зарылся носом в кожаную ткань его куртки и тихо всхлипнул. — Эй, ну чего ты, — Джесси наклонился к его лицу, невесомо целуя в макушку. — Давай-ка посмотрим лучше, что я тебе купил. Думаешь, так просто было обойти весь город? Эбелс с трудом отпрянул, когда старший наклонился к пестрящим всеми цветами пакетам. Он совершенно спокойно сгрёб их одной рукой, а второй приобнял Зака за талию, и их маленький праздник вскоре перенёсся в гостиную. Шарики они развесили в разные углы комнаты, после чего вместо устроились на полу, и Джесси принялся с воодушевлением представлять Заку содержимое пакетов. В одном из них по иронии лежала плоская коробочка с пиццей, аромат который мгновенно заполнил пространство. На смешки Зака Разерфорд извинился и объяснил это тем, что времени искать торт совершенно не оставалось. — Да и к чёрту торт, — приободрившись, подтвердил Зак. А затем слегка задумался и выпалил: — Зато ты здесь. Знаешь, я, ну, в какой-то момент на самом деле подумал, что ты просто забыл. Я всё ждал когда ты позвонишь, и… — Чёрт, как тебе вообще в голову это пришло! Скажи, я хоть раз забывал? Боже, Зак, это же твой день рождения. Как говорится, я дурак, но не настолько. Эбелс засмеялся, откладывая пиццу и разбирая следующий подарок. Из цветных коробочек на пол сыпались упаковки со сладостями и мелочи вроде новых медиаторов и всяких приспособлений для гитары. Там даже была виниловая пластинка какой-то новой рок-группы. Но Зака волновало не это. Каким же правильным всё в мире стало в тот момент, когда Джесси оказался снова с ним, дома. — Я хотел сделать сюрприз, — рассказывал Разерфорд. — Специально закончил все дела раньше, но уехать только ближе к вечеру получилось. Как-то глупо вышло. Наверное, сперва и правда надо было позвонить, раз уж ты так заволновался. В любом случае, Зико, отпраздновать всё как следует ещё не поздно. Ты не видел мой главный подарок. Затем Джесси вынул из последнего пакета повязанную ленточкой коробку без крышки. Через край свисал уголок мягкой голубой ткани. Зак недоумённо свёл брови, пытаясь разглядеть, что там. С губ старшего не слетала наглая улыбка. — О Боже, Джесси… — Я знал, что ты оценишь. На дне коробки, устеленном крохотным покрывалом, казалось, свернулся шарик светло-серого пуха, который вскоре зашевелился и оказался маленьким существом. Круглые, как две монетки, зелёные глаза распахнулись и с любопытством оглядели пространство. Котёнок поднялся на пушистых лапках и выглянул за края коробки. Светлые тёплые руки осторожно притянули его к себе. — Иди сюда, малыш. Этот злой козёл нёс тебя в коробке всё это время? — улыбаясь, проворковал Зак, с энтузиазмом редкостного кошатника гладя свой «подарок». — Вообще-то, только когда он уснул, — сказал Разерфорд, придвигаясь ближе и принимаясь наперебой с младшим тискать котёнка, который тут же успокоился и довольно замурчал. Эбелс обмяк и улёгся на плечо Джесси. Казалось, он так давно невзначай сказал Разерфорду, что хотел завести кота, а спустя всё это время он не забыл. Согреваясь в крепких объятиях лучшего друга, Зак калейдоскопом прокручивал в памяти всё, что случилось с ним за день, начиная от завтрака в полном одиночестве и заканчивая тесным, пропахшим травой залом клуба, а после раскиданными по полу пластинками. Но больше это не имело никакого значения. В комнате пахло свежей пиццей, кошачьей шерстью и мармеладом в декоративных баночках, а на глянцевой поверхности разноцветных шариков отражались они с Джесси, прижавшиеся друг к другу в окружении ярких обёрток. Спустя несколько минут после того, как Зак налил коту полную тарелку тёплого молока, тот заснул прямо у него на коленке. Чуть позже Джесси воткнул двадцать пять маленьких свечек прямо в пиццу и, во всю распевая «Happy Birthday», поднёс её к губам Зака. — Давай помогу, — предложил он, когда Эбелсу не удалось задуть все даже с третьего раза. Они одновременно дунули в самую середину и в следующий миг столкнулись лбами. Эбелс тихонько засмеялся и даже отложил пиццу, чтобы притянуть к себе Джесси и столкнуться теперь уже только губами. Он улыбался в этот мягкий, как цветок поцелуй, пока Разерфорд шутливо валил его на диван, и чувствовал себя самым счастливым человеком на свете. — Ты такой придурок, — пробормотал Зак. — Но я люблю тебя.