Городок под названием Кёрн

Я вот подумал, а как начинать первую главу? Как открыть двери в текст? Я подумал, что начать текст именно этим вопросом, будет довольно неплохо. И когда этот вопрос я уже задал вам, перейду к тексту. Обычно когда люди пишут книги, они переносят нас в иной мир, другую реальность. Даже если текст повествует нам о нашем времени и нашем мире, текст должен быть невероятно захватывающим, ибо по другому читателю просто наскучит его читать. Зачем читать о том, что происходит за окном, если мы сами можем посмотреть в тоже окно, и узнать что за ним происходит? Так давайте же перенесемся в мою историю, которая будет рассказывать о маленьком городке Кёрн. Городок этот был, довольно обыден, не дождлив, с простым народом. Богачей в нем было от силы два-три, и те были из государственных служб. Но дни этого города, о которых я бы хотел вам рассказать, были довольно угрюмы. Почему же? Да потому что вот-вот состоится казнь. И не просто казнь, казнь известного солдата, да еще и методом Лингвидзже. Что за метод такой? Никогда о нем не слыхали? Логично. Казнь эта называлась так, потому что приводилась в действие штыком Лингвидзже. Опять возникает логичный вопрос, что же такое штык Лингвидзже? Ну, тут одним то предложением не обойтись. Начнем, пожалуй, с того, что народ этого городка хоть и был простым, но это не отнимало у них высокомерие и гордость. Причем каждый гордился сам за себя. И вот, пять лет тому назад, жил такой кузнец по фамилии Лингвидзже. Жил с матерью, отца у него не было, и был он не единственным кузнецом в городе. Как бы то ни было, но хоть он и учился на кузнеца, хоть и читал много литературы, а за свою карьеру ничего сделать у него не вышло. Ни доспеха, ни оружия. Другой бы уже бросил это дело, но тот упорно твердил себе, что у него все получиться, подкрепляя это тем, что его дед, по материной линии был добротным кузнецом. Однако, в городе знали о его неудачах и каждый раз в общественном месте, кто-то больно, а кто-то не очень шутили про него. Самым мерзким (так говорил сам Лингвидзже) был Фрер и его шайка. Если они встречали его, то высмеивали его превселюдно, а если людей было мало, то еще и избивали. Каждый раз он приходил домой, к матери, которая успокаивала его, подкрепляя это тем, что Фрер и шайка «ужасные твари, которые здохнут в канаве». Это приободряло его, и он вновь пытался быть кузнецом. Но где-то там. В глубине души. Где таились все сомнения этого парня, он понимал. Он понимал, что и мать и Фрер одновременно правы и не правы. Фрер прав, потому что кузнец из Лингвидзже действительно плохой, но не прав, потому что избивал его и издевался над ним. В то время как мать была права, потому что Фрер действительно был человеком, не из лучших. Но была не права в том, что Лингвидзже хороший кузнец. А потому мотаясь от мнения к мнению, он решил не выходить из прежней колеи и продолжал жить как жил. И так бы он, наверное, еще долго бы жил, может быть, когда-нибудь бы образумился, если бы в один прекрасный вечер он не выковал отличный штык. Штык тот был отлично сбалансирован, без внешних и внутренних изъянов и даже с удобной и красивой рукояткой. Дориан (так звали Лингвидзже), был настолько в восторге, что всю ночь не спал, выжидая утра, что бы показать его людям. А потому, как только на рынке появились первые люди, он, не обдумывая побежал устраивать представление. Первая толпа была удивлена штыку и даже хлопала молодому кузнецу. Но вот со второй толпой, подошел и Фрер, а будучи хорошим воином, он быстро нашел весомый недостаток изобретения. Длинна. Штык был слишком короткий для боя. Фрер вновь больно унизил Дориана при толпе, чем заставил кузнеца уйти обратно в кузню. Но Лингвидзже не сдавался. Два дня он работал над штыком длиннее, соблюдая все пропорции оригинала. Но только вот в конце ничего не вышло, и вновь получилась только неказистая мотыга. Не выдержав поражения, Дориан пошел в кладовую и заперся там. Все попытки матери достать его оттуда успехом не обвенчались. Три часа он сидел в кладовке: плакал, кричал, бил стены, ел сыр, вновь плакал. Под конец третьего часа на его устах твердилась только одна фраза — «Я бесполезен!», а в глазах читалась только жажда мести. Он вышел из кладовой и, не обращая внимания на мать, вышел на рынок. Там как обычно стоял Фрер. Лингвидзже подошел к нему и, не дав противнику сказать очередную насмешку, отвесил ему пощёчину. Вскоре завязалась драка, в ходе которой Фрер здорово пострадал. Дориан же вернулся домой и сразу лег спать, чем удивил мать. Проснулся он ночью, как и ожидал, и, выйдя из дома, отправился в свою кузню. Там, дрожащими руками, он взял свой штык и медленно пошагал на площадь. Убедившись в том, что его никто не видит, он стал на колени и дрожащими руками, резко воткнул себе штык в грудь. Как он и ожидал, его мертвого, посреди площади нашли утром. Логично было полагать, что единственным кто мог, так жестоко убить простака, был Фрер, с которым у Дориана, накануне, была стычка. Именно поэтому через час Фрера арестовали и отправили в темницу. Мать, узнав о смерти сына, не посмотрев даже на тело, упала в горячку часов на восемь. Обхаживала ее соседка Лингвидзже — Лониа. Как утверждает сама Лониа, женщина постоянно, что-то твердила про месть, на протяжении всех восьми часов. После она встала. Было видно, что ей полегчало. Через час, она, обдумавши все, вышла из дома и направилась к башне стражи. Заплатив взятку секретарю, она без очереди, вошла к командиру стражи Рейну. Перейдя сразу к делу, она просила только об одном — вышей мере наказания для Фрера. Городок был гуманистический, и высшим наказанием было отсечение головы, что Лингвидзже явно не устраивало. Рейн спросил о цене. Та ответила, что готова на любую цену. Тогда капитан осмотрел ее своим взглядом: ей было, от силы лет сорок, и она была довольно привлекательна, особенно, для такого мужчины в годах как он. Прищелкнув языком, он ответил, что придумал достойное наказание за достойную цену: Фрера будут бить тем же штыком в грудь столько раз, сколько часов Лингвидзже продержится в постели капитана. Казнь будет проходить на главной площади, месте где «убили» Дориана. Помявшись с минуту, та согласилась, и они договорились встретиться в девятом часу, в доме Рейна. В девять часов вечера, она явилась к нему в дом, и безо всяких церемоний, отдалась ему. До пяти часов утра, за полчаса до начала казни, она продержалась и тяжелой походкой подошла к окну и села возле него. Окно у дома капитана выходило на площадь, где должна проходить казнь. Рейн вышел и побрел в замок. В половину шестого началась казнь. Беднягу Фрера притащили на площадь, закованного в цепи, и поставили на колени. Весь в слезах, он стоял перед палачом и пытался что-то кричать. Девять ударов. Девять раз штык пронзил грудь Фрера. На девятый раз, Лингвидзже дернулась, упала со стула и застыла замертво. Фрера казнили, Рейн сбежал в изгнание от «Фреринов», а город целый месяц гудел об этом событии. У Людей были разные мнения, разные выводы. Все они говорили, что кто-то прав, а кто-то не прав. Никто не говорил только про одно. Никто не говорил, что он сам может быть не прав. А потому я, как человек считающий, что истины не существует, продолжу эту историю без капли окраса лично от себя. Так вот. Начнем мы, пожалуй, с того, как звали человека, обреченного на казнь. Звали его Топин, и он был бравым, хоть еще и молодым воякой. А за что его казнили? Ну, тут уже одним предложением не обойтись. Стоит начать с того, что в городе, за два дня, перед тем как Топина казнили, выбрали нового мэра. Так вот. Проснувшись рано утром, Топин, увидел, что его дочь похитили. Ну, точнее, сначала, у него закралась надежда, что она осталась в трактире. Но заглянув туда, он понял, что ее там нет, и не было со вчерашнего вечера. Тогда он вернулся домой, и полон отчаянья, смотрел в одну точку. На его лице не происходило никаких процессов. Я уверен, что в его мозгу так же не происходило никаких процессов. Просидев так с полчаса, он встал, взял бутылку вина и, умудрившись выпить ее залпом, разбил ее себе о голову и упал на пол. Проспал он около трех часов. Когда он проснулся, он начал трезво мыслить. Его логическая цепочка заключалась в том, что если его дочь выкрали, то выкрали ее не просто так. Значит в скором времени, к нему придут и скажут, что от него хотят, а ради своей дочурки он сделает все что угодно. Так и случилось. Ближе семи часам вечера, в его дом вошла стража. Сказав лишь «Иди за нами», стражники вышли из дома и двинулись в сторону сторожки. Тот покорно вышел и побрел вслед за стражей. Максимально незаметно добравшись до сторожки, они вошли внутрь и сразу же усадили солдата на стул, связали ему руки, после чего вышли. Когда в комнате, казалось, никого не осталось, из темноты вышел маленький мужчина в богатой одежде. Как сразу вспомнил Топин, это был кандидат в мэры. Если не учитывать наигранный смех Лафена (кандидата) и его неуместные аллегории, то разговор у них выдался короткий, а суть его была такова: Топин сжигает трактир, где на следующий день будет праздновать победу нынешний мэр, а Лафен отпускает его дочь. Оставшийся без выбора солдат, соглашается и его отпустили домой. Уже дома про его поведение нельзя написать хоть что-то. Он то пил, то плясал, то кричал, то без умолку смеялся. Одним словом медленно, но верно ехал с катушек. Проснувшись на следующий день в двенадцать часов дня, и поняв, что праздник уже начался, Топин схватил спички и масло, положил это все в сумку и побрел к трактиру. На этом моменте я хотел бы остановиться. Дело в том, что когда он стал у трактира, в его голове начались роиться сомнения, мысли которые не были адекватными. Все что он думал в тот момент, было не связным и полностью не имело смысла. А потому лучше расскажу вам то, что происходило в, то время в башне, где держали дочь Топина, Лору и в трактире, где проходил праздник. Начнем с башни. Находившийся в заточении уже второй день, Лора, не падала духом и так как была дочерью солдата, вовсю готовила план побега. Надо сказать, что девочке было одиннадцать лет от роду, и была она довольно смышлёная для этого города. План был таков: залезть на крышу башни, прыгнуть на козырек, спрыгнуть с козырька на мостик, пробежать по узкому мостику к окраинам города. При таком раскладе она не должна была сломать себе ноги и успешно сбежать от стражи. И если спрыгнуть с крыши, а потом и с козырька ей удалось, то вовремя побега по мосту, она испугалась стражника и, поскользнувшись, упала вниз. Внизу, на высоте около ста метров была вода. Лафен аж поперхнулся, когда увидел, как она плюхнулась в воду. Схватившись за голову, он зашел в свою палатку и не выходил оттуда до самого вечера. Если же говорить про трактир, то дело тут происходило куда интереснее. Мэр города, Тэон, весь день носился с кошкой губернатора, которую на днях ему привезли гонцы. Весь праздник он крутился с ней, пытался показать ее окружающим, тем самым зарабатывая уважение губернатора. Казалось он, уже испробовал все идеи, когда его осенила мысль. Поджечь трактир, и вынести оттуда кошку. И именно в тот момент, когда Топин передумал поджигать трактир, и ушел по дворам так, что никто не видел, как он уходил из-за задней стороны здания, а видели только то, что он туда заходил, Тэон, поджигает трактир. Однако, из-за отсутствия плана, выбраться быстро никому не удалось. Через десять минут после начала пожара, из окна второго этажа, вылетел горящий мэр города и мертвый покатился по земле. Из его цепких рук вырвалась, чудом не пострадавшая, кошка. В этот же день во всем обвинили Топина, а через три дня его казнили штыком Лингвидзже. И Топин, и Дориан, всего лишь жертвы обстоятельств, созданных неписаными законами общества. Дориана «заковали» в кандалы неудачника, из-за чего они и убил себя. Топин же был слишком жалким, что бы противостоять такому «большому» человеку в обществе как Лафен. Если говорить про Фрера, то он не заслужено стал жертвой коррупции, ведь хоть и унижал Лингвидзже, но на казнь, да еще и такую, явно не заслуживал. Мать Дориана, пошла на такой шаг, опять же из-за общественного мнения. Ведь никто не принимал ее сына в серьез, из-за чего он и убил себя, что и привело к ее не просветному горю. Тэон мог, стать жертвой заговора, а стал жертвой собственной глупости. Но в отличие от Тэона, у Рейна был выбор, но он выбрал опасный вариант, что вскоре привело к изгнанию. Топин, Дориан, мать Дориана, Лара. Все они шли на отчаянные шаги, сделать которые их заставляли суровые рамки, общества или его «вождей».