***
Шиномия продолжал наблюдать. Вот любимые руки приподнимают влажную от пота футболку и неаккуратно протирают ею лицо. Вот желанные губы растягиваются в радостной улыбке, такой красивой, чувственной, хотя и адресована она не ему. А вот изумительные сапфировые глаза, мерцающие из-под длинных ресниц ярким пламенем, которые также обращены не к нему. Хаято не отрывая глаз смотрел на Нанашиму, а тот — на Серинуму. Он чуть ли не каждый раз спрашивал себя — не больно ли ему? Ответ все время был один и тот же — больно. Очень больно. Невероятно трудно наблюдать за человеком, от которого без ума, и который влюблен в другую. Причем, так же безответно. Хаято было тяжело смотреть на то, как гаснут яркие блики в любимых глазах, а натянуто-радостная улыбка все еще держится на губах только благодаря силе воли, когда Серинума крепко обнимает Муцуми-семпая, счастливо улыбаясь. Но Шиномия все еще стоял на месте. Стоял, и не решался. Разве Нанашиме нужны чувства едва знакомого парня из младших классов?***
Хаято казался себе отвратительным. Каждую ночь возбуждение накатывало огромной волной, мокрые сны и бесконечные фантазии не позволяли ему спать, заставляя неистово удовлетворять себя со слезами на глазах. Почему разум упрямо подсовывает ему пошлые мысли и тело не сопротивляется им, когда Нанашиме так плохо? Почему он постоянно, в каждом сне, каждой фантазии, представляет себя в любимых объятиях? Чувствует одурманивающие прикосновение горячих рук, опьяняющие поцелуи влажных, слегка обветренных губ, ласковый шепот, который бормочет смущающие нежности ему. Именно ему. Не Серинуме. Хаято довел себя до ручки. Он не мог сопротивляться этим желаниям, накрывающей с головой страсти, поэтому чувствовал себя виноватым. Разве он имеет право на такое, когда его любимый так страдает?***
Шиномия все еще смотрел. Если бы его попросили дать обозначение своему поведению, то он бы без всякого сомнения заявил — он одержим. Хоть как бы он не пытался, у него не получалось оторвать взгляд от Нанашимы Нозому. Ему было важно все в нем — он ловил каждое движение, каждый взгляд, каждый вздох… Он просто не мог отказаться от своих чувств. Внезапно, весь его мир сжался до единой точки, единого человека, который значил для него все. Ведь это же называют одержимостью, не так ли?***
Шиномия был на пределе. Он довел себя практически до невменяемого состояния, и не мог выбраться из собственноручно созданной пропасти. Он когда-то читал, что сильная безответная любовь может довести до безумия, но никогда не думал, что это случится с ним. Хаято перестал смотреть. Он чувствовал, что еще один случайный взгляд — и он не выдержит. Просто разрыдается у всех на глазах, упадет на колени и будет умолять. Умолять обо всем, что угодно, только бы стало хоть немного легче. Только бы эта пытка закончилась. А на Шиномию смотрели. Эти самые нефритовые глаза. Смотрели с беспокойством и нежностью, с чувствами. В них плескалась искренняя забота и тепло. Но Шиномия больше не смотрел. Не видел.***
Теплые, чувственные губы, слегка обветренные, как и в фантазиях Шиномии, что ласкали его собственные; полуприкрытые от наслаждения смарагдовые глаза, длинные бледные пальцы, что крепко запутались в пепельных волосах… Шиномия смаковал этот сон, уж слишком реалистичный, и поэтому самый прекрасный из всех, вдыхал полной грудью родной аромат, путался ладонями в светлых волосах, которые так мечтал хоть когда-нибудь потрогать. Горячие объятия одурманивали и Шиномия безропотно поддавался моменту. Ведь только здесь, в своих снах, ему настолько хорошо. — Шиномия, Шиномия… Губы Хаято бессильно растянулись в улыбке. Он знал, что нельзя настолько глубоко тонуть в своих мечтах, ведь оттуда совершенно не хотелось возвращаться, но ни тело, ни разум не желали слушаться. Хаято не хотел отказываться от лучших моментов в своей жизни. — Шиномия, очнись же… Он нехотя разлепил глаза и всмотрелся в родные, уже изученные наизусть черты лица. Этот Нанашима слишком реален. Неужели он окончательно сошел с ума? — Черт, Шиномия, я ведь тебя всего лишь легко чмокнул, а ты сознание потерял от такой мелочи… Что? Не сон? — Нанашима-семпай, это ведь сон? — Хаято все еще не мог поверить. Он оглаживал жадными руками каждый сантиметр его тела, все, до чего только мог дотянуться, всматривался в любимые глаза, ожидая увидеть какой-то подвох, но те, абсолютно реальные, сверкали только беспокойством и нежностью. — Да не сон! — Нанашима был взволнован. Только он решился на серьезный шаг, как Шиномия свалился в обморок прямо в его руках. — Ты в порядке? — Не сон… не сон… — губы Хаято бесконечно шептали всего одну фразу. Он целовал, обнимал, прижимал к себе, в перерывах между поцелуями вновь шепча самую важную для него фразу. — Нанашима-семпай, я люблю тебя. Я очень люблю тебя. — Да, я знаю. — Хаято почувствовал легкую улыбку, и последующий за ней страстный ответ на поцелуй.***
У вас когда-нибудь сбывалось самое заветное желание? Я думаю, вы согласитесь, что это самое лучшее чувство на свете.