Стадия грубого реализма

— Я делаю все, что могу… — голос дрожал, а пальцы блуждали по шевелюре, растрёпывали волосы, бегали по ним, — Что я ещё должен сделать? Автор обернулся на жужащий ноутбук, нервно сглотнул и отвернулся. Клавиатура стёрта от частых нажатий. Слишком много букв. Пора ставить это предупреждение над своими текстами. "Слишком много букв. Слишком мало смысла." В зеркале отражаются темно-карие ямы, без конца и края. Глаза Автора с недавних пор не были зеркалами души и зеркалами в целом. Именно ямы. И никак иначе. Увидеть бы манящие ярко-зеленые глаза, которые Автор выдумал когда-то. Но стадия грубого реализма не предусматривает ничего мистического. Никаких «девочек-катастроф» не планируется. Он провёл пальцами по зеркальной поверхности, ничего, кроме холода, не чувствуется. Вспомнились строчки: «Без тепла в руках слишком холодно… Я один среди городских картин…». Автор вздрогнул, в самом деле холодок пробрал его. Резко отстранился от зеркала и побрёл к клавиатуре. Последняя капля готовится вылиться на белый лист Ворда. Время писать. *** — Я бы хотела писать также, как ты. Автор резко развернулся к маленькой фигуре и скривил губы, пытался сотворить улыбку. Вспомнил картины, что посещают его ночью. Вспомнил неистребимые круги под глазами. Он бы с охотой отдал свой талант за спокойные ночи и приятные сны. Автор делает шаг. Девушка отступает. Еще один. Когда спиной девушка касается стены, Автор подходит слишком близко и опирается рукой на стену. Наклоняется и говорит внушительно: — Лучше не стоит. Отстраняется от нее, разворачивается к ней спиной и идёт прочь. Видит Бог, он не хотел быть примером для подражания. Об этом он заявляет своему личному психологу, пока тот поджигает кончик своей сигареты. Тот говорит что-то крутое и умное, но до Автора слова эти не доходят. Издевается. Или просто не понимает. А ведь писал после простыни текста: «Как же я тебя понимаю!» Точно, издевается! Хочется крикнуть в это счастливое лицо: «Катись к чёрту!», влепить пощечину, вдарить как следует, но вместо этого серьезно кивает, говорит, что нужно домой. Психолог личный понимает, прощается и говорить опять что-то умное. Трехэтажный мат едва не срывается с языка, но Автор держится, уходит молча. Идёт не домой, а в сторону шумного, вечно живого, искрящегося светом и шумом МКАДа. Стоит на остановке, дрожит на ветру и ждёт чего-то. Постоял и пошёл в сторону укромного места, небольшой речушки, у которой кольцевую дорогу почти не слышно. Автор мечтает увидеть там «девочку-катастрофу», но никого не встречает. А жаль. Молча сидит на каменистой поверхности, машет ногами и рассеянно кидает камни в речку. Стадия грубого реализма не допускает «девочку-катастрофу» к придумавшему её Автору. МКАД шумит, уходить не хочется, а остаться никак не получиться. А жаль. *** Пустые вагоны Автору встретить не пришлось. Но кругов семь прокатиться он успел по любимому Кольцу. Бесплатный интернет, любимый запах метро, удобное место. Никого Автор не ищет. Девочка блуждающим взглядом оглядывала всех, в том числе оглядела и Автора. Каталась она явно дольше, чем этим занимался писатель, и вот она точно кого-то искала. Вот она была точно одна среди городских картин. Автор поднялся со своего места, и сел у девочки. — Ищешь Мишу? — спросил Автор и не получил ответа. Девочка не собиралась отвечать, но слишком старательно делала вид, что никого рядом с ней нет. — Ви-и-ик… — протянул Автор, внимательно следя за лицом девушки. Она должна себя чем-то выдать, лицо у неё представлялось автору, который её придумал. И Мишу он тоже придумал. Но девочке плевать. Она выглядывает во входящих в вагон людях того самого. И не находит. Автор помнит, что его она так не найдет, и больной разум придумает себе замену. Автор слишком поздно понимает, что с ним что-то не так. Когда на место девочки садится какая-то баба, писатель тяжело вздыхает и отворачивается. При стадии грубого реализма написанные автором персонажи никогда не станут реальными. Так почему же Автор видел её? *** Автор едва не уснул за клавиатурой. Но щелчок и новое сообщение прогнали остатки сна. Знакомая спрашивает: «Пишешь новый фанфик?». Писатель кивает, но вспоминает, что общение происходит виртуальное, а не реальное, и пишет в ответ: «Да… Новый фанфик, лишённый всякой надежды.» Затем вырубает к чертям браузер и включает Сплин. Глаза не слипаются, несмотря на второй час ночи, голос Васильева держит на плаву сознание Автора, мешает задремать. В одном из неснятых фильмов Федерико Феллини, или ненаписанных фанфиках несчастного Автора герой на героине. И героиня на героине. Или героиня ищет героя, как Герда искала Кая. Только в случае этого Автора Герда так и не находит Кая и выдумывает его самостоятельно. — Зря ты думаешь о смерти… — напевает Автор и при этом печатает текст. В голове все картинки уже сложились в фильм, пусть и не фильм Феллини. Автор не проверяет свои истории, перечитывать их любит через полгода после публикации. Тогда фильм снова проигрывается в голове, в уголке глаз появляются слёзы, ибо душевность чувствуется, и становится светлее на душе. Никто, кроме близких приятелей, текст не оценит. Остальные не знают имён, не знают истории за ними. Критика режет ножом по душе, причём, ржавым. Критика нокаутирует писателя, он не пишет целую неделю кряду, чувствуя пустоту. Но она проходит, когда Автор выходит на рельсы и видит маленькую фигуру на них. Резкая догадка страшит писателя, но он все-таки окликает её: — Ань? Она оглядывается, и глаза её блестят изумрудом. Сердце тревожно ёкнуло в груди. Девочка-катастрофа. Она волновала Автора с дня написания рассказа. Теперь она стоит почти рядом и ничего не спешит объяснить. Грубый реализм трескается прямо на глазах. Он делает шаг вперёд, и девушка не спешит исчезать. — Стой! — кричит Автор, — Егор! Она и так стояла. Зачем кричать его имя? Автор подбегает к замершей девушке и пытается коснуться её руки. Пальцы проходят сквозь бледную руку. Автор ошеломленно смотрит на девушку, она улыбается и приговаривает, растягивая слова: — Я приношу всем только одно… смерть. Раздается протяжный гудок электрички. — Я тебя создал! — кричит Автор, перекрикивая шум, — Почему? Почему Егор спасся, а я… Она касается пальцем его губ. Холодок пробегает по телу, а затем чужие холодные губы касаются щеки Автора. Грубый реализм разбивается в щепки. По всем законам реализма этого не должно было случиться. Девочка-катастрофа отстраняется от Автора, соскакивает с рельс и улыбается: — Может, потому, что ты — не он? Грубый реализм разбивается в щепки от не успевшего затормозить локомотива.

***

— Те духи, с которыми ты общаешься… Автор поднимает удивленный взгляд. Личный психолог выглядит весьма обеспокоенным. — Какие духи? — спрашивает удивленно Автор, и хотел было спросить ещё кое-что, но психолог прервал писателя. — Что эти духи думают о тебе? Автор ненадолго задумывается, а затем все-таки отвечает: — Я их создал. Наверно, они должны быть благодарны мне. И, кстати… В лице собеседника что-то меняется. Весь — внимание. Усмешка касается лица Автора, и он говорит: — Катитесь вы к чёрту! Автор разворачивается и уходит, прямо навстречу яркому свету, ошеломленным машинистам и грубому реализму, который через пару секунд разобьет его в щепки.