***
Просыпаясь утром от звонка будильника, он без особого удивления осознает, что Сехун уже убежал на работу. Тело ноет от неудобной позы во время сна, и парню приходится размять затекшие мышцы. Заметив бегущего навстречу Виви, радостно виляющего хвостом, Кенсу улыбается. Он был бы рад присесть на корточки и взъерошить его шерсть, но столь короткая утренняя зарядка и кресло вместо кровати не дают ему возможности так хорошо сгибаться утром, поэтому он просто сразу же направляется на кухню, чтобы покормить это кудрявое чудо, ведь, кажется, Сехун снова был слишком занят для того, чтобы закинуть в микроволновку уже заранее приготовленную для питомца кашу с кусочками мяса. По дороге на кухню парень понимает, насколько же он искренне рад тому, что у него нет аллергии на шерсть.***
Каждый, наверняка, знает такой момент в году, когда отопительный сезон еще не начался, а холод уже пробирает до костей, заставляет сжаться непонятным комочком из свитеров и шерстяных носочков и укутаться в плед. А знает ли кто-нибудь, насколько холодно приходится флористу даже жарким летом, особенно если сам флорист очень теплолюбивое существо? Цветы требуют холода, в противном случае быстро увядая, а небольшой магазинчик не может позволить работнику прыгать или бегать в моменты, когда становится прохладно. И если летом еще можно выбежать на улицу и погреться, то дождливым и ветреным ноябрем приходится натягивать ворот свитера практически до глаз и дышать, из-за чего создается некая иллюзия теплого помещения. Именно в таком месте и работал теплолюбивый Кенсу. Аллерголог настоятельно рекомендовал ему сменить место работы, потому что цветочная пыльца могла спровоцировать развитие аллергии и на нее. Парень лишь уверял, что, как появится возможность, обязательно уволится и устроится куда-нибудь в другое место, вот только возможность как-то не появлялась, потому что бухгалтеров - тысячи, и обязательно находились те, кто были лучше, опытнее, приятнее в общении. В общем, не складывалось у него как-то со сменой работы. К тому же составление букетов и упаковывание подарков безумно нравилось ему, и каждый раз, когда он занимался этим, он вспоминал, как в детстве просил маму отвести его в кружок по рисованию, потому что его лучшая подружка в садике ходила и умела рисовать собачек лучше. Сначала мама соглашалась, а потом отец настоял на том, что лучше ходить на борьбу и быть спортивным, чем к двадцати годам закидываться таблетками от вечного сидения на стуле и рисования. Так потенциал не был развит, но, видимо, талант все-таки проявлял себя в удачных букетах и красиво упакованных коробках с подарками. Парень не знал, чего ему хотелось от жизни. Кто-то хочет стать знаменитым и купаться в лучах славы, кто-то сделать великое открытие, кто-то изменить мир, а кто-то, как и Кенсу, просто не знает, куда себя применить, чтобы точно быть на своем месте, чтобы без него этот великий пазл из людей и их деятельности не выглядел целым и упорядоченным. Кажется, на данный момент он просто очень-очень хотел согреться, и не просто пледом и чаем, а объятиями и любовью.***
День как-то не задался, начиная тем самым креслом вместо кровати и заканчивая женщиной средних лет, которая, по-видимому раньше работала в цветочном магазине и теперь с умным видом советовала Кенсу, как расположить розы и каких цветов добавить. И все бы ничего, если бы не ее самодовольное выражение лица и взгляд, показывающий, что она тут разбирается лучше всех и вообще стоит засунуть свое мнение куда подальше и молча подбирать самые свежие цветы. Если же цветок будет немного вялым, то человек, хотя бы месяц проработавший флористом, обязательно бы это заметил, а парень очень опасался новой нервотрепки. Наконец собрав этот злосчастный букет, женщина с довольным видом расплатилась и ушла, а Кенсу, стараясь улыбнуться при прощании и не забыть добавить "Приходите к нам снова!", уже тянулся за веником и совком, чтобы убрать обрезанные концы стеблей и кусочки упаковочной бумаги. Время стремилось к десяти вечера, оставалось пять минут, и Кенсу уже хотел было закрывать магазин, как через стеклянную входную дверь магазина заметил какого-то парня, который забавно перепрыгивал лужи, несясь в сторону магазина и размахивая одной рукой, по-видимому, стараясь привлечь внимание Кенсу. Второй он прижимал толстую папку к голове, стараясь укрыться от маленьких холодных и поэтому противных капель дождя. Кенсу был страшно уставшим, да и парень не был достаточно близко, поэтому он мог бы закрыть магазин и солгать себе, что не заметил никого в силу плохого зрения, но совесть, смешанная с каплей сострадания к промокшему человеку, не позволила ему совершить задуманное. Он снова нацепил дежурную улыбку, мысленно молясь всем богам, новым и старым, чтобы парень купил какую-нибудь розу и побыстрее тем же прыгающим полубегом помчался ее дарить. - Добрый вечер. Чем я могу вам помочь? - по-фальшивому бодро, добро и приветливо проговорил заученную фразу Кенсу, стараясь скрыть усталость и досаду во взгляде. - Извините, что задерживаю вас, - с нескрываемой одышкой проговорил покупатель, - пожалуйста. У вас есть комнатные растения? - Конечно, они немного дальше, позвольте показать. Ищете что-то конкретное? - Кенсу немного удивился, ведь обычно интуиция и любовь к изучению окружающих по их манере одеваться его не подводили, и до этого момента он практически на все сто процентов был уверен в том, что этот парень, одетый в пальто и замшевые туфли, которые не особо подходили для данной погоды, спешит на свидание с красивой девушкой. - Мне нужно что-то неприхотливое, - немного растерянно улыбнувшись краешками губ, ответил парень. - И желательно чтобы не требовало хорошего освещения. - Думаю, вам могут подойти кактусы или суккуленты, - предположил Кенсу, направляясь к полке с данными растениями. - Первый раз покупаете себе растение? - Да, это так заметно? - смутившись, проговорил парень. - Ну, я не первый день здесь работаю. К слову, до вас приходила женщина, которая, видимо, работала в цветочном магазине намного дольше меня, поэтому всячески старалась мне помочь или указать, как составить букет правильнее, - улыбнулся Кенсу, мысленно отмечая, что нечасто вечерами разговорчив, особенно с покупателями, особенно с теми, кто задерживают его, когда его рабочий день уже завершен. - Не хотите приобрести так называемое денежное дерево? Или, например, эониум. На самом деле, их существует очень много видов, и в нашем ассортименте представлены лишь несколько. Кенсу достаточно долго рассказывал парню о имеющихся растениях, внезапно очень увлекшись, и остановился лишь тогда, когда покупатель, немного устало улыбнувшись, сказал, что остановил свой выбор на хавортии. Кенсу хотел было уточнить, какая именно ему нужна, полосатая или жемчужная, но вовремя замолчал, решив проследить за взглядом покупателя, который был направлен в сторону второй. - Вам нужно упаковывать? - задал последний вопрос Кенсу, хотя уже отлично понимал, что вымотал несчастного парня своими скучными разговорами о кактусах и суккулентах, об их плюсах и разнообразии видов. - Нет, спасибо, я на такси, - парень расплатился и, еще раз извинившись, попрощался и ушел. Кенсу взглянул на часы. 22:23. Н-да, его и правда нелегко остановить, когда речь заходит о растениях. Записав последний доход в тетрадь, выключив везде свет, проверив воду и холодильники, парень взял вещи, спрятанные в небольшой сумке через плечо, и вышел, намереваясь закрыть магазин и поскорее пойти домой, но заметил того самого последнего покупателя, стоящего на крыльце, на вид замерзшего и недовольного чем-то. Вдруг его телефон зазвонил, и парень, засунув папку подмышку, достал телефон и быстро ответил на звонок, хотя можно было заметить, как его пальцы дрожали. Кенсу решил не показывать своей заинтересованности, принявшись возиться с замком, который всегда требовал трепетного к себе отношения и времени. - Да, на Центральную 241Б. Да, до Северной 157. Я заказывал такси 10 минут назад, вы обещали, что машина будет через пару минут, - недовольно бурчал парень, заставляя Кенсу на мгновение замереть. Через секунду он продолжил бороться с замком, тем временем раздумывая, стоит ли предлагать свою помощь, ведь жил он в точности рядом - на Северной, только в доме под номером 159. После примерно минуты пыхтения не столько от замка, сколько от раздумий, Кенсу все же решился подать голос: - Я живу в соседнем доме, может, подвезти вас? Парень рядом заметно удивился и поспешил отказаться. Он снова легко улыбнулся и попытался заверить Кенсу, что такси вот-вот подъедет, к тому же он и так задержал его на работе и не хотел бы причинять еще большие неудобства. Как бы в подтверждение его словам через пару мгновений подъехало такси, и поздний покупатель поспешил в машину, снова попрощавшись и поблагодарив за беспокойство. Кенсу лишь осталось удивиться его вежливости и поспешить домой, где есть плед, чай и обогреватель. И дома, уже перед сном, парень решил снова глянуть в окно и, удивившись, заметил ту самую хавортию на противоположном подоконнике. Комнату освещал приглушенный оранжевый свет, так похожий на свет закатного летнего солнца, и Кенсу отчего-то легко улыбнулся, мгновением позже сам поражаясь своей реакции. Задвинув штору, он побрел спать, ведь завтра снова на работу, а с каждой минутой драгоценного сна остается все меньше. Он достаточно долго крутился в постели, потому что ему было холодно, а Сехун не любил спать в обнимку. Когда же Кенсу нашел оптимальную позу для сна и более-менее согрелся, последней, немного неосознанной мыслью перед погружением в царство Морфея был риторический вопрос о том, горит ли до сих пор тот закатный свет в окне напротив.***
Шла четвертая неделя ноября, становилось холоднее, и отопительный сезон все же соблаговолил начаться. Нехотя, медленно и тягуче, но все же начался, и в этот день Кенсу даже захотел отпраздновать с Сехуном возвращение тепла в их дом, предложил купить вина и фруктов, но тот как-то не загорелся идеей, и парень решил, что уж если и будет пить вино, то без фруктов, и не бокал, как планировалось, а всю бутылку. Желательно, когда Сехун будет работать в ночь. Прикинув, когда это будет, он с радостью для себя отметил, что уже послезавтра ему ночевать одному. Год назад он бы расстроился, потому что очень тяжело засыпал в одиночку. Сейчас же он даже немного обрадовался этой появившейся возможности. К тому же завтра должен был быть еще один рабочий день, а после - два выходных. Из-за несовпадающих графиков работы Сехун и Кенсу редко проводили время дома вместе: когда у Кенсу были выходные, у Сехуна была ночь и, соответственно, отсыпной после работы, когда же у Сехуна был выходной, уже работал Кенсу. А еще О часто брал подработки, из-за которых парни виделись еще реже. Ноябрь тянулся серо и тоскливо, все люди ходили сонные и недовольные, взъерошенные и нахохленные, прячась под зонтики разных цветов, которые были единственным источником яркости поздней осенью. Вечерами Кенсу продолжал сидеть под пледом и пить чай, несмотря на теплые батареи. Периодически он рисовал Сехуна и Виви то по памяти, то срисовывал с фотографий на телефоне, то утыкался в книгу, после чего мог забыть о еде и вспоминал о ней лишь тогда, когда Сехун подавал знаки того, что голоден. Тогда парень скорее мчался или разогревать, или скорее готовить что-то быстрое, потому что книга оказалась очень интересной. Не сказать, что он хорошо готовил, но, по крайней мере, риск отравиться его едой был ниже, чем риск отравиться едой Сехуна. И поэтому как-то так сложилось, что готовил Кенсу. Зато Сехун мог починить поломку и неплохо управлялся с техникой: взять хотя бы то, что очень долго глючивший телефон в его руках отчего-то начинал исправно работать. Волшебство, не иначе. Сехун вообще волшебный, думал Кенсу. Точеный профиль, светлая кожа, выразительные скулы, взгляд, прожигающий и цепляющий, он долго не отпускал, заставляя смотреть, не желая оторваться. Еще у Сехуна красивое тело, руки, ключицы - он весь красивый. И чудесный. И Кенсу искренне не понимал, глядя на себя в зеркало в ванной, что О нашел в нем, худом и невысоком, некрасивом на лицо и совершенно не сравнимым с моделями с обложек журналов. Кенсу...обычный? Да, пожалуй, так. Не сказать, что Сехун совсем игнорировал Кенсу. О целовал парня дома, после работы, в щеку, бегло и словно желая отделаться, но все же целовал. В минуты прилива нежности парни могли обняться, но объятия не были такими долгими, как, например, четыре года назад. Кенсу понимал, что уже не интересен, но также он понимал, что просто взять и закончить отношения без веской на то причины не решится никто: оба слишком привыкли к этой жизни и друг к другу, чтобы все вдруг внезапно закончить. И, пожалуй, такие отношения Кенсу считал на данный период жизни наихудшими.***
Кенсу сидел на подоконнике с бокалом вина и в пледе. Да, он собирался выпить бутылку, но ведь это не означает, что обязательно стоит пить непосредственно из бутылки? Вино, как считал Кенсу, стоит пить красиво, из бокала и желательно с гордым видом, хотя последнее необязательно. В этом он видел эстетику точно так же, как Сехун видел эстетику в курении и в сигаретном дыме. Парень повернул голову, вглядываясь в окно напротив. Он достаточно давно не проверял, как поживает не так давно купленное растение. С первого взгляда могло показаться, что все в порядке, но Кенсу предпочел вглядеться и заметил, что листья растения стоят немного увядшие. Конечно, с расстояния между домами нельзя было разглядеть, влажная или сухая земля, и парень, будучи уже выпившим, решил, что стоит уведомить того светловолосого парня в обуви не по погоде, что такая опека растению не нужна, и если он будет так же отчаянно его заливать водой, надеясь, что оно перестанет увядать, корни могут загнить, и хавортия погибнет. Тут в окне показалась его светловолосая макушка. Точнее, парень прошел мимо окна с немного опущенными плечами и достаточно большой кружкой в руке. Кенсу сразу же попытался просигналить о своем присутствии, начав размахивать руками, из-за чего сразу же вспомнил, как тот парень бежал тем вечером за растением для уюта. Но, видимо, парень его не заметил, и Кенсу, не желая оставлять несчастное растение на растерзание несведущему человеку, спрыгнул с подоконника, оглядываясь. На глаза попался блокнот, и он, не раздумывая, вырвал оттуда листок, быстро складывая из него самолетик. Открыв окно и поежившись от холода, он с силой запустил самолетик в стекло соседа. Реакции не последовало, и тогда Кенсу снова сделал самолетик. Кажется, во второй раз он запустил его с большей силой, потому что через пару мгновений в окне снова показалась светловолосая макушка, только вот на этот раз парень из окна напротив с непониманием смотрел на Кенсу, который знаками пытался показать ему, чтоб он открыл окно. Когда он все же открыл его, Кенсу сразу же, не считая нужным здороваться, выпалил: - Не стоит поливать ее слишком часто. От этого корни могут загнить. Скажи мне, сейчас земля очень влажная? - Ох, здравствуйте... - удивился такому напору парень, бормоча приветствие и глупо моргая. - Кажется, да. Мне стоило расспросить вас об этом подробнее сразу, наверное. - Конечно стоило! - не унимался Кенсу. - Как давно она в таком состоянии? - Где-то пару дней, - все также сонно пробормотал парень, отпивая из кружки, видимо, что-то горячее. - Тогда, извини меня, конечно, но срочно одевайся, хватай несчастное растение и дуй ко мне. Что-то мне подсказывает, что еще немного - и ее уже не спасти, - серьезно проговорил Кенсу и, уже намереваясь закрыть окно, вдруг вспомнил. - Соседний дом, четвертый подъезд, 63 квартира. Жду. Кенсу закрыл окно и миленько улыбнулся, глядя на ничего не понимающего парня с огромной чашкой руках, растрепанного, но, кажется, уже не такого сонного. Он решил не сидеть у соседа над душой на подоконнике и, подумав, что, если все-таки он захочет, тот придет и без долгого гипнотизирования его комнаты парнем-флористом, переместился на то самое удобное кресло. Прошло пять минут. Потом десять, потом пятнадцать. Кенсу расстроенно вздохнул, поднимаясь с кресла, чтобы подойти к подоконнику за своим вином, но внезапно раздавшийся стук в дверь заставил вздрогнуть, мгновенно обернуться и обрадоваться где-то глубоко в душе. Решив, что до вина он доберется чуть позже, парень поспешил открыть дверь. На пороге стоял тот самый светловолосый сосед, в одной руке держа растение, а в другой - какой-то пакет. Он смущенно смотрел на хозяина квартиры, совершенно не зная, что можно сказать в два часа ночи человеку, к которому ты вроде как пришел в гости и которого ты видел всего пару раз в своей жизни. А Кенсу просто был удивлен тем, что его просьбу восприняли всерьез, а еще тем, что на госте не было (относительно) привычного пальто и замшевых туфель, а были простые куртка и старые кроссовки. Было в этом моменте что-то до жути смущающее и непривычно-странное. Вскоре опомнившись, Кенсу поскорее пустил парня внутрь, забирая из рук растение и объясняя, куда повесить куртку и куда поставить кроссовки. Пока его сосед переодевался, хозяин квартиры критически оглядывал растение, глубоко в душе понимая, что так-то ничего особенно страшного тут нет - нужно просто пересадить, но пересадка могла бы подождать, причем не только до утра, а даже, пожалуй, пару дней. Но сам тот факт, что кто-то, знакомый лишь относительно, решился посреди ночи прийти спасать суккулент, очень грел душу, и Кенсу решил, что иногда в жизни все-таки стоит совершать безумные поступки. Тут его взгляд зацепился за пакет, который парень принес с собой, и хозяин квартиры решил спросить, что в нем, хоть этот вопрос и казался довольно странным. - Тут фрукты. Я видел из окна, что Вы сидели с вином, и я решил забежать в магазин за чем-нибудь, ведь как-то неудобно с пустыми руками приходить, поэтому и задержался, - он легко улыбнулся, поправляя рукава свитера и поднимая пакет, а Кенсу вновь удивился и теперь тоже смутился, вновь думая о том, что растение могло подождать и что вообще можно было позвать парня в магазин, а не к себе домой. - Кстати, мы так и не познакомились. Ким Чунмен, - парень протянул руку для рукопожатия, продолжая также слабо улыбаться. Тут из темной комнаты медленно вышел сонный Виви, мгновенно насторожившись, заметив незнакомца. Чунмен в этот момент ярко улыбнулся и наклонился к настороженному псу, аккуратно протягивая руку и давая себя обнюхать. Когда собака немного расслабилась, парень провел рукой по мягкой шерсти, сразу же спрашивая имя очаровательного, как он выразился, создания. - До Кенсу, очень приятно, - не обратив внимания на прошлый вопрос, как-то на автомате выпалил парень, осознав затем, что это прозвучало предельно глупо, и опустил взгляд, смущаясь и сразу же добавляя. - То есть его зовут Виви, да, извините. И вообще не стоило ничего приносить. Мне, наверное, не стоило даже звать тебя...кхм...Вас посреди ночи, это как минимум было странно с моей стороны. - Давай на "ты". К тому же раз растение нужно спасать, так почему нет? Могу честно признаться, что я не вор и не убийца, я просто отчаянный человек, - он тихо усмехнулся, сжимая в руках пакет. - И потом я тоже очень рад познакомиться, До Кенсу. И с Виви тоже, - Чунмену очень хотелось как-нибудь пошутить про "очаровательное существо До Кенсу", но он решил лишний раз не смущать милого и такого же отчаянного соседа. Посчитав нужным не томить гостя разговорами у порога, Кенсу быстро пригласил Чунмена на кухню, сразу же ставя растение на подоконник, словно по привычке. Забрав пакет из рук Мена и снова поблагодарив его за это, парень заглянул внутрь, замечая пару апельсинов, яблоки и манго. Также рядом лежал небольшой кусочек сыра, и на Кенсу снова накатила волна смущения от происходящего - ему захотелось спрятать голову в этом несчастном пакете, но он постарался подавить в себе это желание, просто доставая продукты и складывая их на соседний стол. Затем он повернулся к своему гостю, успевшему присесть и заинтересованно изучавшему подоконник с растениями, среди которых его хавортия выглядела несколько замучено и устало. Виви же, посчитав, что в защите этот дом не нуждается (по крайней мере, сейчас), вернулся назад в комнату, чтобы продолжить досматривать тот интересный и счастливый сон про лето и речку. - Вина? - предложил Кенсу, хотя часть его души истошно кричала от отчаяния, ведь заранее планировалось, что До достанется вся бутылка. - Ох, нет, спасибо, - встрепенулся Чунмен и повернулся на табуретке к хозяину квартиры. - Я не планировал сегодня выпивать, - он смущенно почесал затылок, вновь улыбаясь краешком губ. Кенсу уже заметил, что так происходит практически в каждый момент, когда Мен чувствует себя как минимум неловко. - Тогда, может, чаю? - немного удивившись отказу, спросил парень, разворачиваясь и начиная мыть и нарезать фрукты и сыр. Услышав, что на чай ночной гость согласен, Кенсу поставил чайник, до этого практически полностью наполнив его, потому что предполагал, что ночь будет длинной. Вскоре фрукты и сыр были нарезаны, чайник вскипячен, а гость угощен чаем. Когда Кенсу передал ему чашку, Чунмен сначала сделал глоток, как-то блаженно выдохнул, а потом, поставив ее на стол, взял с поставленной рядом тарелки кусочек яблока и кинул в чай. На немой вопрос соседа о том, зачем, он простодушно и снова с легкой улыбкой на губах ответил: - Так мама пила чай, когда я был совсем ребенком. Когда я переехал от родителей, почему-то вспомнил об этом и, попробовав, влюбился. В этот момент Кенсу захотелось издать звук, похожий на кошачье урчание, от некого умиления данным внезапным откровением, но он вовремя сдержался, воруя с тарелки кусочек яблока и решая возвратиться к теме визита Чунмена: - Что ж, вернемся к растению, - проговорил Кенсу, ставя горшок на стол. - Как я уже говорил, ее не стоит так часто поливать, иначе она погибнет. Сейчас стоит попытаться пересадить. Я все сделаю сам, а ты просто сиди рядом, пей свой чудесный чай и очень сильно надейся, что все будет хорошо, - парень достаточно серьезно проговорил про надежду, и Чунмен лишь кивнул, сосредоточенно глядя на цветок и немного нахмурив брови. Тогда хозяин квартиры направился в кладовку и довольно быстро вернулся с небольшим ведерком, на четверть наполненным землей. При этом он (кажется) даже умудрился ничего не уронить ни по дороге, ни в самой кладовке. Потом он взял хавортию и перенес на разделочный стол, потому что не совсем правильно будет сыпать землей рядом с едой и тем более человеком, пьющим чай. Быстро найдя в одном из нижних шкафчиков старую и ненужную газету, он аккуратно расстелил ее, тем временем пытаясь вспомнить, где же он хранит пустые горшки. Осознав, что обычно они живут в той же кладовке и что подходящих по размерам не осталось, он вздохнул и решил, что, в принципе, можно просто заменить влажную землю в имеющемся горшке на сухую. Пока Кенсу копошился с растением, Чунмен оглядывал кухню и самого хозяина квартиры. Обычные бежевые обои, так хорошо сочетающиеся с зеленым цветом стоящих на полочке растений, рядом с ней одна фотография с Кенсу и каким-то парнем, а чуть ниже - фотография невероятно радостного пса и того парня с фото рядом. На первой Кенсу искренне улыбался, завернутый в безразмерную кофту, а тот парень легко обнимал его за плечи сзади, и, пожалуй, если бы Чунмен имел богатое воображение, то холодной зимой он мог бы греться этой фотографией, словно сплетенной из невесомых нитей тепла. Он решил подать голос, хотя до сих пор не был уверен, как ему стоит поставить вопрос: - А кто на этом фото рядом с тобой? Вы такие счастливые, - он слабо улыбнулся, но уже не той улыбкой-смущением, а новой, необычной и какой-то душевной. Кенсу обернулся и взглянул на фото, сразу же вспоминая, как делалось это фото у друга на дне рождении где-то в августе, когда ночи становятся холоднее, а желание подольше остаться на природе только растет. - Это... мой близкий друг, - не решившись выкладывать новому соседу всю правду о своих взаимоотношениях с Сехуном так скоро, Кенсу вновь развернулся к столу, продолжая бережно и аккуратно освобождать корни от тяжелой земли. Чунмен на это лишь вздохнул, не желая добавлять, что фото друзей с собакой не вешают просто так, но, решив, что короткий ответ парня и его отстраненный тон не способствуют продолжению этой темы, он замолчал, делая глоток чая. Чай был все таким же вкусным, а сосед-флорист таким же интересным. - Тогда, может, хоть немного расскажешь о себе? Всегда ты совершаешь подобные поступки, приглашая к себе горе-садоводов ночами домой? До снова смутился, но не решился повернуться, чтобы не подавать виду. Вроде взрослые люди, а оба такие смущенные, будто школьники на первой дискотеке, где объявили тот самый ненавистный "медляк". Не то чтобы смущение казалось Кенсу чем-то странным, просто нужно же уметь хоть немного держать себя в руках. - На самом деле, ты первый такой садовод в моей жизни, - усмехнулся Кенсу, - и обстоятельства такие впервые. Я даже друзей давно в гости не звал, так что, то, что тут сидит кто-то непривычный, удивляет и меня самого, - он повернулся к Чунмену, держа в руках уже пересаженное растение. У хавортии отсутствовало несколько нижних листьев, но это было потому, как выяснил Мен позже, что они уже начали портиться. - К слову, поздравляю, не такой уж ты и "горе". Корни практически не успели испортиться, так что, будем верить и надеяться, что она будет жить. - Спасибо тебе огромное, правда, Кенсу, - Чунмен даже вскочил, кланяясь в знак благодарности, - и за чай спасибо огромное, не буду тогда досаждать своим присутствием, - как-то слишком быстро и незаметно пытается ускользнуть, подумал Кенсу, когда Ким, полный уверенности, обошел стол и решил уже направиться домой в обнимку с хавортией. - Слушай, как бы то нагло ни звучало, не мог бы ты посидеть со мной еще немного? Если хочешь, конечно, - эти слова заставили Мена на мгновение замереть в раздумье, а Кенсу это мгновение показалось целой минутой, а то и двумя, потому что все это как-то необычно, не шаблонно и слишком странно для него. Дико даже, наверное. - Что ж, я с радостью, - он развернулся, улыбаясь и возвращаясь на свое место и ставя суккулент назад. - Только при двух небольших условиях. Первое, - он поднял указательный палец вверх, глядя на Кенсу снизу-вверх, - ты нальешь мне еще этого чудесного чая и скажешь, где его приобрел. И вообще название, потому что, кажется, он и без яблока чудесен. И второе, - стараясь сдержать улыбку после нелепо высказанного первого условия, Мен отогнул средний палец, продолжая, - ты расскажешь мне о себе. А я взамен, чтобы было честно. Такое положение дел Кенсу устраивало, поэтому уже через пару минут оба сидели за кухонным столом: Чунмен, как подобает "примерному" гостю, почти прямо и с чаем, разве что один локоть лежал на столе, и Кенсу, умостившись на табуретке в позе лотоса и с бокалом вина. Он нерешительно рассказывал, что работает флористом уже почти четыре года, месяц спустя после момента, как переехал сюда, что любит цветы и эту собаку с фотографии. А еще что нечасто сидит вот так ночами с вином, что иногда рисует, что вроде бы и погода не очень холодная, но уже хочется весну, однако чтобы с Рождеством. Чунмен кивал и просил продолжать, глотая свой чай и уже самостоятельно доливая себе кипятка. Тогда Кенсу продолжал, но уже более уверенно, в перерывах между необычными фактами глотая вино, что любит странные кружки и коллекционировать вкусный чай, хоть и пьет его нечасто, что вполне он из себя обычный и по профессии не устроился, и живет на копейки, и ежедневно просматривает объявления о поиске работника, потому что "в цветах" невыносимо холодно и одиноко. И что не особо-то он счастлив, потому что счастливцы не пьют вино ноябрьскими ночами в одиночестве, и что вообще все это не стоит вот так рассказывать, вываливать на голову новому знакомому, у которого, наверняка, своих проблем по горло. - А что насчет тебя, Ким Чунмен? Теперь твоя очередь открываться, - Кенсу уже сидел боком к столу, опираясь на стену и одним глазом наблюдая за соседом. - Что ж, обо мне в разы меньше глупых фактов, плюс я не красноречив и, к своему сожалению, даже "немного" не пьян. Работаю в кофейне недалеко от магазина, где работаешь ты. Можешь зайти как-нибудь, там очень уютно. По утрам добираюсь на автобусе, потому что люблю этот вид транспорта, несмотря на большое количество людей. Вечно таскаюсь с наушниками и смартфоном, потому что мне неуютно без них, только сейчас забыл их. И... наверное, это все. - А увлечения? - поинтересовался Кенсу, меняя позу, закидывая ногу на ногу и вновь наливая себе вина. От этого бессмысленного и чрезвычайно важного одновременно разговора тоска по Сехуну ненадолго отступала, и фотографии, с которых, как обычно казалось, на него вечно смотрел Сехун, сейчас словно были совершенно не на стене, к которой До сидел боком, а совершенно в ином измерении. - Тут сложно сказать. Наверное, интересные беседы, - Ким подпер щеку кулаком, стараясь незаметно зевнуть. - И, пожалуй, хорошая музыка. Хотя я не уверен, что правильно характеризовать ее так, ведь у каждого свое мнение и свои вкусы. До взглянул на часы, заметив, что уже пятый час утра, а на улице темно, словно сейчас полночь. Внезапное осознание словно ударило его по голове тяжелым молотом, и парень, подняв виноватый взгляд на своего гостя, тихо поинтересовался: - Тебе ведь на работу утром, да? - Ну да, что-то вроде того, - извиняющаяся улыбка, словно это он виноват, что Кенсу приспичило посреди ночи пересадить растение. - Не волнуйся по этому поводу, я все равно обычно не сплю в это время, - ложь. Такая очевидная, но тем не менее согревающая один из дальних уголков души банально своим наличием. Чунмену на самом деле не хотелось, чтобы Кенсу чувствовал себя виноватым в его недосыпе. - Все равно прости меня, пожалуйста. С меня тогда чашка кофе как-нибудь, как у тебя будет время, - это наименьшее, что парень мог предложить. Не хотелось прекращать общение после вот таких ночных откровений, а так у Кенсу была бы маленькая гарантия того, что эти посиделки были не последними. - Если ты настаиваешь, - теперь одна из сонных улыбок и взгляд на противоположную стену, немного дольше мимолетного, но короче изучающего. - Не против, если я пойду? - Конечно! - чувство вины не собиралось отпускать, заключая До в свои крепкие объятия, и парень опустил взгляд. - Обязательно сразу же ложись спать. Знаю, что многие говорят, что если сна остается меньше четырех часов, то смысла ложиться нет, но вдруг от этого будет легче? - Обязательно. Уже в прихожей, когда Мен возился со шнурками, Кенсу вновь решил промямлить свои извинения, обнимая виновницу ночного визита нового соседа. - Не бери в голову, Кенсу. Тебе правда не за что извиняться, ты ведь даже помог мне, - он забрал суккулент из рук парня и продолжил. - Спасибо за это. Было приятно посидеть вот так и поговорить ни о чем и обо всем одновременно. Буду рад, если такое когда-нибудь еще повторится. После этого он ушел домой, попрощавшись, и Кенсу пришлось убрать так и не допитую бутылку вина в холодильник. Несмотря на почти что стальные объятия тетушки Вины, на душе было относительно легко и радостно, кажется, впервые за долгое время. После таких ночных посиделок они несколько раз встречались на автобусной остановке и, перекидываясь обычными вопросами вроде настроения и новостей, тряслись от холода и прятали руки в карманы примерно пять или семь минут, пока не приходил автобус. Иногда Кенсу удавалось взять машину, которой они с Сехуном пользовались словно по какой-то, ведомой только им самим, очереди, и он выходил на работу немного позже, не встречая продрогшего Чунмена. Когда же, однажды, случилось так, что Чунмен сломя голову бежал на остановку, а Кенсу спокойно выходил из подъезда, До предложил свою помощь и впервые понял, про какое именно кафе говорил в ту ночь его сосед. Кивнув и приняв к сведению, парень решил, что рано или поздно обязательно посетит это, по словам Мена, "наиуютнейшее место".***
Настал декабрь. Кенсу чувствовал себя тем самым льдом на задней стенке морозилки, который, если решишься помыть данную технику, будет таять дольше всех. Он заматывался в шарф цвета обожженной глины и оттягивал шапку насколько это было возможно. Руки он не желал доставать из карманов никогда, но порой приходилось держаться за поручень или рулить. В первый же день декабря он понял, что зима уже здесь и пережить ее будет сложно. В момент осознания этой ужасной правды мимо него, такого сжавшегося и недовольного, пронеслась молодая девушка в тонких капроновых колготках, короткой шубе и не менее короткой юбке. До от этого сжался еще сильнее, желая поскорее уже оказаться дома, где есть хотя бы небольшая иллюзия тепла. Этот же первый день декабря стал немного теплее с появившимся на пару минут солнцем, и Кенсу успел было даже немного обрадоваться, пока не зашел очередной покупатель и холодный воздух не принял парня в свои нежные объятия. От безысходности парень пил черный чай, согревая пальцы об кружку, в душе надеясь, что виной его дрожащим конечностям является давление. Вишенкой на торте в тот для всех нормальных людей обычный (а для Кенсу холодный) день стало пугающее осознание пустоты в единственно отведенном кармане в сумке для ключей от дома. До был готов сесть на лавочку и завыть от несчастья и холода, сковывающих его тело, но он просто позвонил Сехуну, сообщив о своей проблеме. Тот сказал, что в таком случае постарается скоро приехать. Так До просидел на лавочке около пяти минут. Успел согреть свои ладони дыханием (но через пару мгновений они вновь замерзли), от отчаяния надеть капюшон, написать Чунмену и сообщить о своей удаче, хоть тот и не был в данный момент в сети. Внезапно осознав, что можно побыть некоторое время в магазине (точнее, пока Сехун не приедет с ключами), Кенсу набрал уже наизусть выученный номер, чтобы сообщить своему парню о такой потрясающей идее и чтобы он, как приедет, позвонил. Разочарование накрыло с головой и больно ударило под дых, когда раздражающим голосом проговорили, что "телефон данного абонента выключен или находится вне зоны действия сети", и парень сразу же вспомнил, что в последнее время телефон О очень своенравно себя ведет. Вздохнув и отправив ему сообщение в надежде на то, что смартфон парня соизволит ожить, Кенсу вновь спрятал руки в карманы, оставаясь на этой же лавочке и надеясь, что то самое "скоро" не является чем-то долгим. Вскоре телефон завибрировал, уведомляя о новом сообщении, и До очень надеялся, что это Сехун, который напишет что-то вроде "да не вопрос, я подъеду к магазину", но это оказался Чунмен, который сообщил, что очень беспокоится и ждет на чай с сушками. Кенсу на мгновение даже представил эту картину, легко улыбнувшись: светильник с тем самым закатным светом, все еще не разобранный ремонтный кавардак, неловкое знакомство с батареей и скромная просьба об объятиях с ней. А еще черный чай (наверняка, с сахаром) и сушки. Выдохнув, парень написал, что все же подождет соседа около дома, ведь он скоро вернется. Ответа не последовало, из-за чего Кенсу (совсем капельку) расстроился, но решил не придавать этому значения. Когда же через пять минут До увидел Чунмена, спешащего к нему, снова одетого в ту не особо модную куртку и кроссовки, в шапке с помпоном и рюкзаком на одном плече, он был удивлен и при этом очень рад. - Ты, насколько я помню, очень не любишь холод, и раз уж ты не мог прийти к теплу, то оно решило прийти к тебе, - усевшись на лавочку рядом, Мен положил рюкзак на колени, расстегивая и доставая оттуда небольшой термос. - Возможно, не самый лучший чай, зато горячий, - и Кенсу мысленно поставил себе плюсик за предположение об обычном чае. - И тебе доброго вечера, мой спаситель Ким Чунмен, - улыбнулся парень, счастливо забирая из рук Мена чай, который тот уже успел налить в крышку от термоса. - Огромное спасибо, мне даже неловко стало. Тебе не стоило так беспокоиться насчет этого, Сехун должен скоро приехать. - "Скоро" - обычно очень долгое слово, а ты ведь не хочешь простудиться? К тому же я просто не смог бы спокойно сидеть дома, зная, что мой друг мерзнет на лавочке, - улыбка Кенсу стала немного ярче после слова "друг", и это согрело, как ему показалось, даже лучше сладкого чая. - На, съешь их тоже. Ты ведь после работы, да? Немного неуверенно взяв сушку, парень кивнул, вновь делая глоток теплого напитка. В данный момент ему было практически хорошо, и он был действительно рад так внезапно появившемуся в его жизни светловолосому горе-садоводу, что сейчас сидел рядом и рассказывал о прошедшем дне. Оказывается, сегодня было на удивление много посетителей, и парни, что исполняют музыку, чуть ли не купались в лучах славы, подписав для двух девушек блокноты. Кенсу удивленно вскинул бровь, и Чунмен ответил на его немой вопрос тем, что вечерами там даже играют двое не очень ответственных, но перспективных юношей, на ломаном английском исполняя "уютные" песни. До мысленно переместил поход в то самое кафе в список более срочных дел, к тому же, как ему казалось, теперь он должен Мену две чашки кофе. - О, а еще сегодня к нам устроилась новая официантка. Она милая, но узнавала у меня все чуть ли не до мельчайших подробностей, и с некоторыми вопросами мне приходилось даже обращаться к другим. Я так устал, если честно, - Ким откинулся на спинку лавочки, запрокидывая голову назад. - А как прошел твой день? - Мой? Да как обычно. Холодно, зелено и тоскливо, - парень вздохнул, затем сделал еще глоток чая. - Думал, черт с ним, в автобусе не отогрелся, дома смогу. Но, как видишь, не вышло, - за этой фразой последовала немного горькая ухмылка, но она выглядела больше наигранной, чем по-настоящему несчастной. - Теперь я просто обязан в ближайшее время зайти к тебе в кафе. Во сколько ты обычно заканчиваешь работать? - По-разному, если честно. Обычно часов в восемь уже ухожу, иногда раньше, иногда позже. В тот вечер, когда я надоедал тебе с растением, я очень сильно задержался, - Чунмен поднял голову и еле заметно улыбнулся. - Правда, по субботам я ухожу намного раньше, а по воскресеньям могу не приходить вовсе. Можешь приходить в субботу до обеда, обычно не очень много людей. А еще меньше в воскресенье утром. Как ты на это смотришь? - К сожалению, в воскресенье я работаю. Но в субботу, если хочешь, я приду. Мне хочется послушать, что поют те безответственные парни, - Кенсу усмехнулся, протягивая Сухо крышку от термоса, в которой было еще немного чая. - На, выпей тоже. На улице все-таки прохладно. Они просидели порядка сорока минут, выпили весь чай, поели сушки, пошутили про осень и ее нежелание уходить; Чунмен рассказал немного о запомнившихся ему посетителях. Так До узнал о шумных школьниках, которые сегодня взяли самый недорогой кофе и долго сидели, громко разговаривая и шутя, о мужчине и женщине, которые заходят примерно раз в две недели, и сегодня мужчина подарил своей, по-видимому, супруге какой-то яркий цветок. Мен сказал, что ее улыбкой можно было бы освещать темные улицы ночами, а Кенсу подумал, что, кажется, продавал сегодня одному мужчине герберу. Еще Ким рассказал о невеселом дедушке, который заходил несколько дней назад. Он нечасто бывает в их кафе, но Мен запомнил его из-за грустного взгляда и каждый раз выбираемого места в самом дальнем углу. Он пил зеленый чай, смотрел то в окно, то на окружающих его людей. Еще блондин рассказал, что позавчера заходила девушка с ребенком лет четырех, веселой девочкой, которая попросила у мамы молочный коктейль. Пока ребенок радостно управлялся с вкуснятиной, девушка вертела в руках телефон и смотрела куда-то в сторону. Когда же она перевела взгляд и заметила Чунмена, он тепло ей улыбнулся, на что девушка попыталась ответить такой же искренней улыбкой, но вышло что-то отчасти вымученное и уставшее. - Вау, ты так наблюдателен, - протянул Кенсу, стараясь представить, как бы могли выглядеть все эти счастливые и не очень люди. - Наверное, тебе очень нравится твоя работа. - Пожалуй, это так и есть, - Ким смущенно почесал затылок, опустив взгляд. - А ты разве не любишь растения? - Люблю, практически больше всего на свете. Но, знаешь, я действительно тяжело переношу холода, поэтому и кажется, что я нехотя хожу туда. Звучно подъехавший автомобиль серого цвета, заляпанный по бокам грязью, но все равно бесконечно родной, прервал тихую и неторопливую беседу, и Кенсу вскочил с успевшего нагреться места, радостно улыбаясь и прижимая сумку к груди. Когда из машины вышел парень и направился в их сторону, Кенсу повернулся к Чунмену, и его яркая улыбка сменилась на немного (совсем чуть-чуть) растерянную. Тогда Мен тоже встал, убирая пустой термос и пакет с оставшимися сушками в рюкзак. - Привет, Сехун, - все, что сказал До, хотя хотелось проговорить еще что-то вроде "Как прошел твой день?", "Было очень много заказов?", "Ты голоден?" и, конечно же, "Я скучал". - Привет, - поздоровался парень, по пути пытаясь достать из кармана джинсов ключи, при этом не выронив мелочь и какие-то бумажки. - Замерз? - Ну, терпимо, рад, что ты уже освободился, - снова улыбка, пусть и не такая яркая, зато искренняя. Сехун перевел взгляд на Мена, внимательно вглядываясь в его лицо, и блондин смотрел в ответ, чувствуя себя немного неуютно. - А я ваш сосед, меня зовут Ким Чунмен, - не зная, как прервать внезапно повисшее молчание, быстро проговорил Мен, протягивая парню руку. Сехун пожал ее, почти незаметно усмехнувшись, а блондин только при близком рассмотрении понял, что все-таки именно этот парень был на фотографии, висящей на стене на кухне, у Кенсу дома. - О Сехун, - и никаких вам "приятно познакомиться" и простого "рад" - просто рукопожатие только из приличия и многозначительный взгляд в сторону До, обозначающий, что на улице прохладно и что стоит скорее пойти домой. - Что ж, ну, до встречи, Мен, - Кенсу легко улыбнулся, взглянув на соседа. - Спасибо за чай, было вкусно. - До свидания, - сдержанно махнув рукой на прощание Кенсу и кивнув Сехуну, Чунмен развернулся на пятках и бодрым шагом направился домой, потому что, как бы он ни притворялся, было холодно просто сидеть на лавочке. Однако о содеянном он не жалел, только мысленно ругал себя за странные подозрения, ведь если парни - соседи, то вполне нормально иметь на стене на кухне общие фотографии. Так ведь?***
Весь вечер того дня Кенсу не мог выбросить из головы намечающийся поход в кафе в субботу, радуясь внезапной возможности куда-то выбраться и отдохнуть от порядком надоевших проблем. Однако те же проблемы даже в момент этих светлых размышлений крепко держали в своих стальных объятиях, не давая отвлечься и вздохнуть полной грудью. И что снова? Снова Сехун, из-за которого сейчас До сидит на кресле в шерстяных носках, поджав ноги под себя, ведь по полу стелется холодный воздух из открытого окна. В такие моменты его хотелось если не ударить, то хотя бы не очень вежливо попросить свалить замораживать квартиру из кухни, а не из спальни, но парень уже знал, что это обычно не заканчивается ничем хорошим. К тому же время уже было позднее, и стоило бы отложить книгу, последнюю главу которой он совершенно не помнит из-за роем атаковавших его голову мыслей, и пойти наконец в душ, чтобы согреться и улечься спать. Этот Сехун... В какой момент он вдруг стал таким неизвестным и непредсказуемым? Раньше с ним было легче. Можно было так же просто вычислить его настроение, как и определить, что на улице холодно, если за окном метель. Сейчас же все немного иначе, и вместо эмоций на лице О парень видит лишь какое-то подобие маски, которая не выражает практически ничего. Усмехается, улыбается, серьезно вглядывается вдаль, но все эти эмоции фальшивы и искусственны по своей природе. А как бы сейчас хотелось заварить своему парню чай или кофе (и не важно, что сейчас уже ночь), разложить какие-нибудь печенья в вазочку и усесться за стол обсуждать прошедший день, порой жестикулируя и на эмоциях говоря чуть громче того, как стоило бы говорить. Тогда Сехун бы поднес палец к губам и кивнул на соседнюю стенку, за которой не так давно поселилась молодая семья с ребенком, намекая на то, что если До продолжит так громко разговаривать, разъяренная мать придет выяснять отношения. Но даже если они сейчас и пойдут устраивать себе позднее чае- или кофепитие, то оба не получат того удовольствия, о котором мечтает Кенсу. И сам Кенсу это отчетливо понимает, закрывая книгу и нехотя выбираясь из уже успевшего немного нагреться от человеческого тепла кресла. Затем парень, зевая, прошаркал в сторону ванной, не заметив на себе задумчивого взгляда уже закончившего курить, но так и не закрывшего окно, Сехуна. В последний раз глянув в окно напротив, в котором горел свет, слишком желтый по мнению О, он закрыл окно, решая больше не морозить своего парня и себя. Виви крутился около ног, невероятно сонный, но старающийся не подавать виду. Парень легко улыбнулся, поднимая собаку к себе на руки, и бишон сразу же попытался лизнуть хозяина в щеку, но тот успел увернуться. Потрепав питомца по голове, он еще (сейчас уж точно последний) раз бросает взгляд в окно и улыбается немного шире.***
Суббота пришла как-то незаметно, работающий уже с утра Сехун не вызвал удивления, как и бодро прыгающий по Кенсу Виви, требующий внимания и заботы. До потянулся и провел рукой по шерсти собаки, сквозь сон отмечая, что его стоило бы причесать. Вскоре встав, умывшись и немного приведя себя в порядок, парень добрел до кухни, где часы прямо напротив двери сначала удивили его одиннадцатью часами и двадцатью минутами, а потом напугали, потому что по общепринятым (кто их только придумал) правилам обед начинается ровно в полдень, а Чунмен ждал его как раз до заветных двенадцати. Кажется, телефон был выключен из-за севшей зарядки, и поэтому будильник (точнее три будильника, поставленные на восемь тридцать, восемь тридцать две и восемь тридцать пять) не сработал. Решив не тратить сейчас время на поиски и оживление телефона, До демонстративно вздохнул. - Черт, не нужно было опять полночи читать эту книгу, - еще тихо ругнулся Кенсу, прежде чем быстро развернулся и направился в комнату, по дороге пытаясь придумать, что же чистого такого можно нацепить, чтобы не выглядеть так, словно пришел разгружать ящики. Однако перспектива выглядеть слишком для себя необычно-хорошо тоже немного пугала, и из-за своей задумчивости парень успел задеть плечом дверной косяк, прошипеть, потереть ушибленное место, но не остановиться на пути к своей цели в виде шкафа с бардаком внутри. Улица встретила Кенсу отсутствием сильного холода, и это немного обрадовало. Однако привычно кроткая дорога до остановки показалась длинной, а двадцатиминутная поездка в автобусе - вечностью. Когда же До оказался на заветной остановке, он первым вылетел из автобуса, на ходу извиняясь перед взрослой дамой и обещая, что такого больше не повторится. Сейчас он всей душой надеялся, что не заблудится в слабо знакомом ему районе (хоть его работа и находится совсем рядом), но в этот раз удача была на его стороне, и долго плутать не пришлось, потому что парень заметил уже немного потемневшую вывеску кафе с названием "Secret place". Уже через большие стеклянные окна было заметно, что людей там прилично, и Кенсу, всеми силами стараясь не опускать взгляд (как он делает, когда ему стыдно за то, что произошло) зашел в кафе, сразу же чувствуя тепло и аромат свежесваренного кофе. Еще пахло чем-то очень сладким, и До мысленно для себя отметил, что, наверное, заведений подобного типа в этом городе очень много. Оглядевшись и заметив два маленьких свободных столика, располагавшихся, однако, в совершенно разных сторонах друг от друга, парень направился к кассе, потому что пришел сюда не просто посидеть в одиночестве, а отвлечь от работы своего соседа. - Добрый день, готовы сделать заказ? Сегодня при покупке двух чашек кофе у нас скидка на выпечку, - пролепетала девушка, широко и ярко улыбаясь, и Кенсу не смог сдержать ответной улыбки, хоть и понимал, что улыбка этой девушки вряд ли искренняя. - Здравствуйте, а можно позвать Чунмена? - парню было немного неловко, но очереди за ним вроде как не было, и, по сути, стесняться тут было нечего. Девушка еле заметно вскинула одну бровь, обернулась и крикнула кому-то, чтобы позвали Кима. - И, наверное, я готов сделать заказ. Один капучино, пожалуйста, и... не знаете, случайно, какой кофе ему нравится? - Обычно он берет эспрессо, но не думаю, что ради удовольствия, - теперь уже девушка искренне и по-доброму усмехнулась, заправляя выбившуюся прядь волос за ухо. - Думаю, ему может понравиться тот же капучино или латте, тут весь кофе вкусный. - Тогда давайте еще латте, пожалуйста, - затем Кенсу замолчал, прикусив губу и разглядывая витрину с недавно приготовленной выпечкой. - Можете посоветовать что-то к кофе? - Здесь вся выпечка замечательная, если честно, - девушка снова улыбнулась, отходя от кассы и приближаясь к витрине, которую сейчас заинтересованно изучал До. - Лично от себя могу посоветовать вот эти булочки с орехами, кажется, сегодня они особенно удались. Еще всегда пользуются спросом кексы с бананом и вишней, шоколадный торт и ванильные пирожные. Остановив свой выбор на нескольких ореховых булочках и маффинах с яблоками, парень расплатился и, держа в руках поднос с выпечкой, осторожно отправился в сторону наиболее ему приглянувшегося маленького столика. Девушка сказала, что кофе будет готов в течение пяти-десяти минут и что она его сразу же позовет, поэтому сейчас не приходилось волноваться еще и за сохранность напитка. Чунмен пока не появился, и Кенсу для себя объяснял это тем, что, наверняка, у него появилось много работы к обеду. Вскоре кофе был готов, и парень скрепя сердцем забрал его, в душе надеясь, что прямо сейчас придет Мен и кофе даже не успеет остыть. Поставив большие чашки на стол, Кенсу принялся оглядываться. И правда, уютно. Кирпичные рельефные стены, выкрашенные в какой-то из оттенков кофейного коричневого, светлые деревянные столы с железными ножками, мягкие диваны цвета графита с лежащими на них тонкими подушками и такого же цвета стулья около маленьких столиков - как раз таких, за которым сейчас сидит Кенсу. На стенах висят рамки молочного цвета с различными изображениями чашек, выпечки, кофейных зерен, улыбающихся пар и смеющихся сотрудников. На подоконниках стояли горшки с искусственными цветами и свечки, дополняя теплую атмосферу. Ровно напротив соседнего столика у противоположной стены располагалось что-то вроде сцены, на небольшом возвышении стояли две большие колонки, микрофонная стойка и два пустующих стула. "Наверное, для перспективных еще рановато", - пронеслось в голове Кенсу. Увы, не получилось встретить друга, когда кофе был еще горячим, и когда До заметил задумчивого Кима, держащего небольшой блокнот, грызущего кончик ручки и оглядывающего зал, кофе был уже просто теплым. "Ну, это лучше, чем холодный", - подумал До и легко улыбнулся, помахав задумчивому другу. Тот сразу же повеселел, улыбнулся в ответ и зашагал точно к столику, за которым удобно расположился Кенсу. - Я так рад, что ты все-таки пришел, - вместо приветствия проговорил блондин, усаживаясь напротив и только потом замечая кофе и вкусности. - Только не говори, что я тебе ничего за это не должен. - Я тоже рад тебя видеть, Мен, - До улыбнулся, двигая к нему чашку с латте. - И я все-таки скажу, ты мне ничего не должен. Забыл, что это я обещал тебе чашку кофе, да и не одну? - он тепло улыбнулся, разглядывая немного недовольное от подобного заявления лицо Чунмена. - Извини, кофе немного остыл, но я очень надеюсь, что он до сих пор вкусный. А еще извини, что так поздно. Тот в ответ лишь как-то недовольно пробурчал про свою состоятельность и возможность самому платить за кофе, но открыто протестовать не стал, все же делая глоток ароматного напитка и блаженно выдыхая. "Смирился со своей участью", - подумал Кенсу, легко улыбаясь и делая глоток следом. Кофе был уже остывшим, но все равно оставался невероятно вкусным, а вместе с теми булочками, которые парню насоветовали, вообще получался идеальный завтрак в обед. Чунмен пил кофе, ел, кажется, маффин и между тем говорил о погоде и о большом количестве людей даже пару часов назад, но все равно умудрялся выглядеть каким-то отстраненным и задумчивым. - Тут и правда очень уютно, даже несмотря на то, что истошный крик ребенка за соседним столиком я слышу лучше, чем свой собственный голос, - засмеялся Су, едва заметно кивая в сторону мальчика, которого, кажется, не устраивал выбор его матери. - Спасибо, что открыл для меня такое место. - Да... Рад, что тебе нравится, - парень улыбнулся в ответ, а затем вздохнул и, подперев голову двумя руками, оглянулся. Он практически сразу стал серьезнее, на лбу появилась складка, а с губ слетел еще один вдох, после чего он перевел взгляд на Су и, слегка наклонив голову, поинтересовался. - Слушай, а тебе, может, что-то в интерьере кажется лишним? Или, наоборот, считаешь, что нужно что-то добавить? - Я думаю, что здесь все более, чем отлично, - удивившись столь не относящемуся к прошлой теме разговора вопросу, Кенсу даже невольно округлил глаза. - Тут очень хорошо, приятно проводить время. Почему ты спрашиваешь? - Скоро Рождество, Кенсу-я, - начал блондин, сцепляя руки в замок перед своим лицом. - А настроение от его наступления передается не только через пряный кофе в меню, нужно обязательно украсить помещение. Но все мои идеи отклонились остальными работниками, а нанимать кого-то специально для этого слишком накладно, - он снова вздохнул, делая глоток уже остывшего кофе. После этого До тоже тяжело вздохнул и откинулся на спинку стула. Снова огляделся, посмотрел на картины на стенах и людей вокруг, перевел взгляд на Чунмена. Потом глянул на улицу, где все было залито водой и грязью, а люди бегали туда-сюда, не оглядываясь по сторонам и думая лишь о том, как бы не опоздать. Суета. Кенсу снова перевел взгляд на Чунмена, немного прищурился и без слов притянул блокнот к себе. Конечно, разобраться в почерке блондина было сложно, но еще сложнее было понять, что именно он пытался изобразить этими кружочками, квадратиками и снежинками, и, пожалуй, если бы не стрелки с подписями, парень решил бы, что это просто каракули какого-то ребенка, который, однако, очень уверенно держит ручку. - Когда вы планируете заняться украшением помещения? - спросил До, стараясь сохранять зрительный контакт с Кимом и незаметно утаскивая ручку. Мен заметил, что его обокрали лишь тогда, когда Кенсу уже перелистнул страницу и делал набросок помещения для наглядности. Тогда блондин изогнул одну бровь. - Вообще хотели сделать это сегодня или завтра. Чем раньше, тем лучше, если честно. А ты...? - Помогаю тебе, - Кенсу легко усмехнулся, тем временем частично перенося задумки Чунмена на свой набросок, что-то передвигая или вообще убирая. Тогда Мен приподнялся на локтях, перевешиваясь через стол в попытке заглянуть в свой же блокнот и выяснить, что же там чиркает его друг, на что тот сразу же закрыл набросок рукой, шутливо и одновременно сурово вглядываясь в человека напротив и прибавляя, что еще не готово. Ким закусил нижнюю губу и принялся ждать, немного напряженно следя, как брюнет быстро орудует ручкой, периодически поднимая голову и оглядываясь как-то иначе: то ли заинтересованно, то ли изучающе, а тихий звук постукивания подошвы по плиточному полу вызвал (совсем-совсем) легкую улыбку. Спустя примерно пять мучительных для Мена минут Кенсу стал орудовать ручкой медленнее, а потом и вовсе перестал, закусив ее колпачок точно так же, как и блондин вначале, оценивающе глядя на созданный набросок. Если оставлять картины на местах, как он успел выяснить, получается скучно и как-то обычно, поэтому те кофейные зерна должны были красоваться уже на противоположной стене, обвешанные гирляндой и небольшими елочными игрушками. А еще было бы неплохо найти такую штуковину, вроде ночника, который, если выключить свет, освещал бы помещение подобно гирлянде, при этом устанавливаемый куда-то на пол. А еще заставить Чунмена вырезать снежинки, потому что без них никак. - Значит, так. Украшать, говоришь, сегодня собрались? Если разрешишь присоединиться, возможно, вы справитесь с этим быстрее, - До лукаво глянул на Кима, а потом развернул блокнот на сто восемьдесят градусов так, чтобы блондину не приходилось воспроизводить в голове нарисованную картинку наоборот. - Не уверен, что с легкостью достанем все эти рождественские штуки сегодня в подсобке, но, раз твои идеи так упорно отвергали, видимо, обыкновенные, всем хочется чего-то новенького? А для этого нужно постараться. Чунмен около минуты вглядывался в эти наброски, для себя отмечая, что больше никогда не покажет этому человеку свои каракули, просто потому что стыдно, Кенсу, наверное, мысленно смеялся над его навыками, как увидел его несчастные задумки. Идеи До казались ему полностью гениальными и хорошими, спорить не хотелось совершенно, чтобы не выставлять себя в еще более неблагоприятном свете, изображая горе-дизайнера. Поэтому он соглашается, скрывая свою нерешительность в чашке с кофе, а потом добавляет, что Кенсу необязательно этим заниматься, он и так очень помог эскизами, на что получает в ответ устрашающий взгляд и решает больше не пытаться усомниться в желании друга помогать. - В таком случае можем прямо сейчас сходить на разведку и выяснить, есть ли здесь живая мишура (что вряд ли), игрушки и гирлянды, которые не ударят тебя током при первой же возможности, - блондин улыбнулся уголками губ, уже предвкушая это слишком раннее в этом году ковыряние в запутавшемся дождике и квест "распутай гирлянду так же быстро, как распутываешь наушники". В найденных коробках были живы только игрушки и гирлянды, поскольку на мишуру было без слез не взглянуть, а снежинки, видимо, в прошлом году не церемонясь срывали со стекол и без разбору запихивали в коробку. Мысленно удивившись человеческой несдержанности и нетерпимости, Кенсу решил, что снежинки нужны будут новые и еще не совсем снежинки, но только в случае, если тут найдется достаточно аккуратный человек. Чунмен, конечно, вызывал ощущение доверия в этом плане, но, вспоминая себя во время вырезания таких вещиц, До решил не рисковать, чтобы Ким (не дай боже) не словил что-нибудь вроде нервного срыва. - А какой у нас бюджет, Мен? - весьма резонный вопрос, поскольку идеи у Кенсу были невероятные, и нужно было заранее знать, выкидывать мишуру или нет, потому что при должной сноровке, в принципе, ее можно было куда-нибудь приделать, но только туда, куда люди редко смотрят. - На самом деле, я думаю, тут бюджета никакого, только мой кошелек и здравый смысл, - немного горько усмехнулся Мен, кидая на До взгляд, в котором сразу же прочиталось все то нежелание начальства выделять на это деньги, а еще их указания вроде "красиво и дешево" и "не важно как, но чтоб было". До оставалось лишь сочувственно вздохнуть и понятливо кивнуть, подхватывая одну из коробок и направляясь в сторону столика, за которым они сидели несколькими минутами ранее. Внезапное осознание глупой и очевидной вещи заставило резко затормозить, из-за чего следовавший прямо за парнем Чунмен не успел затормозить и наступил ему на пятку, сразу же извиняясь и отходя на шаг. - А мы не должны заняться этим после закрытия? - Кенсу даже развернулся в сторону друга, прижимая легкую коробку к груди и пытаясь на его лице прочитать ответ до того, как он сорвется с губ блондина. - Мы круглосуточно открыты, - Чунмен легко усмехнулся, обходя Кенсу и направляясь к тому самому столику, за которым они сидели ранее. - К тому же, пока мы там рылись, люди уже начали понемногу расходиться, так что не думаю, что сейчас мы кому-то помешаем. Кенсу вспомнил про ту табличку на двери, на которой было написано, что кофейня открыта с 0 до 0, и хмыкнул, потому что нормальные люди просто пишут “круглосуточно” и не вводят посетителей в заблуждение. Однако частью своей души парень все же отметил своеобразную оригинальность, пусть не каждому и не с первого раза понятную. Когда До ставит коробку на стол и начинает в ней копошиться, вытаскивая легкие и блестящие елочные игрушки, Чунмен уже успевает куда-то убежать и через пару минут вернуться с одетым в теплую куртку парнишкой, который, наверное, подрабатывал на кухне. Парнишка старался идти так же медленно, как и Мен, но длинные ноги все равно не всегда слушались и уносили хозяина немного вперед, после чего парнишка останавливался и дожидался, что Ким пройдет и не заметит. И тот и правда не замечал скачкообразной траектории работника, стараясь объяснить четко и подробно, что и где покупать, уточняя цвета и щелкая ручкой от легкой дрожи от предчувствия приближения праздника. И Чунмену было наплевать, что до него еще минимум три недели. Когда парнишка был отправлен за покупками, Чунмен подсел за их с Кенсу столик, ожидая дальнейших указаний и уже заранее гадая, кто же из них будет подавать скотч, а кто клеить игрушки. Онако Кенсу, улыбнувшись, попросил его сходить за бумагой, ножницами и углубиться в детство за вырезанием снежинок, а заодно захватить для него скотч и, если вдруг есть, вторые ножницы. До не знал, что именно за эмоция появилась на лице блондина - это была на секунду промелькнувшая радость, смешанная с каплей восторга и приправленная для пикантности щепоткой грусти (только вот он не до конца понял, из-за чего, но в душе очень надеялся, что в этом не было ничего серьезного). Чунмен вскоре вернулся с небольшой стопкой бумаги, одними ножницами и скотчем в одной руке и с телефоном в другой, на ходу уже быстро тыкая по экрану. Как потом выяснил Кенсу, Ким искал технологию изготовления снежинок, поскольку (как он оправдался, неловко взлохматив себе волосы на затылке) совершенно не помнил, сколько раз должен сложить квадрат и с какой стороны резать точно не надо. Ножницы нашлись одни, и До пришлось рыться в своей сумке и очень сильно надеяться, что вот именно в этот раз, когда он действительно нужен, а не просто “есть на всякий случай”, маленький пластмассовый канцелярский нож лежит в пенале, который должен был быть в кармашке в середине. Удача была на его стороне, поэтому уже вскоре До нарезал скотч не всегда ровными кусочками, но это было лучше, чем ничего. Ким, конечно, пытался поделиться ножницами, но встречался лишь с качанием головой и ответом вроде “Тебе они нужнее” и “Я буду много резать, и это будет сильно тебя отвлекать”. Было что-то волшебное в этой картине: какое-то популярное радио с не менее популярным хитом на нем, приглушенно играющее откуда-то из угла, запах свежесваренного кофе и теплых булочек, теплый свет от ламп с небольшими абажурами, иногда заинтересованно поглядывающие в сторону двух парней посетители, когда один из них стоял на кресле на носочках и клеил к стене над окном елочную игрушку, а второй, нахмурившись и сосредоточенно сопя, вырезал из треугольно сложенной бумаги замысловатые узоры. И Кенсу прямо в тот момент, стоя на кресле и чувствуя тепло от висящей рядом лампы, хотел обрести что-то вроде фотоаппарата, который бы встраивался прямо в глаза и фотографировал самые странные и нелепые (в хорошем смысле!) моменты из его жизни, и тогда он никогда бы не забыл это волшебное чувство. Хотя, наверное, он и так его не забыл бы. Вскоре вернулся тот парнишка с мишурой, темно-зеленой и очень похожей на еловые ветки, и Кенсу убедился в очередной раз, что Чунмен умеет ответственно подходить к некоторым вопросам, потому что смог описать даже обычную мишуру настолько детально, что другой человек понял и купил именно то, что нужно. Это заставило его даже легко (совсем чуть-чуть) улыбнуться и поблагодарить парнишку, который спустя несколько минут уже каким-то чудом помогал До развешивать различные шарики и мишуру, потому что был выше. Спустившись к креслу, Кенсу отметил, что у Мена получаются даже неплохие снежинки, пусть местами и кривоватые, и он сказал ему об этом (без замечаний о кривизне, конечно), и Ким на это широко улыбнулся, возвращаясь к вырисовыванию узора на бумаге карандашом, который он успел стащить из пенала друга (который он все же выложил из сумки). Так прошел примерно час. Чунмен вырезал около десяти снежинок, причем разных и не похожих друг на друга, а Кенсу вместе с тем парнишкой (имя которого он так и не спросил) украсили помещение шариками и мишурой. Теперь ему предстояло отыскать гирлянду, которая обязательно должна была быть в заведениях такого типа, распутать ее и аккуратно развесить. А затем отправить Чунмена отдыхать и отыскать эскизы каких-нибудь фигур из бумаги, которые можно будет приклеить на окна. Снежинки, над которыми так старался Ким, До планировал приклеить на стену, около которой находится сцена, и, если получится, некоторые подвесить к потолку, но парень сомневался, что скотч будет хорошо держаться на шероховатом бетоне. А еще было бы идеально найти большие куски пенопласта, чтобы вырезать из них оленей и поставить около сцены, но это уже было чем-то вроде приятного дополнения. Гирлянда, вопреки ожиданиям, не оказалась слишком спутанной, но, чтобы ее достать, До пришлось достаточно попыхтеть, так как полка была самая верхняя (как и кто эту коробку вообще туда затолкал?), а парнишка слишком высоким никогда не был. И, уже решив было притащить стул из большого зала, он столкнулся с Чунменом, который, кажется, его потерял. Тот улыбнулся и, кажется, собрался что-то сказать, может, важное, а может и не очень, но замолчал, едва заметив недовольное лицо друга. - Что-то случилось? - вопрос был задан даже с долей взволнованности, которую Чунмен очень старательно спрятал в звуке, с которым прочищают горло. - Я не вышел ростом, - буркнул Кенсу, обходя друга и направляясь за ближайшим стулом. - Не нужно, тут все проще! - окрикнул его Чунмен, замечая стул в руках друга, наклонился и отодвинул пару коробок, доставая небольшую табуретку как раз для таких ситуаций. - Я совсем недавно ее тут отрыл, но, знаешь, это очень важная вещица, - и парень спокойно достал коробку с гирляндой, до которой Кенсу долго пытался допрыгнуть, потому что ну вот совсем чуть-чуть, немножко - и все бы получилось. Тогда Кенсу осталось вернуть на место стул, который он успел взять и немного перенести в сторону кладовки, поблагодарить Чунмена и отправиться к одному из больших свободных столов, чтобы разложить на нем гирлянду и хотя бы прикинуть, где она будет лучше всего смотреться. Это была гирлянда-дождь, причем даже достаточно длинная и светящая ярко-желтым, и парень решил не выдумывать что-то вычурное и повесить ее на окно. Справиться с этой громадиной, конечно, было нелегко, скотч отчего-то отклеивался и портил весь какой-никакой прогресс, поэтому на обычное дело вроде гирлянды Кенсу потратил больше времени, чем планировал. Когда он, наконец, прилепил последний кусочек скотча и облегченно выдохнул, то, словно почувствовав чужой взгляд, обернулся. Чунмен сидел все там же, однако развернувшись в сторону Кенсу, около него на столе лежала куча снежинок, небольшая стопка еще неиспользованной бумаги, множество ненужных ее кусочков и обрезков, под которыми, наверное, и скрывались ножницы и карандаш. Сам блондин подпирал свою голову рукой, облокотившись о стол, и смотрел прямо на Кенсу, немного прикрыв глаза, на губах была та его легкая улыбка, когда ты расслаблен и просто наблюдешь. Кенсу как-то неловко улыбнулся в ответ и, раскинув руки, показал на гирлянду, и в этом жесте “я сделал!” было что-то забавное и веселое, и Киму сразу же захотелось окунуться в детство, когда ты раскидываешь руки в стороны намного чаще и радуешься намного чаще. - Спасибо, Кенсу, - и До видел эту усталость, скрытую улыбкой, но вместе с усталостью в глазах друга ютилась предновогодняя радость, иногда лукаво прячась за ресницами. - Я еще не все, - и Кенсу, подойдя к их столику, присел рядом. - Ты так много нарезал, я так благодарен тебе. Может, отдохнешь немного, а я их наклею? Эти красные полоски на твоих пальцах от ручек ножниц выглядят не очень, если честно. - Нет, я в порядке, - Ким как-то поспешно спрятал свои ладони под стол, делая вид, что поправляет одежду. - Мне хочется помогать, к тому же вместе - быстрее. Кенсу пытался привести еще какие-то аргументы в защиту своей точки зрения, но уже через пять минут все равно вышло так, что он клеил снежинки на красновато-коричневую кирпичную стену, а Чунмен отрезал скотч ровными квадратными кусочками и подавал его так аккуратно, что на клейкой стороне редко оставались его отпечатки пальцев. Еще где-то минут через десять они справились с этой задачей и убрали мусор со стола, приводя, как говорится, рабочее место в порядок. Чунмен был рад как ребенок, что из этого украшения что-то да вышло, на что Кенсу сразу же ответил, что еще нужны узоры на окна (а как без них?), следовательно, нужно что-то вроде разделочной доски, потому что встретить здесь какие-то специальные художественные прибамбасы невозможно, а стол ножом царапать не очень хорошо. Чунмен достаточно быстро нашел все необходимое, и До принялся творить - венки, елочные ветки, ангелы, маленькие звёзды - все это в теории выглядело несложно, пока рисовалось, но когда дело дошло до вырезания, стало понятно, что этим придётся помучиться. Блондин старался поддерживать друга, сидя рядом и рассказывая истории из жизни, в основном, как ему удавалось встречать рождество, как мама, когда он был маленький, накрывала большой стол, и к ним съезжались родственники со всех близлежащих городов и поселков, что ему, как самому старшему, обычно выдавалась великая (отвратительная) возможность посидеть с детьми и последить, чтобы они не сломали ничего вокруг и себя впридачу. Вспоминая это, он часто поднимал взгляд на потолок, словно стараясь окунуться в ту атмосферу, рождественская радость в его глазах уже не пряталась, и До впервые за долгое время забыл о таком привычном тянущем чувстве где-то в груди, когда тебе тяжело вздохнуть от боли, когда хочется сжаться и лишь шептать себе, что это временно, что все еще будет хорошо. Кажется, это “временно” начало постепенно подходить к концу, и он дышал ровно и спокойно, иногда посмеиваясь, и резал сложные узоры, которые, конечно, не всегда получались аккуратными, но в этих неровных разрезах словно виднелась жизнь, обычная, человеческая, со всеми ее неровностями, ненужными разрезами и совершенно неожиданными гармоничными линиями. И Чунмен бы наверняка рассказал ещё много, но вскоре его позвали работники по какому-то, видимо, важному вопросу. Насколько До понял, в этой кофейне можно было устроить праздник ребенку, например, на день рождения, и сейчас Ким беседовал с одной женщиной, которая, скорее всего, хотела устроить своей дочери незабываемый праздник, поэтому вскоре они скрылись, кажется, за маленькой дверью чунменовского кабинета. За окнами уже начинало темнеть, зажигались фонари, в кофейне прибавлялось людей, и девушка, которая утром продала Кенсу кофе, еле найдя свободную минутку, быстро сбегала включить гирлянду. На лицах сидящих рядом мужчины и женщины отразились ярко-красные, ультрамариново-синие, солнечно-оранжевые и северно-зеленые пятна, и они одновременно улыбнулись, сначала глядя на гирлянду, а потом друг на друга. Кенсу сказал себе не отвлекаться, вновь возвращаясь к работе, но в этот миг в кофейню зашли два парня, которые слишком громко для этого места о чем-то разговаривали и шутили. Он неосознанно перевел на них взгляд: один был почти на полголовы выше другого, закутанный в пуховик с капюшоном, а за спиной держал полупустой рюкзак и гитару, а второй предпочел капюшону широкий шарф, однако, не отказывая пуховику, держал за спиной практически настолько же полный рюкзак и даже в теплом помещении продолжал утыкаться носом в мягкое вязанное нечто, по-видимому, пытаясь согреться. Тот, что повыше, помахал рукой девушке за кассой, подняв руку высоко над головой, словно его иначе было бы незаметно, а тот, что пониже, кивнул в знак приветствия и помахал более сдержанно, и та радостно помахала в ответ, стараясь все же не отвлекаться от работы. Парень пониже восхищенно оглянулся, и шарф немного спустился с носа, открывая широкую улыбку, и он, легко ударив рядом стоящего парня в плечо, кивнул на шарики над окнами и на снежинки, висевшие на стене за “сценой”, и тот улыбнулся в ответ, оглядываясь. Мгновением позже парни скрылись за, кажется, одной из служебных дверей, и вскоре вернулись уже без своих пуховиков, шарфов и рюкзаков, уже в достаточно обычных, но с виду теплых свитерах. Высокий со своей гитарой, которую там не оставил, быстро оказался на одном из стульев этой маленькой сцены, расстегнул чехол и положил его где-то сзади, а потом удобно расположил инструмент на своих коленях, (наверняка) еще замерзшими пальцами уже наигрывая какую-то мелодию. Тогда в голове пронеслось воспоминание о словах Чунмена про “молодых и перспективных”, и он постарался повернуться так, чтобы краем глаза наблюдать за ними, но не забывать о своей работе. Другой парень сел на второй стул чуть погодя и принялся распеваться, в то время как первый, хлопнув себя по лбу, принялся настраивать свой микрофон. Спустя несколько минут приготовлений и тихой мелодии второй парнишка включил свой микрофон и, кивнув первому, принялся качать в такт мелодии, которую тот начала наигрывать. Радио, которое до этого работало достаточно громко, убавили практически до минимума, и низкий парнишка запел. Его голос был, пусть и достаточно обычным, каким-то цепляющим своей простотой, заставляя вслушиваться и находить множество необычных деталей. Парень пел тихо на ломаном английском какую-то песню о любви, бывшую популярной ранее, и До неосознанно начал подпевать лишь одними губами, и работа словно пошла быстрее, а линии стали ровнее. Вслед за этой прозвучала еще грустная и спокойная, а потом еще рождественская песня о любви, и Кенсу ненадолго оглянулся, замечая, как многие из посетителей наблюдают за этими парнями, которые выглядели уже более расслабленными, чем в самом начале своего выступления. После еще нескольких песен, в середине песни про девушку, которая, как считает автор, выглядит счастливее с кем-то другим и улыбается ярче, из своего кабинета (или что это?) вернулся Чунмен, сразу же направляясь к Кенсу и устало плюхаясь за стул напротив. Он начинает рассказывать про женщину, которая слишком долго его мучила расспросами про детский праздник, и замечает уже готовые картинки, сразу же забывая про привередливую к еде девочку и ее мать. Ким восхищенно выдыхает что-то, напоминающее “вау” и “это так здорово”, и аккуратно берет эти картинки в руки, рассматривая ближе. Он тоже видит эти не всегда аккуратные разрезы, однако находит их просто невероятными, но не сообщает об этом другу, а лишь понимает, что на фоне играет не радио, а поют протяжное “хей-я, хей-е, хей-е”. Переводит взгляд в сторону сцены и видит тех парнишек и, вновь глядя на Кенсу, подтверждает его догадки о “молодых и перспективных”. Когда песня заканчивается, Чунмен извиняется и поднимается со стула, подходя к парнишкам. Высокий громким басом тянет “хей”, продолжая сидеть с гитарой, а другой встает и говорит что-то вроде “привет” тоже громко, но не так, как первый. Чунмен здоровается в ответ, а Кенсу старается не выдать своей заинтересованности, краем глаза, однако, наблюдая за другом и отмечая некоторые детали. Например, такие, что тот, что пониже, разговаривал не так тихо, как здоровался, а тот, что повыше, заинтересованно слушал рассказ Мена о том, “как жизнь”. Ким говорил тихо, поэтому Кенсу слышал только разговоры людей, включившееся радио и громкое “угу, продолжай” гитариста. Внезапно Чунмен кинул взгляд на Кенсу, кивая в его сторону, и оба парнишки перевели на него взгляд. До от неожиданности округлил глаза, даже немного вздрогнув, а ему в ответ помахали и жестом позвали к себе. Тогда он, нерешительно убрав нож в пенал, чтобы он не укатился или кто вдруг не поранился, и нерешительно подошел к громкой компании. Чунмен широко улыбнулся, представляя парням своего друга и добавляя, что он хороший, на что тот, что пониже, по-доброму усмехнулся, а второй протянул ладонь для знакомства. - Пак Чанель, - Кенсу все еще немного нерешительно пожал его большую ладонь, стараясь искренне улыбнуться, но ощущение неловкости не давало сделать это. - Если под твоим руководством наш Ким-руки-из-одного-места-Чунмен умудрился сделать весьма неплохие, пусть и местами странные, снежинки, то, парень, у тебя талант, - и он засмеялся, когда Мен шутливо ткнул его в бок и проговорил “эй”. - А я Бэкхен. Бен Бэкхен, - второй парнишка тоже протянул ему руку, но она уже не оказалась такой огромной, как у первого парня. Он вообще не казался таким огромным, даже более спокойным, что ли, но что-то подсказывало До, что тут все не так просто. - Чунмен рассказывал про тебя. Ким мгновенно отвел взгляд куда-то на потолок, а Кенсу даже не совсем знал, что должен сейчас чувствовать - радость от того, что не приходится рассказывать много про себя, или растерянность из-за того, что не знал, что эти ребята о нем думают. Но они вроде бы улыбались искренне (в отличие от него) и внушали доверие, потому что в разговоре не повисло неловкой паузы, а Чанель и Бэкхен моментально принялись обсуждать “странную рожу Чунмена в этот момент”. Кенсу сразу же сделал вывод о том, что эти трое - друзья, причем не такие, которые просто шутят веселые шутки и встречаются по вечерам в субботу, а самые настоящие, которые в открытую стебут друг друга и не находят это чем-то обидным. Это немного успокаивало и настораживало одновременно, потому что свои не будут говорить что-то плохое за спиной, однако Кенсу мог разочаровать их, а это.. как-то не очень здорово, наверное. Внезапно Бэкхен, словно вспомнив что-то чрезвычайно важное, повернулся к Кенсу, даже немного подпрыгнув, и громко проговорил: - Кенсу - вот, кого нам стоит спросить, - и он уселся на своем стуле поудобнее. - Как думаешь, Чунмену стоит найти себе кого-нибудь? До этот вопрос (немного) застал врасплох. Конечно, он знал, что у Кима никого нет, но он никогда не слышал, чтобы тот был этим как-то недоволен. Поэтому он, взглянув на блондина, смотрящего на него взглядом частично умоляющим и уставшим, пожал плечами, добавляя, что “вообще-то это его дело, нет?”. - А вот мы с Чанелем считаем, что нужно, - в подтверждение этих слов Пак даже кивнул, переводя шутливо-серьезный взгляд на Кенсу. - Мы надеялись, что нас будет на одной стороне трое, но даже если так, это не очень важно, - и Бен достал из кармана телефон, который до этого почти половиной своего корпуса торчал из его кармана, - потому что на следующей неделе ты идешь на свидание с моей знакомой, которой просто необходимо, как я считаю, с кем-нибудь познакомиться, - и он совершенно невинно улыбнулся, переводя взгляд на Кима, и Кенсу мысленно окрестил его в манере Чанеля “Бен-идеальная-сваха-Бэкхен”. Пак лишь снова закивал, улыбаясь и уворачиваясь от уже не такого безболезненного тычка в бок, потому что Бэкхен успел вовремя вскочить со своего места и спрятаться за другом. Чунмен возмущался, что это ему не нужно, что у него и так много работы и дел, а Кенсу лишь тихо усмехнулся, пряча этот противный удар в спину друга в кулак и надеясь, что остался незамеченным. Чанель громко проговорил, что даже До находит эту идею занятной, и Ким взглянул на него так страдальчески-несчастно, как на него никогда даже не смотрели голодные котики. Кенсу лишь улыбнулся той самой улыбкой, которая не могла значить ничего, кроме как “извини, я не хотел, но это правда выглядит забавно”, и Чунмен словно немного смягчился, даря ему в ответ улыбку, значащую “я понимаю”. Они еще недолго разговаривали о всякой ерунде, пусть Чунмен и выглядел немного обиженным, а Кенсу лишь наблюдал со стороны и посмеивался от странных шуток Чанеля и крикливости Бэкхена, из-за которой порой Чунмен шикал на Бена, и тот старался говорить тише. Вскоре они вернулись к пению, уже исполняя что-то про рождество, потому что Чанель быстро нашел в интернете аккорды и опасно разместил телефон на коленке. Кенсу и Чунмен вернулись к своему столику с кучей нарезанной бумаги, и До еще совсем немного вырезал, прежде чем закончил последнего ангела и принялся собирать мусор. Тогда Чунмен, до этого молчавший, поднял на него взгляд и тихо поинтересовался: - Ты тоже считаешь, что я должен идти? - и взгляд уже был не шутливо-страдальческий, а растерянный немного, и До даже на секунду отвлекся от своего занятия, задерживая взгляд на блондине и пытаясь понять, как правильнее будет ответить на этот вопрос. - Ну, - протянул он спустя недолгого молчания, - если только твое сердце уже не занято. И то это достаточно относительно, - он решил не аргументировать относительность этого понятия, чтобы не напрягать и без того напряженного Чунмена, и тот в ответ лишь промолчал и перевел взгляд на окно. - Мне стоит повесить это, наверное, завтра, - Ким перевел тему, бросая взгляд сначала на стопку вырезанных картинок, а потом на окно. - Сейчас, думаю, мы будем мешаться посетителям. Кенсу кивнул, сгребая мусор в ладони и отходя выкинуть его. Когда он вернулся, Чунмен уже сложил его нож в пенал, а пенал в сумку, и, держа в одной руке белые бумажные венки и ангелов, ножницы и скотч, а второй протягивая эту самую сумку, устало улыбался. Тогда До поблагодарил его и поспешил к своей куртке, уже который час висевшей на вешалке, а Чунмен направился в свой кабинет, вскоре возвращаясь одетым и уже без вещей в руках кроме небольшого рюкзака на плече. Он, как и обычно бывало, не был в своих старых кроссовках и яркой куртке, на нем были спокойного серого оттенка пальто и относительно новые ботинки, да и шарф, однако уже, чем бэкхеновский, впридачу, но До отчего-то подумал, что в данный момент куртка и кроссовки его усталому виду подойдут намного лучше. Чунмен попрощался с персоналом, громко крикнул на прощание певшим в данный момент Чанелю и Бэкхену, на что те ответили кивком, и До тоже робко попрощался со всеми, надеясь, что это было замечено. Когда парни вышли на улицу, в лицо сразу же ударил холодный ветер, из-за чего Кенсу лишь поправил свою сумку и натянул шапку поглубже, втягивая шею и пряча руки в карманы. Ким тоже как-то сжался от этой погоды, и они без промедлений направились на автобусную остановку. Автобус долго не ехал, поэтому когда им все-таки удалось зайти в него, усталость, смешанная с долгожданным теплом, накрыла их практически сразу. На протяжении всей дороги Кенсу стоически боролся со сном, стараясь не закрывать глаза, и немного вздрогнул, когда почувствовал голову Чунмена на своем плече, который, однако, сразу же так же вздрогнул и выпрямился, извиняясь. Кенсу хотелось сказать, что все в порядке и что если он хочет, он может немного подремать, но побоялся прозвучать странно и промолчал, отводя взгляд в окно и радуясь, что сонливость немного отпустила. Уже вернувшись домой, перекусив и бросив взгляд в окно напротив, До легко улыбнулся, по-усталому тепло и радостно, отмечая, что день прошел просто великолепно несмотря ни на что. И что кофе в кофейне действительно вкусный.***
В воскресенье на следующей неделе, уже ближе к концу своего рабочего дня, Кенсу по привычке чиркал карандашом в своем блокноте, делая зарисовку одной повернувшейся к нему особым боком розы, когда послышался колокольчик, который оповещал о новых клиентах. До поднял взгляд, уже готовясь привычно поздороваться и спросить, чем может помочь, но увидел Чунмена, смахивающего с волос снег и улыбающегося кончиками губ, но при этом в его глазах, если приглядеться, можно было заметить встревоженность, таящуюся где-то глубоко в душе. Кенсу было неудобно спрашивать об этом, к тому же со стороны не было заметно, что Чунмен хотел бы поговорить об этом, поэтому До лишь широко улыбнулся. - Там такая погода, - тихо и восторженно проговорил Чунмен, и взгляд его сразу изменился, словно и не было никаких потаенных эмоций, словно это было не более, чем какой-то мираж. - Снег очень пушистый, Су, это так красиво, - и он улыбнулся словно смелее, глядя на улицу через стеклянную дверь. - И тебе доброго вечера, - Кенсу по-доброму усмехнулся, подходя и становясь за другом, чтобы иметь возможность тоже посмотреть на падающий легкими хлопьями снег. - Уже через полтора часа, я надеюсь, я смогу понаблюдать за этим не через стекло. Не то, что бы сейчас я не мог выйти, просто это что-то вроде приятного томления, и я лучше дождусь конца рабочего дня, - блондин понятливо кивнул на эту фразу, а затем обернулся, немного неловко потирая шею. - Можешь посоветовать, какой цветок подарить девушке, которую совершенно не знаешь? - Кенсу даже удивился, как быстро они с темы снега перескочили на тему девушек, и отметил вернувшуюся встревоженность в глазах, которую его друг упорно скрывал за решительностью. - Все-таки согласился идти на то свидание, которое тебе организовали Бэкхен и Чанель? - улыбнувшись, До развернулся к холодильнику с цветами, серьезным взглядом окидывая вазоны. - Они просто поставили меня перед фактом, - вздохнул парень, присаживаясь на стул, за которым ранее сидел Кенсу и краем глаза изучая рисунок. - Я даже не знаю, хочу ли, все как-то странно и непривычно для меня, но как-то неудобно отказываться за час до встречи, - парень снова вздохнул, закусывая губу и подпирая щеку ладонью. - Не часто ходишь на свидания? - поинтересовался До, даже не оглядываясь на собеседника, тем временем заходя в холодильник и осматривая розы поближе, не закрывая дверь, чтобы слышать, что говорит друг. - Не в этом дело, - Чунмен словно немного напрягся, но позы не поменял, переводя взгляд с рисунка на друга. - Просто.. Ай, впрочем, не важно. Кенсу это невероятно заинтриговало. Не было бы ничего плохого, если бы он поинтересовался, что тревожит Кима, но он лишь проглотил ненужные вопросы, надеясь, что так будет лучше и что если Мен захочет, то обязательно расскажет. От низкой температуры в холодильнике становилось еще холоднее, и Кенсу оставалось убеждать себя, что у него хотя бы сердце горячее, раз конечности настолько замерзли, и при этом пытался найти именно ту белую розу, которую он еще утром выделил среди всех - она была практически идеальна. Отыскал ее он достаточно быстро, и, вернувшись назад, подумал, что не так уж и холодно в этом магазинчике, можно жить. Игнорируя протесты друга, до завернул цветок в тонкую упаковочную бумагу нежно-зеленого цвета, потому что “Ты собираешься уколоть девушку, что ли? К тому же так цветок будет больше защищен, помимо газеты, в которую я его тоже заверну, там такой снег шпарит. Можешь перед местом встречи разорвать, но пока доберешься, она может испортиться”. Кенсу, пока говорил это, немного хмурился, как преподаватель, который объясняет новую тему ученику, и Ким находил это немного забавным, пусть и не был уверен в необходимости этой несчастной красивой бумаги. Когда цветок был упакован, а стрелки часов переместились на десять минут вперед, Чунмен попрощался с другом и под веселое “Удачи!” вышел из магазина. Снег все так же шел огромными хлопьями, и Кенсу захотелось оказаться на улице прямо сейчас еще больше, но он лишь смотрел вслед другу и надеялся, что у него все будет хорошо, и хотя бы Мен со временем обретет счастье. Сразу же отогнав ненужные мысли, Кенсу вернулся к работе - нужно было убрать мусор после визита друга, а еще стоило бы протереть пол, потому что со снежных ботинок натекло прилично воды, смешанной с еще не успевшей спрятаться под толстой коркой льда грязью. Полтора часа до закрытия пролетели не так быстро, как бывает иногда, но и не слишком долго, и когда Кенсу уже выключил свет в магазинчике, собираясь выходить и закрывать его на ночь, слабый свет через стеклянную дверь заставил его замереть. Рядом со зданием, в котором находилось место работы парня, стоял фонарь, который светил тем самым оранжевым, как на старых улицах города, и на полосе света, которую он создавал, блестел снег. Это зрелище было невероятно красивым и звораживающим, ветра не было, а если и был, то совсем небольшой, и снег падал медленно, паря в воздухе и кружась, прежде чем оказаться на земле. Парень мог бы долго простоять, просто наблюдая эту картину, но вскоре рука, в которой был желтый пакет всяких нужных (бесполезных) вещей, начала затекать, а его широкая ручка сильно впиваться в пальцы, и Кенсу пришлось открыть дверь, выходя из помещения. Вокруг было так же красиво, как это казалось через стекло двери, если даже не красивее, поэтому домой парень, вопреки принципам, пошел, никуда не спеша. Он успевал еще на самый последний автобус, поэтому просто наслаждался немного прохладной погодой, иногда поднимая глаза прямо к небу и жмурясь, когда какая-нибудь из снежинок попадала прямо в них. На остановке он практически все время простоял с задранной кверху головой, не думая в данный момент ни о чем и ни о ком. Туманное спокойствие и чувство какой-то прострации накрыли парня, и он чуть не пропустил автобус, когда тот остановился около этой остановки последний раз за сегодняшний вечер. Автобус был практически пустой, и Кенсу, плюхаясь на место около окна и стряхивая снег с огромной куртки, все так же продолжал наблюдать за снегом, и на душе было как-то странно. С одной стороны он был так рад пушистым белым хлопьям, медленно опускающимся на землю, с другой же снег не изменит его жизни. Все цитаты в интернете, что “скоро пойдет снег, и все будет хорошо” - ложь, и дома его ждет (или в очередной раз работает, или даже не ждет, черт его знает) Сехун, холодный и молчаливый, и До просто вернется домой, перекусит и ляжет спать. Перед сном в очередной раз подумает, что же он делает не так, перероется в каждой полочке комода своей памяти, заглянет в тайники и проверит даже пространство под ним, найдет множество всего и уснет, забываясь самобичеванием, уже вошедшим в привычку. Вся его жизнь вошла в привычку, и только Чунмен - такой светлый, улыбчивый, теплый и осторожный Чунмен - рушит его привычки к чертям, таскает по важным и не очень делам, заставляет выбираться из дома в выходные, пишет сообщения, на которые нужно отвечать честно, а не так, как кто-то хочет, чтобы ты ответил. Кенсу легко улыбнулся, той самой улыбкой, когда на душе как-то погано, но ты находишь что-то светлое, словно маленький лучик, и кажется, что все еще может быть хорошо, что еще чуть-чуть, наберешься сил и свернешь горы. В данном случае горы сворачивать не нужно было, они были пекрасны в своем величии (хотя это не точно, Кенсу никогда не был в горах), но решать проблемы стоило, как и пытаться выкарабкаться из рутины и вошедшей в привычку грусти. Потерявшись в своих размышлениях, До не сразу заметил, что на одной из множества остановок до его дома в салон зашли несколько человек. Один из их расположился не очень далеко, можно было тихо позвать, и он бы услышал, но дотянуться было невозможно. Он сидел спиной к окну, сильно ссутулившись и держа в руках что-то в нежно зеленой обертке. Переведя уже заинтересованный взгляд на этого человека, Кенсу практически сразу узнал в нем своего друга. Со стороны он выглядел не так, как всегда, казался каким-то подавленным и расстроенным, снег на белых волосах постепенно таял, и те становились мокрыми и немного волнистыми, а Мен все так же смотрел в одну точку примерно куда-то под противоположное сиденье, держал в руках розу и, казалось, был совершенно не здесь. Кенсу попытался аккуратно встать со своего места и сесть рядом, но автобус потряхивало, и парень, пытаясь осторожно сесть рядом, плюхается на соседнее место, задевая руку друга. Тот испуганно поднимает взгляд, уже собираясь немного подвинуться, чтобы не касаться локтями, но узнает Кенсу, обеспокоенно вглядывающегося в его лицо, и на секунду теряется, а потом улыбается одними лишь губами, в то время как в глазах таится некая… грусть? - Что случилось? - Кенсу говорил тихо, но Чунмен слышал, и лишь отводил взгляд, сжимая тонкими пальцами стебель. - Она сказала, что не сможет прийти сегодня, когда я написал ей, спустя сорок минут после намеченного времени встречи, все ли в порядке. Я не думаю, что она действительно хотела приходить, - парень вздохнул, перекладывая цветок из одной руки в другую. - Может, оно даже к лучшему? Такое часто случается, - Кенсу мысленно добавил “но только не со мной”, а Чунмен то ли кивнул утвердительно, то ли мотнул головой, не соглашаясь. - Может. Я ведь тоже не знал, действительно ли хочу идти, выйдет ли что из этого. Видимо, не зря, потому что сейчас настроение как-то не очень, - и он вновь попытался улыбнуться, переставая перекладывать цветок из одной руки в другую. Затем перевел взгляд на нежно зеленую бумагу, несколько секунд сверля ее взглядом, и, теперь улыбнувшись как-то менее измученно и грустно, протянул цветок Кенсу. - Не знаю, что говорят в таких случаях, поэтому просто “дарю”. Конечно, она завяла из-за этой погоды, но мне кажется, она все равно красива. В любом случае, ты можешь в любой момент ее выкинуть. Кенсу не совсем понимал, как должен себя чувствовать в данный момент. Розы не были его любимыми цветами, но его грела мысль о таком подарке, он чувствовал себя неловко, но тем не менее улыбнулся кончиками губ, аккуратно забирая цветок из рук друга и тихо говоря “спасибо”. И на душе стало немного теплее. До не совсем понял, из-за такой же нерешительной улыбкой кончиками губ Чунмена или из-за цветка, но тем не менее в блокнот под названием “Чем Ким Чунмен отличается от рутины”, который хранился в одном из ящичков комода его памяти, приписал еще один пункт. Когда До вернулся домой, весь занесенный снегом и немного (все так же сильно, как и обычно) замерзший, Сехун отрешенно поздоровался из другой комнаты, залипая в ноутбук, и Кенсу поздоровался в ответ, надеясь сохранить в душе тот светлый лучик от маленького кусочка лета, завернутого в тонкую нежно-зеленую бумагу. Сехун на это никак не прореагировал, разве что взглянул немного странно, словно с долей заинтересованности, но До не заметил этого, заваривая себе чай и отмечая, что, наверное, теперь точно стоит купить что-то из зимней коллекции.***
Декабрь шел. Со всей своей рождественской суматохой, суетой, множеством ненужных вещей с надписью “merry Сhristmas”, продавцами в шапочках Санты, снегом, который то падал, то таял, из-за чего дороги становились скользкими и, конечно же, ощущением приближающегося праздника. Кенсу чувствовал в душе что-то отдаленно напоминающее радость, а потом приходил очередной привередливый нервный покупатель, который поскользнулся, пока дошел до этого магазинчика, и радость пряталась, сворачиваясь в комочек. Пожалуй, единственная рождественская атрибутика, которой он на данный момент был благодарен и рад - новые стикеры к этому празднику в приложении, в котором он обычно писал Чунмену разные глупые вещи и иногда шутил шутки. Нет, помимо текстовых сообщений они общались в живую, в те моменты, когда Мен вытаскивал друга из дома, тащил в кафе (которое иногда называл своим), потому что "Тут веселее, чем дома", или еще куда-нибудь, вроде премьеры того самого фильма, который является уже не первой частью какой-то большой истории, а До не смотрел ни одной из этих частей (но все равно шел). Кенсу чувствовал себя немного более живым, чем в октябре. Он был знаком с Меном от силы месяц, но успел начать доверять ему настолько, что не боялся говорить о практически всех своих мыслях (которые не касались душевного состояния, конечно, такое он не доверял даже бумаге). Чунмен был открытым и хорошим, у него был приятный голос и своеобразные шутки, он мог выглядеть как два совершенно разных человека, лишь сменив костюм на старый свитер и взлохматив волосы. Он тоже, как и Кенсу, таил что-то в душе, но До думал, что это просто желание найти себе хотя бы какую-нибудь из копий второй половинки, вполне нормальное и обычное. И когда однажды Мен просто предложил другу сходить вместе с ним в магазин за подарками к Рождеству для мамы и друзей, Кенсу с легкостью согласился, и где-то через час заинтересованно бродил по рядам со стеллажами, практически до потолка полных разной праздничной чепухи, и постепенно проникался атмосферой праздника. Чунмен трогал игрушки из фетра, из шерсти, позолоченные и сделанные на заводе или разрисованные какими-то умельцами. Он выглядел таким радостным, когда нашел странную фигурку зайца, посыпанного какой-то блестящей стружкой, и Кенсу тихо заметил, что стружка выглядит, как мелкая металлическая, а заяц - это тебе не “милости-милашности”, а машина для убийств, после чего Чунмен долго хихикал. Глядя на маленькие шарики, которые кто-то, видимо, сначала сложил себе в корзину, а потом выложил совершенно в другом месте (где До их и нашел), парень грустно вздохнул, вспоминая маленькую елочку, которая стояла в его комнате на одной из полок, когда он был совсем маленьким, и что на ней висели обычно похожие шарики, только красные и и золотые, а не лиловые, на что Чунмен улыбнулся, говоря что-то вроде "это так мило" в своей шарф, из-за чего эти три слова было сложно разобрать. В торговом центре играла рождественская музыка, и Кенсу хотелось подпевать тому, как парень прошлым рождеством подарил возлюбленной свое сердце, и иногда пританцовывать, но людей было слишком много, и со стороны это выглядело бы очень глупо и смущающе, однако, когда через пару мгновений Чунмен начал немного подпрыгивать и двигать плечами, До подумал, а почему бы, собственно, и да. Со стороны, как Кенсу и предполагал, это выглядело до ужаса нелепо: два взрослых парня в расстегнутых куртках, которые и так немного стесняли движения, шли по торговому центру, тихо подпевали всем известной песне и подтанцовывали, при этом не забывая широко улыбаться и восторженно вздыхать, как только в поле зрения попадал какой-нибудь магазин, украшенный в одном стиле и из-за этого выглядевший просто чудесно. Когда в очередной раз им попался такой магазин, кажется, украшений, До в очередной раз протянул "вау", а затем добавил про то, что ему до подобного только расти, на что получил уверенное чунменовское "у тебя получилось лучше". И ему наверное стоило бы как-то засмеяться или отшутиться, а лучше отблагодарить, но парень лишь немного смутился и сказал самому себе мысленно, что, все-таки, расти все равно много. За этот достаточно долгий день Чунмен купил все, что хотел, даже немного больше, случайно зайдя в книжный и проторчав около отдела с фантастикой, а потом даже купив одну книгу оттуда под немой вопрос До о том, правда ли он любит такое. Кенсу никогда не увлекался этим жанром, не находя ничего интересного для себя в нем, но когда блондин рассказал ему о сюжете одной из его любимых книг, подумал, что, возможно, стоит попытаться познакомиться с этим жанром получше. Домой Кенсу вернулся только вечером. Утром, когда он уходил, Сехун поинтересовался, как поздно его ждать, из-за чего парень сначала удивился, а потом ответил про время "после обеда". Но был уже восьмой час вечера, До был уставший, а квартира встретила его не привычной темнотой и тишиной, которую через несколько мгновений нарушил бы тихий топот собачьих лап по старому линолеуму, а тихим шумом маленького телевизора на кухне и светом, исходящим оттуда же. До, разувшись и сняв свой рюкзак еще у порога, потому что тот стал больше из-за купленного подарка для Сехуна (а Кенсу не хотелось раньше времени делать сюрприз), аккуратно проследовал на свет и, заходя, наткнулся на напряженного Се, который сидел за столом, сцепив руки перед собой, и глядел в точку, находящуюся где-то между экраном телевизора и стеной. Когда До зашел, парень повернул голову в его сторону, и Кенсу в данный момент старался изо всех сил не смотреть в ответ, потому что взгляд О был какой-то растерянный и напряженный, брови были немного нахмурены, а зубы сжаты. О вздохнул, переводя взгляд на часы, и Кенсу показалось, что напряжение, которое до этого момента было лишь на лице его парня, заполнило всю комнату, надавило со всех сторон, проникая в грудь липкой струйкой нехорошего предчувствия, смешанного со страхом. До нерешительно выдвинул стул, чтобы присесть, и скрежет ножек о пол показался таким же громким, как и раскаты грома в июле. Когда он присел, еще где-то с минуту Сехун смотрел уже куда-то в окно, периодически вздыхая и словно собираясь что-то сказать, по телевизору шел какой-то многосерийный детектив, а Кенсу с каждой секундой становилось все тревожнее, но он продолжал сидеть на месте и ждать. Ждать чего-то, как показывало отнюдь не хорошее предчувствие, что было непросто озвучить, воплощая свои мысли, синтезируя из их беспорядочного потока понятные другим фразы. Вскоре Сехун вздохнул в очередной раз, и, переводя взгляд на парня, севшим голосом проговорил: - Ты говорил, что придешь в обед, - До не ответил, отводя взгляд и глядя куда-то в пол. - Я ждал тебя. От этой фразы стало не по себе. Кенсу, сделав над собой усилие, поднял глаза и сразу же наткнулся на чужие - кофейные, горькие, серьезные. Хотел сказать множество слов в свою защиту, извиниться, улыбнуться нежно, как раньше, и тогда младший бы улыбнулся в ответ, но сейчас же До просто присел напротив, принимая такую же позу и сцепляя руки перед собой. Часы начали громко отбивать свой ритм где-то в ушах, и весь мир стал очень громким, а дыхание то и дело словно пыталось остановиться, но это, скорее, лишь фантазия. - Я… - после еще нескольких громких ударов в ушах Сехун тихо начал говорить, сразу же запинаясь. - Я прошу у тебя прощения, хорошо? Извини меня, Кенсу, - взгляд До с подавленного постепенно изменился на удивленный, но О продолжал. - Наверное, я сейчас со стороны звучу очень странно, но мне правда жаль. Ты хороший человек, по-настоящему светлый и добрый, ведь, если бы это было не так, мы бы не продержались так долго, - парень нервно провел по кучерявой шерсти Виви, лежащего на соседнем с ним стуле. - И все то, что я сейчас скажу, наверняка ранит, как ранило и мое поведение до этого, к сожалению, я понял это только после большого пинка. Я благодарен человеку, вбившему это в мою пустую башку, потому что это было необходимо мне, чтобы окончательно не упасть на самое дно. В последнее время я был потерян, у меня не было цели жить и существовать, я просто считал, что должен заработать как можно больше, чтобы хватило на жизнь. А одним вечером… Я не знаю, как это произошло, кажется, у меня просто был очередной заказ на доставку, и я встретил… ее. Она была обычной и темноволосой, я бы не заметил ее на улице, но в этот раз что-то пошло не так. Мы обменялись номерами и начали общаться. Она оказалась хорошей, - Сехун по мере своего рассказа все опускал глаза, пока не начал сверлить взглядом стол, лишь бы не сталкиваться с огромными и успевшими за такой срок стать родными глазами, в которых сейчас могла быть любая человеческая эмоция. - Я врал тебе, Кенсу, что вечно торчу на работе, я стал проводить время с ней, и… почувствовал себя живым? Наверное. Меня иногда мучила совесть, но я глушил и топтал ее ногами, оправдывая себя тем, что это твоя вина. Но тут нет чьей-либо вины, просто так сложились звезды, карты, обстоятельства - не важно. Некоторым людям хорошо вместе - думаю, ты убедился в этом за три первые года отношений. Но иногда люди устают друг от друга, и дальше все идет так, как само получается - люди могут оказаться более аккуратными, относящимися к этой хрупкой вещи с аккуратностью и трепетом, а могут просто отчаяться. Думаю, мы оба просто в какой-то момент отчаялись. И однажды, когда я был с ней, я случайно ляпнул про тебя, и тогда-то и получил сильно прямым ударом в голову через колкие слова. Она просто вывернула всю мою душу, все мои неправильные поступки, которые я бережно сохранял и не желал вспоминать без надобности. В тот вечер она почти плакала, говоря мне, что я отвратительный, раз веду себя подобным образом, раз заставляю тебя мучиться, чтобы быть с ней. Ей не хотелось быть с человеком такой ценой, и я испугался. По-настоящему, практически так же, как когда меня в детстве чуть не сбила машина. У тебя в этот момент цепенеют конечности, становится трудно дышать, и ты просто сидишь на месте, одним взглядом умоляя о “пощаде”, и страх обнимает тебя своими ледяными когтистыми лапами все сильнее и сильнее. Я не готов был ее потерять, поэтому наступил на горло собственному безразличию - просто в одну из ночей обдумал все, что происходит. Я понял те вещи, которые пытаюсь сейчас изложить тебе красиво и понятно, но, думаю, это выглядит уродливо и запутанно. Но это не так важно, как важны мои извинения - я не хочу, чтобы тебе было плохо. Но так же не хочу страдать сам. Может, нам стоит прекратить эту своеобразную пытку и перестать прятаться от проблем? Ведь ничего не станет лучше со временем, если мы не изменим что-то прямо здесь и сейчас. Я чувствую острую потребность быть с другим человеком, меня к ней тянет. Не уверен, что это уже любовь, но это чувство может ею стать. Еще я задумывался о будущем. Какое оно будет у нас, хен? До скольки лет мы будем пытаться заработать побольше денег, которых все равно не будет хватать, и когда почувствуем себя счастливыми? Сможем ли мы когда-нибудь стать настоящей семьей, создать новую жизнь, сделать ее счастливой и обеспечить в полной мере? Я сомневаюсь. Ох, Кенсу, прости меня, я так долго мучил тебя молчанием, - Сехун шумно выдохнул, роняя лицо в свои ладони. - Я хочу семью, хочу ребенка, и сейчас ты, наверное, можешь засмеяться, потому что раньше я не говорил такого. Я бы и сам засмеялся, если бы эта ситуация не была такой грустной. Пожалуйста, не расстраивайся сильно из-за этого. Нам было тяжело, но я не хочу встречать Рождество, вновь соврав тебе, что у меня работа. Ты заслуживаешь знать правду. Ты был тем, кто делал меня счастливым достаточно долгое количество времени. Я до сих пор храню теплые воспоминания в своем сердце, и сохраню их до конца жизни, потому что ты чудесный, До Кенсу, просто не мой. Пожалуйста, постарайся понять. Кенсу смотрел в стену напротив, в точку, находящуюся где-то в районе глаз Сехуна, но отдаленную от них вправо где-то на метр. Просто в один момент все стало ясно, Сехун перестал быть чужим и неизвестным, он просто стал… чужим? Не "его" теперь точно, и какая-то часть души До рассыпалась на мелкие и острые кусочки, царапая и прокалывая все нутро, а какая-то лишь убедилась в своих предположениях. Все к этому и шло. Рано или поздно они бы расстались, и не столь важно, как - извинившись или поругавшись. - Все… будет хорошо, Се, - слова давались Кенсу с трудом, потому что ком в горле мешал даже дышать. - Я все понимаю и желаю вам счастья. Вы просто обязаны стать счастливыми, хотя бы ради меня, слышишь? Это эгоистично, но зато честно. Я был счастлив с тобой, пусть ты и забывал многое, был порой просто невыносимым и невероятно меня злил. В глубине души ты все равно оставался и остаешься понимающим и теплым, и, прошу тебя, не растеряй это. Сехун молча кивнул и перевел взгляд на окно. Кенсу так же молча встал и вышел из кухни, и через несколько секунд О услышал щелчок замка входной двери. Кенсу вышел на улицу и поднял голову вверх. Было морозно и ясно, поэтому можно было разглядеть крупные звезды. Они сияли так чудесно, но были так далеки и словно холодны. Парень втянул носом воздух, вдыхая полной грудью. Было еще не очень поздно, но людей было как будто маловато, хотя До это не сильно волновало. Он шел вперед, иногда поднимая глаза к звездам и пытаясь найти новую из них, которую еще не видел до этого, и каждый раз находил, не запоминая найденных. Холод пробирался под шарф, который уже успел растянуться, холод хватал за руки и замораживал, холод проползал в самую душу и устраивал там свое место. Хотелось остановиться и завыть - рана, которая не была излечена, но довольно долгое время находилась в покое, вновь кровоточила и доставляла дичайшую боль. Ее неосмотрительно потревожили, грубо задели, как будто бы это была просто обычная царапина. Нет, в любом случае, Сехун не повел себя как последний эгоист - До слишком долго знал его, чтобы научиться читать эмоции. И они были искренними. Ему тоже было тяжело, думал Кенсу, а у самого тряслись руки. Он сделал это достойно, думал Кенсу, а сам задыхался от захлестнувшей его обиды. Все пройдет, думал Кенсу и шел, сам не зная куда, лишь бы подальше от дома, от Сехуна, куда-нибудь, где бы он смог просто посидеть и подумать. Двери Secret place сами нашли его, думал Кенсу, заходя в успевшую стать родной кофейню, где, как обычно бывает вечерами, звучала живая музыка и горел оранжевый свет. Еще по потолку ходили разноцветные круги, и До узнал в них тот самый шар, про который он заикался когда-то давно, но даже не попытался улыбнуться. За кассой была привычная официантка, она улыбалась, причем даже не совсем понятно, фальшиво ли, и от ответной попытки улыбнуться сводило скулы. Горячий шоколад оказался сладким, как ему и подобает. А еще не таким особенным, каким казался в детстве, и от этого словно стало хуже. Чанель и Бэкхен были заняты исполнением песен, да и Кенсу сел подальше, поэтому они его не заметили. Они пели про мисс верующую, и парень горько усмехнулся, отчётливо слыша “еретик”. Потом было что-то про растворение своей жизни в дыме чужих сигарет. Потом про то, что мёртвые оживают. Кенсу не знал, как будет жить дальше, ведь даже мертвые оживают, а он, живой, не совсем похож на такового. Просто… он был готов к такому повороту событий лишь в мыслях, на деле же он был раздавлен и помят. В голове кружилось лишь предположение того, что счастье слишком воздушно, чтобы быть с До долго. Он услышал достаточно громкий звук, почувствовал рядом тепло и повернул голову. Рядом сидел Чунмен, он был в своем безупречном пальто, как всегда без шапки, испуганный и пытающийся отдышаться. Держался за предплечье До, заглядывал в глаза, в которых не видел ничего, и взглядом спрашивал - "Что случилось, Су? Ты в порядке? Я просто забыл в твоем рюкзаке некоторые вещи, которые ты согласился положить туда, и позвонил, но ты не отвечал. Потом ответил твой сосед и сказал, что ты ушел и оставил телефон дома, и я искал тебя, пока мне не позвонил Чанель. Пожалуйста, скажи, что все в порядке." - Мы расстались, - проговорил Кенсу, уже не заботясь о том, что Мен о нем подумает - легче так, почти что как резко дернуть молочный зуб. Будет больно, но потом сразу станет легче. В противном случае этот зуб будет долго шататься, доставлять неудобства и болеть. - Мы, понимаешь, просто расстались. Чунмен молчал, лишь сильнее сжимая предплечье друга и отодвигая чашку с горячим шоколадом, пустую где-то на треть. Кенсу продолжил: - Я знал, что так будет. Так должно было произойти. Я просто… не оказался готовым. Блондин неловко выпутался из пальто и пересел на кресло напротив. Сбегал к кассе, попросил принести два чая, сказав, что заплатит потом. Вернулся к До, который, казалось, не шелохнулся с того момента, продолжая сидеть, сложив руки на столе и опустив голову. - Если хочешь, ты можешь рассказать мне все, я выслушаю, - тихо проговорил Чунмен, осторожно через стол касаясь руки друга и слабо сжимая его ладонь. И Кенсу начал говорить. Примерно с того момента, как он впервые влюбился в мальчишку, еще будучи в школе, как он ненавидел себя за это, считал себя противным, как боялся, что кто-то узнает, и тогда его побьют. Тогда он не позволил никому об этом узнать, но, став старше, это снова с ним повторилось. А потом снова. Родители задавали вопросы, нравится ли ему какая-нибудь девочка, а мальчик отвечал, что давно влюблен в учебу, при этом стараясь на момент каждого такого вопроса быть повернутым к родителям спиной. Первый поцелуй был с девочкой, когда До отчаялся. Он надеялся, что после все пройдет, что он станет нормальным парнем, но оно не получалось. Принять себя было сложно, но вскоре у него это получилось. Со временем это получилось и у его родителей, как-то отобравших его телефон и увидевших множество сообщений с признаниями от человека, который был записан, как одноклассник мальчика. Тогда был большой скандал, и когда Кенсу рассказывал об этом, слишком тихо, чтобы не слышали посетители, но достаточно громко для того, чтобы слышал Чунмен, он болезненно кривился. Мен сжал его ладонь сильнее. Бэкхен запел песню про то, что он пропащий. Потом Кенсу рассказал про Сехуна, с которым они познакомились, когда До из-за спешки чуть не снес бедного парнишку в первый рабочий день. Они странно познакомились и странно влюбились, странно жили и странно расстались. Но какое-то время они действительно были счастливы, и желание завыть усилилось, царапая горло изнутри и сыпя в глаза что-то очень острое. Бэкхен пел про то, что он слаб и повержен. А еще просил не дать ему уйти. Чанель в этот вечер играл не на гитаре, а на синтезаторе, который, видимо, притащил из дома, как и половину вещей в этой кофейне, и звучание было другое. Атмосфера становилась тяжелее, и на словах "не дай мне уйти", повторяющихся слишком часто, Кенсу начало начало мелко трясти, и он всхлипнул. Закусил губу, перевел взгляд в окно - Бэкхен был слишком эмоционален именно в этот момент, Чанель, кажется, тоже, людей практически не было, но они все равно играли эту песню, будто нарочно. Он всхлипнул снова и снова, и глаза сильно защипало, после чего из них покатились горячие слезы. Слезы отчаявшегося человека, который впервые в жизни сидел в кофейне, слушал неизвестную песню, в которой просилось не дать уйти, узнать о нем, держал сейчас руку не так давно обретенного друга и плакал. Плакал так, как не плакал давно, как не хотел, но как получилось. Было пусто и одиноко, и только тепло чужой руки удерживало где-то здесь и не давало провалиться. После этой песни звучала какая-то более спокойная. А потом еще, но До не вслушивался в текст, просто сидя на своем месте и молча роняя слезы, периодически всхлипывая. Чунмен смотрел почти в самую душу, очень сочувственно и грустно, держал руку и поглаживал большим пальцем тыльную сторону чужой ладони. Кенсу не понимал, что творится в его глазах, потому что его застилали еще не высохшие слезы, а у Кима они были слишком растеряны и бессмысленно печальны, и До даже казалось, что должно быть наоборот, и плакать тут должен Чунмен, но он молчал. Вдыхал тяжело, держался за руку и молчал. Девушка, работающая сейчас кассой, принесла чай и быстро убежала. - Спасибо, Мен, - тихо прошелестел Кенсу, когда перестал дрожать. Мен накрыл его ладонь своей второй, а До искривил рот в попытке улыбнуться. Вышло весьма занятно. Чунмен промолчал, сочувственно приподнимая уголки губ. Кенсу взял чашку с горячим чаем и сделал глоток, и этот напиток показался ему в разы лучше, пусть и был самый обычный из дешевого пакетика и без сахара. Бэкхен продолжал петь, и песня была, кажется, какая-то очень популярная, но в его исполнении звучала совершенно иначе, из-за чего было очень сложно вспомнить оригинал. Пожалуй, этот кавер Кенсу нравился даже больше. Он повернул голову в сторону маленькой сцены - Бэкхен сидел на высоком стуле, держал микрофон и слабо качался в ритм песни, Чанель тихо подпевал, нежно проводя пальцами по клавишам. Диско-шар, использовавшийся в данный момент не совсем как "диско-", красиво бликовал на их лицах, окрашивая их в разные цвета, и обстановка вокруг казалась каким-то, скорее, короткометражным фильмом, чем жизнью. Малое количество людей, сидевших в кофейне в столь поздний час, наблюдали за пением молодых и перспективных, и так же покачивались в такт. Кенсу перевел взгляд на Чунмена. Он следил за выступающими парнишками, одними губами повторяя слова песни, иногда прикрывая глаза. Он все так же сжимал руку До, а чай в его чашке уже, скорее всего, был остывшим. На строчках о танцах босиком на траве в темноте Ким почти начал подпевать в голос, а затем тихим шепотом снова погружая в атмосферу, в которой, казалось, нужно было быть очень тихим, дышать через раз и бесшумно и закрывать глаза. Бэкхен пел, что он встретил ангела в теле человека, и на последней, кажется, строчке, которая уже повторялась не раз на протяжении этой песни, Чунмен повернул голову и посмотрел на Кенсу, все тем же полушепотом произнося "Сегодня ты выглядишь безупречно". До понимал, что вовсе не безупречно, даже не близко, да и вообще это просто песня, но взгляд отводить не хотелось ни за что на свете, и руку убирать тоже, и вообще хотелось вновь обрести те глаза-фотоаппараты, потому что кто действительно выглядел безупречно, так это Чунмен. Взгляд был ни на что не похожий, теплый и немного мечтательный, и парню казалось, что только Ким способен так смотреть. Словно в самое нутро, но не прожигающе, а осторожно, словно перед этим заранее спросив: можно ли? На его губах играла легкая улыбка, и Кенсу терялся, не зная, что именно его заставило это сделать, но он улыбнулся в ответ, вымученно и устало, но в этот раз уж точно от сердца. Этот момент никто из них не хотел прерывать. Было в этом что-то волшебное, когда на окне рядом мерцала гирлянда, освещая бумажные рождественские венки, а в другой части кафе красные, синие и зеленые круги падали на лица, заставляя оглядываться в надежде поймать то самое мгновение, когда в воздухе что-то сверкнет, и произойдет настоящее чудо. Кто-то из посетителей споткнулся о ножку стола, и на этот звук До сразу же обернулся, не столько из-за беспокойства, сколько из-за привычки знать, что произошло. Когда он повернулся назад, волшебный момент был потерян, и Чунмен смотре уже куда-то ниже его глаз, на стол или на свою чашку с остывшим чаем. До захотелось грустно вздохнуть из-за этого, но он подавил в себе это желание, бросая взгляд в окно - там был ветер и шел мелкий снег, наверняка забиравшийся под воротник и обнимая людей за шею, аккуратно поглаживая по спине. - Пойдем домой? - голос Чунмена, такой же, как и всегда мягкий, но совершенно неожиданно прозвучавший, вырвал из пустоты мыслей и созерцания снега. Кенсу, усмехнувшись, опустил взгляд в чашку с чаем. - Я? Домой? Сейчас я не готов туда идти, хоть и вполне возможно, что Сехун уже уехал. - Ох, ты не совсем понял, - Мен неловко потер шею, опуская взгляд. - Ты же не хочешь оставаться ночевать здесь? Значит пойдешь со мной. - Я не хочу доставлять тебе еще больше неудобств, чем уже доставил, - запротестовал Кенсу, даже немного выпрямляясь, словно неосознанно желая отодвинуться. - Ты должен был сейчас спокойно сидеть дома и заниматься своими делами, а вместо этого сидишь тут и успокаиваешь одного чудика с давно разбитым сердцем. И если ты хочешь, ты можешь прямо сейчас идти домой, правда, я уже почти в порядке. - Су, ты знал, что это немного больно слышать? - протянул Мен, вновь поднимая взгляд на друга. - Если ты так беспокоишься о том, не отвлекаешь ли ты меня, то знай - нет, ни в коем случае. Ты мой друг, поэтому даже не задумывайся об этом, хорошо? А сейчас поднимайся и пошли, потому что одного я тебя сейчас ни за что не оставлю. В голосе Чунмена слышалась забота, тонкой нитью вплетенная в беспокойство и совсем слабую строгость, и Кенсу пришлось послушно одеться, пусть и было неудобно. Парень успокаивал себя тем, что так Ким хотя бы скорее ляжет спать и немного выспится перед рабочим днем. Добирались они на такси. Автобусы уже не ходили, и До в очередной раз за вечер почувствовал себя противно-неудобно, но, чтобы сильно не раздражать друга, старался не подавать вида, сжимая руки в кулаки и словно сжимаясь еще и всем телом. В окнах квартиры Кенсу и Сехуна был свет, и До изо всех сил старался не смотреть, когда выходил из машины, но один раз все же не вышло. Затем он сразу же перевел взгляд и старался смотреть вокруг, под ноги, на Чунмена, снова под ноги, а затем на Чунмена, только лишь бы не в ту сторону, от этого больно. Не сказать, что Кенсу было больно потому, что он не был любим. Возможно, в какой-то степени он смирился с этим уже давно. Тут дело, скорее, было в разрушении самых последних крохотных надежд. Парень тяжело вздохнул, желая отвесить себе звонкую пощечину, и сказал про себя, что сегодня он уже ни в коем случае не должен поднимать эту тему. Квартира Чунмена была точь-в-точь квартира Сехуна и Кенсу, разве что отображена зеркально. А еще казалась пустой и какой-то не жилой, потому что на вешалке в прихожей висела лишь та самая куртка, а около стены стояли одни-единственные кроссовки. Обои, кажется, были наклеены очень давно, и Кенсу не удивился бы, если бы вдруг узнал, что эти обои клеила еще та бабушка с интересными историями. До было все еще неудобно, и когда пришлось снять шарф, спрятать это чувство стало сложнее. Когда парни прошли на кухню, и Чунмен принялся подогревать чай и мыть давно наваленную в раковину посуду, извиняясь одним взглядом, До стал оглядывать маленькую комнатушку. Обои были другие, но и они не были наклеены недавно - на стене, около которой стоял маленький стол, было несколько коричневых (скорее всего кофейных) засохших пятен, а в том месте, куда часто прислонялся стул, обои были потерты больше обычного. Свет везде был желтый, но отчего-то не нервировал, а наоборот успокаивал, словно возвращая куда-то в детство, а смешной абажур, который парень заметил, подняв взгляд, заставил легко (совсем незаметно) улыбнуться. Мен поставил чайник, ненадолго оторвавшись от посуды, поинтересовался, не голоден ли Кенсу, и, получив отрицательный ответ, вернулся к намыливанию тарелок. Между тем он пытался объяснить, почему же до сих пор не сделал ремонт, иногда глядя на друга через плечо. - Мен, все в порядке. У тебя просто слишком мало времени на себя. Ким кивнул, поворачивая голову назад, при этом мысленно добавляя, что не столько мало времени, сколько мало (точнее, почти нет) желания. Ни-ка-ко-го. До этого момента у него никто не был, ведь переехал сюда он не очень давно, от силы месяца три назад (и так и не разобрал все коробки до конца), так что Кенсу был кем-то вроде первооткрывателя. Блондин усмехнулся такому сравнению в своей голове. Чайник громко засвистел, и До пришлось перевести взгляд на плиту, а затем встать и выключить его, потому что руки Чунмена почти по локоть были в воде, и пока он вертел головой в поисках полотенца, Кенсу выключил чайник и вернулся на свое место, при этом стараясь не бросать взгляды в окно и не натыкаться на белый (только немного желтоватый) свет в окне напротив. Мысли в голове все еще путались, и хотелось просто хотя бы минуту ни о чем не думать - ни о Сехуне, ни о его девушке, ни о неудобстве, ни о Чунмене, который сейчас крутился около разделочных столов, наливая чай и пытаясь что-то найти в одном из верхних ящиков. Хотелось просто откинуть голову (и пусть она бы просто повисла, не найдя опоры) и закрыть глаза, а потом просидеть таким образом так долго, пока не заболят мышцы и парню не станет немного плохо. Потом можно было бы устроиться удобнее и просто уснуть. Но было неудобно и больно, поэтому парень сидел, гнул пальцы, из-за чего те издавали характерный звук, и кусал нижнюю губу. Вскоре Чунмен поставил на стол две чашки с чаем, самым обыкновенным из пакетиков, а рядом еще вазочку с теми самыми сушками, тихо говоря, что дома он в последнее время не ел, оттого Кенсу не стоит, если вдруг что, пугаться пустоты холодильника. Чай оказался тем же, что и в прошлый раз, сушки тоже, и на душе у Кенсу стало чуточку теплее от этого. Парень вообще заметил, что Чунмен, в противовес всему миру, стал для него словно персональным мягким пледом, поддерживая в трудные моменты и проявляя ту самую заботу, которой так давно не хватало. Легкая улыбка тронула его губы, и напряженный блондин, едва заметив это, немного расслабился. - Что? - Ким изогнул одну бровь, поймав на себе взгляд друга, держащего кружку с чаем в двух ладонях и легко улыбающегося. - Ничего, - ответил Кенсу, а после небольшой паузы добавил. - Я просто очень тебе благодарен, ты же знаешь? Чунмен не ответил, пряча взгляд в чашку с чаем. Спустя некоторое время, словно до конца обдумав вопрос, который хотел сорваться с его губ уже давно, Ким проговорил: - Что еще такого страшного по твоему мнению я о тебе не знал, а, Кенсу? - и усмехнулся, но как-то по-доброму. Ким вообще все с добротой и теплом делал, и До в этот момент, ярче и отчетливее, чем обычно, понял, что греться, когда будет совсем невмоготу, будет приходить к Чунмену. Тут всегда тепло, даже если в квартире открыты окна в ноябре. - Ну… Думаю, сейчас ты знаешь мой самый страшный секрет, - До усмехнулся, делая глоток теплого чая. - Хотя он был секретом только для тебя. Мне не хотелось тебя оттолкнуть. Чунмен усмехнулся в ответ, говоря, что теперь он бывалый и уж точно ничего не боится. До на это ответил, что насчет ничего он загнул, но, в целом, суть передал правильно, при этом изучая его лохматую прическу, проглядывающие темные корни волос которую не портили, а придавали особый шарм. Захотелось прикоснуться, потому что парень уже очень давно хотел поэксперементировать со своими волосами, боясь плачевных последствий, но парень вовремя осознал, что ему не стоит этого делать, как раз до того момента, когда рука протянулась бы к волосам, но немного позже того, когда она просто дернулась. Чунмен сделал вид, что ничего не заметил. Еще около часа они просидели на старой кухоньке под лампой с абажуром, погрызли сушки и поговорили о ерунде - Чунмен еще немного рассказал глупых историй про Чанеля и Бэкхена, а Кенсу рассказал немного о Виви, который, на самом деле, совсем не злой, как могло показаться, а очень добрый и миленький, а еще на Сехуна похож. Снова всплывший в голове образ уже бывшего (ведь так, получается?) парня вновь отбил все желание улыбаться. Чунмен смотрел грустно, и было совсем немного заметно (но Кенсу все же надеялся, что это его чересчур романтичная натура), что он хотел, как в кофейне, взять за руку и успокоить лишь одним своим тёплым видом. Но он, лишь дернув рукой, проговорил: - Спать? - ему слабо верилось, что этот Сехун настолько хороший, как говорил его друг, потому что эмоции, буквально черным маркером написанные на лице До, не сильно указывали на его положительные стороны. - Пожалуй, - Кенсу зевнул, прикрывая рот рукой, а второй подпирая голову под щеку. - В таком случае, - блондин встал из-за стола, забрал уже пустые чашки, поставив их на стол около раковины, а затем продолжил, увлекая друга за собой в сторону гостиной. - Сейчас найду тебе полотенце и одежду, думаю, с этим проблем не будет. Думаю, душ найдешь сам, у меня слишком маленькая квартира. Кенсу еще мысленно добавил, что квартира, скорее, не "слишком маленькая", а "слишком такая же", затем благодарно принял полотенце и одежду, направляясь в душ. Прохладная вода немного взбодрила, и когда Кенсу вышел, у него появилась возможность получше рассмотреть гостиную, а не из окна соседнего дома. Обои были те же, что и в прихожей, в одном месте был оторван совсем маленький кусочек; лампа такая же жёлтая, но без абажуров уже, и Кенсу узнал тот закатный цвет, но в этот раз он казался приятнее глазу. В углу стоял компьютерный стол под тёмное дерево, на нем, как у многих бывает, лежал ноутбук и множество каких-то документов наверняка по работе. Их окружали несколько чашек, в которых, наверное, раньше был кофе, а чуть поодаль расположилась та самая хавортия, в этот раз не выглядящая больной и нездоровой. - Сейчас для нее мне пришлось составить график полива, - быстро вышедший из душа Чунмен заставил немного вздрогнуть, но не из-за испуга, с, скорее, обычного эффекта неожиданности. - Ты ответственный, - проговорил его друг, продолжая оглядывать комнату. В противоположном по диагонали углу располагался тот самый диван, и одеяло на данный момент мало поменяло свое положение, может, просто сбилось немного в другую сторону. На полу лежал небольшой старый ковер, который раньше вешали на стену, но который со временем потрепался и перекочевал на пол, а посреди всего этого беспорядка стоял Чунмен в майке и пижамных штанах и вытирал мокрые волосы, и те, так же, как и тогда в автобусе, немного вились. Ким отважно хотел лечь на пол, чтобы не смущать несчастного друга, а потом услышал вздох Кенсу, полный усталости и совсем капельку раздражения, и парень сказал, что ничего ужасного не случится, если они разложат диван и лягут спинами друг к другу. Чунмен осознал свою ошибку, усмехнувшись, разобрал такой же не новый диван, и вскоре парни улеглись. Кенсу попросил не выключать настольную лампу, потому что иначе ему будет заметнее свет в соседнем окне, на что Ким лишь сочувственно вздохнул, но лампу не выключил. Усталость накатила очень быстро, и через пару мгновений, ровно до того момента, как уснул Чунмен, а голове До быстро пронеслись песни Чанеля и Бэкхена, гирлянда на окне, пришло осознание, что до рождества буквально пара дней, и осознание это сопровождалось одной-единственной мыслью, что Чунмену надо срочно придумать и купить подарок. Уснул он практически сразу после этих мыслей, неосознанно прижимаясь к чужой спине, потому что так теплее.***
На следующее утро Кенсу проснулся почти в обед. Потянулся, зевнул, свернулся пополам и зажмурился. Не родной потолок удивил, и пришлось покопаться в своей голове, чтобы вспомнить, что же произошло вчера, что сегодня он проснулся не дома. Воспоминания больно укололи острыми иглами, и парню не захотелось разгибаться. В груди расцветал кроваво-синий цветок пустоты, и в это утро совершенно не хотелось просыпаться, вставать, делать дела, да и в целом быть. Но ощущение неудобства, надоедающее ему вчера, не позволило оставаться в кровати слишком долго, и Кенсу поднялся, проследовав на кухню. Часть его еще не проснувшегося сознания заставляла искать взглядом Виви, и только отсутствие привычных фотографий на кухне напомнили о вчерашних событиях снова. Пусто, немного прохладно и словно безжизненно. На столе лежал большой листок белой бумаги, прямо посередине стола, и Кенсу, подойдя ближе и наклонившись, понял, что это записка для него. В ней Чунмен желал доброго утра, сообщал, что уже ушел на работу, что с утра он сходил в магазин, и Кенсу стоит позавтракать. Еще там было написано, что ключи лежат на тумбочке, и, если Кенсу хочет, может пойти куда-то. Также Мен попросил его не отчаиваться и верить в лучшее. До улыбнулся, читая последние строчки. Есть не хотелось совершенно, а вот взять дома некоторые свои вещи очень даже. Поэтому, собравшись, он вышел на улицу. Было ясно, светило солнце, и мороз пробирался к шее, сжимая ее своими ледяными лапами. Кенсу всего лишь подумал, что не замерзнет, если быстро добежит и без шарфа, поэтому к себе домой зашёл дрожащим и съежившимся. Навстречу выбежал радостный Виви, виляя хвостом и звонко тявкая. Парень, грустно улыбнувшись, присел на корточки, взлохмавчивая и без того местами спутавшуюся шерсть питомца. Огляделся. Тихо тикали с кухни часы, за стенкой переговаривались соседи, Виви вилял хвостом, из-за чего тот с характерным звуком то и дело ударялся об пол практически в унисон с часами. Все вокруг было привычно и относительно аккуратно, персиково-молочные стены будто бы такими и остались, немного выпирающий гвоздь на косяке двери все еще заставлял за него цепляться, плед, так и не убранный, лежал, наспех сложенный, на ручке кресла, на подоконнике стояло множество цветов, и во многих земля даже не успела как следует высохнуть, занавески были привычно раздвинуты, и солнечный свет игрался на их кружеве, но что-то тут было определенно не так. Что-то, заставляющее чувствовать пустоту и боль от этого внутри, что-то из теплого и счастливого прошлого. Со временем ведь каждый забывает мелкие недостатки, считая, что все было идеально, и бережно хранит в своем сердце "счастливое" прошлое, которое ранее таковым не казалось. Конечно, каждый, у кого случается трагедия, является исключением из этого небольшого правила, но все же отрицать эту закономерность глупо. И Кенсу не отрицал. Он вспоминал, может, в последний раз настолько детально, как был счастлив ранее, причем так, что буквально каждая частица воспоминания пропитывалась сильнейшей болью у него в груди. Однако все имеет свойство заканчиваться. И Для Кенсу и Сехуна все закончилось. Нелепо немного, мучительно, поэтому сейчас До укладывал вещи первой важности в спортивную сумку, при этом проводя пальцами по немного пыльным тумбочкам, книжному шкафу, затем перетирая два пальца между собой и стараясь запомнить даже это. Необходимо было запомнить все, ведь он был убежден, что человека составляют его воспоминания. На данный момент Кенсу состоял из притупившейся боли где-то наполовину, а другую его половину составляли странные и, казалось бы, давно забытые чувства вроде интереса и веры в лучшее. Они неловко заявляли о своем существовании, и парень впервые за долгое время захотел их проявлять, а не прятать под кучей балахонистой одежды. Так был сброшен свитер неуверенности во всех своих действиях и жилет отчаяния, пусть и водолазка неуверенности в себе самом еще никуда не хотела исчезать. В их квартире было прохладно, как и в их отношениях в последнее время, но светло, а еще дышалось легко, поэтому До от всей души надеялся, что квартира, которую он со временем подыщет, будет теплой.***
Дом Чунмена встретил Кенсу теплом и беспорядком. По сути, со вчерашнего дня в ней, может, переместились носки из одного угла в другой, а то время как остальные вещи продолжали фигурно лежать то здесь, то там. Поэтому До, подумав, что за это хозяин квартиры будет хотя бы благодарен, принялся воевать с беспорядком. Технически все было несложно - сложить множество валяющихся вещей в одну сторону, желательно так, чтобы потом было легче их убрать на место, а потом протереть полы и пыль. На деле же оказалось сложнее, потому что нужных вещей казалось слишком много, но Кенсу старался не жаловаться. Казалось бы - зачем ему это? Парень сам не до конца мог ответить на данный вопрос, и поэтому, когда Чунмен вечером пришел домой и обомлел, увидя свою квартиру чистой, он не знал, что сказать. Кажется, Ким слишком много раз повторил “спасибо”, при этом между тем вставляя "зачем ты тратил свое время на это?" До пожимал плечами, говоря, что ему было скучно, и это было даже похоже на правду, потому что Кенсу необходимо было любое дело. А это смогло принести пользу. Именно поэтому он, как человек, нуждающийся в отсутствии скуки на данный момент его жизни, вызвался работать в сочельник и рождество. Во второй день зарплата должна была быть больше, и тогда у парня получилось бы даже поднакопить хотя бы на первое время. Но об этом он говорит Чунмену не сразу, потому что тот ближе к восьми часам вечера решает вытащить друга на небольшую прогулку. Киму противиться бесполезно, как понял Кенсу уже достаточно давно, поэтому очень скоро они вываливаются на улицу, с головы до ног укутанные в теплую одежду. Даже Чунмен был в шапке, пусть и не по собственной инициативе, а еще кутался в шарф и улыбался сквозь него, из-за чего были заметны лишь сияющие глаза, когда До все же улыбнулся, глядя на дерево, украшенное яркой гирляндой. Все-таки такой праздник, как Рождество, очень объединял людей, и каждому хотелось улыбаться и дарить тепло. И на улице было достаточно много людей, больше, конечно, молодых семей с детьми, которые весело смеялись и бросались снегом, но так же можно было встретить и шумные компании друзей, и пожилые пары, и таких странных людей, как Чунмен и Кенсу, которые просто наблюдали за куда-то стремившимся городом и словно были вдалеке от него. Чунмен рассказывал, какие были сегодня посетители, какую новую выпечку начали продавать, как Чанель и Бэкхен буквально купались в лучах славы, исполняя рождественские песни, и Кенсу улыбался, слушая такой мягкий голос, стараясь не думать о случившемся, потому что иногда такой подход помогал. Тебе стоило просто улыбнуться и не думать о своей проблеме, и со временем тебе покажется, что все в норме (хотя бы относительно). Чунмен был хорошим. Он был рядом, он практически всегда, чёрт возьми, был рядом, волновался, улыбался своей тёплой улыбкой, говорил поддерживающие вещи, держал за руку, если это действительно было нужно, заботился, оставил у себя на первое время, поил чаем, таким же теплым, как и он сам. И До до сих пор не до конца понимал, как он должен платить ему теплом в ответ, если мерзнет постоянно, если грустит, если вообще весь очень несуразный и нескладный. Эти мысли было сложно, невероятно сложно отпустить, и Кенсу просто шёл рядом, изо всех сил стараясь уделять большее внимание рассказу, а не своей дурной голове, и все равно не до конца замечал, как Чунмен украдкой поглядывал на него, как ловил каждое движение и как глупо улыбался из-за этого. - Кенсу, а ты ждёшь Рождество? Этот вопрос, можно сказать, застал До врасплох. Он повернул голову в сторону друга, который шёл рядом и восхищенно оглядывался на блестящие огоньки, на небо, застланное тучами и оттого светло-серое несмотря на то, что солнце уже давно село. - Все ждут. Поэтому я не уверен, - Кенсу опустил взгляд, глядя на дорожку, которая была покрыта тонким слоем льда и сверху посыпана землей. - Мне нравится этот праздник, но я не уверен, что в этом году получится встретить его хотя бы немного счастливым. Чунмен ничего не ответил, а только вздохнул, а До вновь подумал, что не должен угнетать друга своими проблемами.***
На следующее утро До встал в разы раньше, чем в прошлое. Чунмен сонно пил свой кофе, и расслабленная улыбка коснулась его губ, как только на кухне показался такой же сонный Кенсу. Вечером он предупредил, что будет работать следующие два дня, и Ким даже как-то расстроился. До удивился, когда узнал, что Мен не собирается уезжать к родителям или праздновать с друзьями, и почувствовал себя виноватым, однако уже было поздно что-либо исправлять. С утра разговаривать ни о чем не хотелось, и Кенсу был искренне благодарен блондину, что тот не приставал с глупыми разговорами и вопросами, а просто спокойно собирался на работу, уже предвкушая праздник уже послезавтра. Под нос он мычал какую-то песню, кажется, про Рождество, и было в его виде что-то словно родное и теплое. Кенсу сидел со своим хлебом с сыром и кофе и наблюдал за тем, как друг ходил из ванной в комнату и обратно и завязывал галстук, и старался понять себя и свои мысли. Чунмен был хорошим, безусловно. С ним хотелось проводить больше своего времени, а, желательно, все, чтобы не оставаться наедине своими мыслями, но Чунмен - человек, и у него есть свои дела, ему, как и всем, иногда нужно оставаться одному, и это нормально. Поэтому на работе Кенсу весь день проторчал очень задумчивый, словно бы на автомате продавая цветы и упаковывая огромное количество подарков, из-за чего под конец дня пальцы начинают неприятно болеть из-за чересчур маленьких ручек ножниц. В последние несколько часов люди начали заходить реже, поэтому парень, достав свой блокнот и старый, немного погрызенный сверху карандаш, принялся развлекать себя бездумным черканием по бумаге. Спустя пару размытых набросков мужского профиля, Кенсу наконец понял, что может подарить Чунмену на Рождество. Конечно, это не станет каким-то невероятно ценным и необходимым в быту подарком, но может хотя бы немного порадовать.***
На следующий день Кенсу ушел еще раньше, когда Чунмен должен был только проснуться, потому что ему необходимо было нарисовать подарок, а делать это в квартире с человеком, которому ты собираешься дарить - не очень хорошая затея. К тому же портреты обычно дарят, созданные на хорошей бумаге, а не тонкой для набросков, вырванной из блокнота. Поэтому, накануне вечером забежав домой за бумагой, сегодня до открытия он планировал успеть создать хотя бы что-то отдаленно напоминающее Чунмена. И это у него практически получилось, правда сначала пришлось потратить немало времени на поиск действительно хорошей его фотографии из соцсетей, с удачным для не особо профессионального Кенсу ракурсом. Во время рабочего дня, который оказался намного легче, чем предыдущий, потому что нормальные люди предпочли проводить праздник дома, До успел закончить подарок, и даже немного украсить сбоку красивой лентой, в душе надеясь, что это не лишнее. По пути домой он еще забежал в магазин, чтобы купить имбирного печенья, про которое когда-то заикался Ким, и подарочный пакет, хоть в продаже и остались только не очень хорошие. Когда парень тихо открыл дверь квартиры, надеясь встретиться с тишиной и темнотой, он увидел свет, широкой полосой освещающий пространство коридора из кухни, и услышал тихое пение, смешанное со звуками чего-то кипящего. Кенсу аккуратно снял огромный пуховик, разулся и практически на цыпочках подкрался к двери, заглядывая внутрь. Чунмен стоял к нему спиной, и, кажется, что-то резал за разделочным столом около плиты, напевая слишком знаменитую песню про рождество. В духовке, кажется, что-то готовилось, из-за чего можно было почувствовать слабый запах чего-то пряного, и Кенсу неосознанно улыбнулся. Тихо подошел к Чунмену сзади, аккуратно укладывая подбородок ему на плечо, заглядывая, что же он там творит и сдерживая смешок, когда парень вздрогнул от неожиданного появления друга. - Вау, ты такой хозяйственный, - протянул Кенсу, с интересом наблюдая за ножом в руке Кима, который, кажется, был немного затупившимся, и оттого слишком толстую кожуру на яблоке было непросто разрезать. - Сколько времени? - немного испуганно спросил Чунмен, вертя головой в поиске телефона, где он мог бы посмотреть время. - Десятый час, кажется, - проговорил До, выпрямляясь и оценивая обстановку. - Помочь тебе? - Какой же я медлительный, - протянул Чунмен, тем не менее не отрываясь от терроризирования яблока тупым ножом. - Пожалуй, твоя помощь была бы кстати, хотя я хотел сделать что-то вроде сюрприза. - Это и так сюрприз, - Кенсу вновь широко улыбнулся, уже закатывая рукава своего свитера и отмывая руки. - Серьезно, Мен, это так неожиданно и здорово, ты просто не представляешь. Мне греет душу, что ты остался со мной, да еще и готовишь! - Мне просто хотелось провести это Рождество с тобой, - проговорил Чунмен, все так же сосредоточенно нарезая яблоки кривыми ломтиками. - Почему? - Кенсу искренне удивился, обходя друга, подходя к плите и проверяя курицу на готовность. - Ты слишком хороший, и вообще, ты... - Чунмен внезапно замолчал, замирая с ножом, наполовину “разрезавшим” большой кусок яблока, и закусывая губу. - Что-то случилось? - Кенсу напрягся, поворачивая голову в сторону друга, при этом стараясь достать куриное филе из горячей воды и не обжечься. - Нет, все в порядке, Су, правда, - Мен улыбнулся, глядя на друга, но уголки его губ еле заметно дрожали. - Я же вижу, - До поставил тарелку остужаться, а затем повернулся к Мену. Тот ответ взгляд, ссыпая мелко порезанное яблоко с доски в глубокое блюдо. - На самом деле, - Чунмен нервно усмехнулся и развернулся к одному из шкафчиков, практически пустых, и принялся там что-то искать, - есть кое-что. Но я не хотел говорить об этом. - Я не в праве требовать, конечно, - Кенсу немного взволнованно смотрел в спину друга, пока говорил, - но тебе обязательно должно стать легче, если ты расскажешь об этом. Будет что-то вроде одной страшной тайны в обмен на другую, - он попытался пошутить, и Мен усмехнулся, но не весело, а так же нервно. - Не думаю, что ты будешь рад это услышать, - он закрыл шкафчик, доставая оттуда маленький пакетик, и, когда он высыпал его содержимое на стол, Кенсу узнал в содержимом грецкие орехи. - Ну, ты уж начал говорить, - До улыбнулся, скрывая за этой улыбкой своё волнение и какое-то тянущее чувство страха и тревоги, спрятавшихся в районе желудка. Чунмен выдержал паузу. Нерешительно помял пакет с орехами в своих руках, кусал губы, глубоко вздохнул. - Я никогда не подумал бы, что это может быть так страшно, - снова нервный смешок. Очередной, чтоб его. - И ещё я никогда не подумал бы, что такое может произойти со мной. Мне вроде как подобное не было никогда интересно. Даже так, скорее, я просто не задумывался о том, что когда-нибудь смогу так влюбиться, - он прикрыл глаза рукой. - Ты мне нравишься, Су, и, ради всего святого, прости. Я хотел сказать как-нибудь позже, ну или дождаться, пока немного привыкну жить с этим. Но вот ты, прямо здесь, и тебе плохо. И мне не нужно было говорить об этом сейчас, просто..не знаю, что на меня нашло. Постарайся не осуждать меня, хорошо? Кенсу стоял ошарашенный. Да, часть его сознания и до этого понимала, что они общаются немного теплее друзей, и что это странно, но, возможно, он сам хотел подобного? Не задумываясь об этом серьёзно. Не анализируя каждое своё действие, с Чунменом он просто был счастлив проводить свое время, говорить обо всем на свете, не пытаться изображать из себя того, кем на самом деле не является. Быть собой, смеяться, помогать. Быть рядом, когда тяжело. Любоваться аккуратными чертами лица, находить невероятно привлекательными отросшие темные корни. Согреваться голосом, запоминать кончиками пальцев тепло чужих рук. Радоваться чужой счастливой улыбке. Можно ли это называть влюбленностью? Другая часть сознания не могла этого принять. Как же его страдания из-за Сехуна? Действительно ли ему было по-настоящему плохо из-за разрыва, или просто он уже давно вбил в свою голову, что когда наступит тот самый день “икс”, он окончательно потеряется? Сильно ли изменилась его жизнь сейчас из-за отсутствия Се? Стоит ли сейчас переживать из-за этого? Но вместо озвучивания своих чувств, он просто выдыхает: - Ох, Мен, - и смотрит куда угодно, только не в его сторону, только не туда, ни за что. - Это сложно. Это просто невероятно сложно, хотя, наверное, должно быть чем-то простым. Мне нравится проводить с тобой время. Мне нравятся твои забота, теплота, внимательность. Ты кажешься таким волшебным, что даже становится страшно. Я со своими тараканами в голове то еще недоразумение, нахожу повод пострадать практически во всем. Сейчас я мог бы просто соврать, до конца не разобравшись во всем том бардаке в моей голове, что ты мне тоже нравишься, но я невероятно боюсь этого, понимаешь? Черт, нет, думаю, это непросто понять, - он рвано выдохнул. - Меня к тебе тянет, но мне не хочется, чтобы у нас вышло что-то грустное и ледяное, потому что тёплому человеку нужны тёплые чувства, - он осторожно походит к Чунмену, аккуратно обнимая того за шею со спины. - Ты самый тёплый из всех, кого я встречал. Ты прав, что сейчас мне не очень хорошо, но, поверь мне, на самом деле получается пережить этот разрыв довольно легко. Мне неприятно от самого себя, что так выходит, но мы все люди, и, наверное, это нормально, а я, просто устав от отношений, когда делился всем, что имел, и не получал в ответ практически ничего, почувствовал крохотную влюбленность, спрятавшуюся в объятиях благодарности к тебе. Может, нам стоит попробовать что-то создать? Ну, в смысле, зная, что это будет непросто, построить некое подобие отношений. Может, каждый из нас станет счастливее? Чунмен молчал. Отложил несчастный пакетик в сторону, отряхнул руки от ореховой шелухи, повернулся в кольце рук и аккуратно обнял Кенсу за талию, укладывая голову ему на плечо. - Может, оно того и вправду стоит. Объятия были теплыми и уютными, словно они - это то, к чему так давно стремился Кенсу. Словно именно руки этого человека - то, что он так долго искал. Словно он всю свою жизнь упорно лажал, чтобы однажды встретить такого хорошего Ким Чунмена. И разрывать их не хотелось, пусть в голове и роем вились множество сомнений, больно укалывая в висок, но вскоре Мен поднял голову, нехотя и тихо протягивая: - Боюсь, скоро Рождество закончится. И парни вернулись к готовке. Между ними повисло неловкое молчание, которое прерывалось только репликами касательно рецепта салата, над которым Мен трудился до возвращения Кенсу. Это напрягало. Невероятно, и До от такой атмосферы было неуютно, и хотелось деть себя куда-нибудь, только бы не так. И он не придумал ничего лучше, чем, включив кран с водой и быстро намочив руки, брызнул в Чунмена, стараясь больше попасть в лицо, чем на одежду. Тот вздрогнул, поднял взгляд на улыбающегося парня, и не смог сдержать ответной улыбки, такой, которой может улыбаться только он. - Не молчи, пожалуйста, расскажи лучше, как прошёл твой день? - Кенсу чувствовал невероятное облегчение после такого отчасти спонтанно принятого решения, и поэтому вопрос, который обычно задавал ему Чунмен, как-то сам слетел с его губ. И Чунмен, продолжая совсем легко улыбаться, принялся в красках рассказывать о том, как он расстроился, когда утром проснулся один, как принялся убирать все отложенные Кенсу "важные вещи", как решил самостоятельно приготовить что-нибудь, имея навыки пятилетнего ребенка. Именно в этот момент До почувствовал запах горелого, и, моментально среагировав, схватил полотенце и достал что-то очень горячее, ставя на плиту. Чунмен рядом громко засмеялся. - Я даже здесь налажал, - он облокотился о край стола, продолжая хихикать и закрывая лицо ладонями. Кенсу тем временем осматривал выпечку на предмет пригодности к употреблению. Это должен был быть, как выяснилось, кекс, ради рецепта которого Чунмен звонил матери и буквально под её руководством закидывал все ингредиенты в одну емкость, чтобы перемешать. - Ну, на самом деле, его можно есть, если обрезать, - сказал Кенсу, уже отрезав один кусочек и срезав подгоревшую часть. - Он получился вкусным, Мен. Чунмен вновь глупо улыбнулся. После этого инцидента они вновь вернулись к готовке, и сейчас уже Кенсу рассказывал, как он практически весь день скучал, потому что нормальные люди не ходили по магазинам, а справляли праздник с семьей. Ким слушал с интересом даже такой, казалось бы, неинтересный рассказ, и это просто невероятно грело сердце Кенсу. Когда салат был готов, Чунмен нерешительно проговорил: - Вообще, наверное, все нормальные люди едят за столом, но у меня есть предложение, - он потер шею с задней её стороны и продолжил. - Как насчёт посиделок на полу под пледом и перед ноутбуком, на котором можно включить какой-нибудь фильм? - нерешительно улыбнувшись, он добавил. - На самом деле, просто туда я уже успел перетащить фрукты и шампанское, даже не спросив у тебя твоего мнения, и понял это только сейчас. - Ничего, все в порядке, - ответил Кенсу, сразу же подхватывая салат, - мне нравится идея. Это должно быть уютно. Когда парень оказался в гостиной, ему в глаза сразу же бросилась маленькая елочка, украшенная шариками, очень похожими на те, которые До рассматривал, когда ходил с Чунменом за подарками. Она была не больше полуметра в высоту, синеватая, а шарики на ней были красного и золотого цвета. На компьютерном столе располагались ваза с фруктами. На которой не было мандаринов, а рядом стояла бутылка шампанского и два фужера. Поставив салат рядом, Кенсу развернулся, замечая в дверном проеме Чунмена с тарелками и приборами, а ещё с лёгкой улыбкой не только на губах, но и в глазах. - Ты лучший, Мен, - выдохнул Кенсу, и блондин опустил взгляд, аккуратно ставя тарелки на стол рядом. Затем он достал плед, включил ноутбук, пока тем временем Кенсу расставлял рядом на полу тарелки и фужеры. Когда все было готово, и Чунмен выключил свет и сел на пол, поманив за собой парня, который сразу же сел рядом, укутываясь частью пледа. Комнату освещал только экран ноутбука и гирлянда из маленьких лампочек, опутывавшая елку. - Как насчет фильма про мальчишку, которого ежегодно забывают дома в Рождество? - блондин улыбался так легко и расслабленно, что ощущение уютно словно увеличивалось в несколько раз. - Ни разу не смотрел, если честно, поэтому буду только за, - Кенсу улыбнулся в ответ, не в силах противостоять улыбка Мена, тем временем открывая бутылку шампанского. - Серьезно? - Ким почти вскрикнул, сразу же начиная искать в интернете первую часть из множества. - Как же ты жил до этого? - Однообразно, - бутылка открылась с характерным звуком, и парень налил шампанское в фужеры. Протянул один Мену, и тот, как только нашёл фильм, сразу же принял свой фужер. - С Рождеством? - проговорил Кенсу, приподнимая фужер на уровень чуть ниже своего лица. - С Рождеством, - Чунмен звонко коснулся своим фужером чужого, затем отпивая из него немного. Было волшебство в этом моменте. Выключенный свет, спокойная тишина, которую разрушали только разве что шум ноутбука и ровное дыхание, а чуть позже звонкий удар стекла о стекло. На этом же самом ноутбуке уже начинался, как сказал Чунмен, культовый фильм и гимн Рождества. Кенсу, наложив немного салата себе и Мену, с интересом наблюдал за происходящим на экране и улыбался. Чунмен следил за его взглядом и улыбался тоже, но она была вызвана, скорее, не сюжетом фильма, а забавным выражением лица До, для которого фильм, который Ким может чуть ли не по памяти пересказать со всеми репликами, является чем-то новым и неизвестным. Со временем Кенсу начал уставать сидеть прямо. Сначала он немного согнулся в спине, подпирая подбородок ладонью, потом попытался выпрямиться. Затем снова, и после повторения этого же ритуала, парень неосознанно облокотился на Чунмена, сидящего рядом. Потом стало сложно держать голову в прямом положении, и тогда парень аккуратно положил её на плечо Мена. Тот, скорее всего, улыбнулся, и нашёл ладонь До, переплетая пальцы и слабо сжимая их в своей руке. Фильм был, вроде как, интересный, но Кенсу был уставший, а Чунмен невероятно теплый и удобный, из-за чего становилось слишком спокойно и удобно. Парень, наверное, заснул бы, если бы его тихо не окликнул Мен, из-за чего парень вздрогнул и приподнял голову. - Можно? - Чунмен смотрел прямо на него, прямо в чертовы глаза, при этом нерешительно улыбаясь и запирая всем теплом. Кенсу неосознанно кивнул, и тогда блондин аккуратно коснулся губами его губ, прикрыв глаза - почти невесомо, по-прежнему тепло и нежно. Сдавленно выдохнул, оставляя легкий поцелуй и сжимая чужую ладонь лишь сильнее. Кенсу поглаживал кончиком большого пальца тыльную сторону чужой ладони, отвечая на поцелуй и прикрывая глаза, и в этот момент чувствовал себя, словно персонаж волшебной сказки. Он тянулся ближе к Чунмену, поэтому в какой-то из моментов не удержал равновесия, неуклюже падая на пол и утягивая Чунмена за собой. Тот чудом удержался, чтобы не свалиться на До, упираясь рукой в пол, и после секунды молчания засмеялся. Совсем тихо, улыбаясь ярко-ярко и утыкаясь носом в чужую щеку, пару мгновений погодя замечая, что Кенсу тоже смеется, обнимая Кима за шею и прижимая к себе. Тот улыбался, аккуратно укладываясь рядом и снова утыкаясь в щеку Кенсу. Тот смотрит на столь прекрасное лицо, которое впервые так близко, и внезапно вспоминает о сегодняшнем смысле вставать рано-рано и уходить работать, даже не поздравив Мена. Тогда Кенсу нехотя выпутывается из уютных объятий, на немой вопрос жестом отвечая, что все в порядке. Через несколько секунд он вернулся назад, доставая из рюкзака немного помявшийся пакет с подарком, и, опустившись на колени, протягивает его Чунмену. Тот садится и с благодарностью принимает подарок, сразу же доставая. На его лице появляется удивление, перемешанное с восхищением и немым восторгом, и он повторяет "спасибо", "вау" и "о, боже" кажется, несколько раз, прежде чем крепко обнимает парня. Потом выясняет, что в пакете, помимо рисунка, есть еще печенье, и радуется, словно ребенок, обнимая ещё крепче. Затем, нехотя разорвав объятия и поднявшись, исчезает, кажется, на кухне, после чего возвращаясь с другим пакетиком и протягивая До со словами “не мерзни больше никогда”. В пакете оказывается огромный вязаный персиковый свитер с огромным пингвином посередине, и До сразу же его надевает, повторяя "спасибо", "вау" и "о, боже", наверное, даже чаще. Тут Чунмен повернулся и заметил, что фильм до сих пор не стоит на паузе и продолжается, а они заняты исключительно друг другом и на него не отвлекаются. Усмехнувшись, он повернулся к ноутбуку лицом, желая продолжить просмотр, и До вновь постарался сесть прямо рядом, но, не сумев справиться с накатившей усталостью, вновь положил голову на удобное плечо Чунмена.***
До Кенсу сидел на полу в теплом свитере под пледом, лежал головой на чужом удобном плече, переплетая пальцы и изо всех сил стараясь не закрывать глаза. Было Рождество, и он чувствовал себя полностью на своем месте. У него не было головной боли в виде мандаринов, которые нужно куда-то деть. Синяки под глазами не казались проблемой, а собственная внешность воспринималась как данность, которую просто нужно принять. В голове, конечно, до конца не извелись плохие мысли, заставляющие чувствовать себя просто отвратительно, но он уже был на пути к избавлению от них. Главное - он хотел стать счастливым, как и человек, сейчас держащий его за руку. И перед тем, как провалиться в сон, Кенсу понял, что у них все только впереди.