Часть 1
8 сентября 2011 г. в 01:24
— И что мы будем делать?
Слова "я влюбился в тебя" еще эхом звенят в ушах. Наверное, потому что минутная тишина после этих слов была настолько звонкой и осязаемой, что казалось, в этом номере отеля нет людей. Что замерзли в движении автомобили, свет, птицы, люди за стенами, что нет никого, что время остановилось, а воздух вышел из легких.
Машу головой отрицательно. Откуда я знаю, что нам делать? Я. Не. Знаю.
Движения возвращается в мир. За окном шум. Да, я теперь слышу его. Но лучше бы все осталось так, замороженным. Чтобы мы могли сначала просто поговорить.
Джеймс злится. Не на меня — на то, что я сказал. Но я тоже так больше не могу. Я избегал его, он просил объясниться. Я объяснился. Что еще нужно? Что еще решать? Сегодня — последний день совместных интервью. И всё. Чистый лист расписания.
Я надеялся уехать подальше, куда-нибудь в Восточную Европу, подальше от Лондона, от тебя. Я тоже устал, Джеймс. Думаешь, любить тебя легко? Да ты комок комплексов, помноженный на свалившуюся звездность. Так еще у тебя семья. СЕМЬЯ! Маленький ребенок, умница жена.
И кто тебя просил устраивать допрос именно сегодня? Когда всё могло закончиться безболезненно. А еще этот "Транс"...
— Я всё уже решил, Джеймс.
Ты меряешь комнату шагами. Жуешь губы и держишь руки в карманах штанов — привычка, доставшаяся от Чарльза. Или ему от тебя. Теперь уже не разберешь.
— И что же ты решил?
— Через неделю у меня забронирован отель в Загребе.
— Э-э, Словакия?
— Хорватия.
— А.
Я изучаю пол, иногда в поле моего взгляда попадают твои ноги в отельных тапочках. Ты остановился, стоишь прямо напротив меня. В шагах трех-четырех, конечно же. Теперь не ближе.
— И я отказался от роли.
Боже, сколько мне понадобилось сил, чтобы сказать тебе это. Это же ты притащил меня на кастинг, радостно восклицая, что мы снова будем вместе, и что это будет так здорово. А я-то как был рад! Я тогда еще не осознал масштаб трагедии. Не понял тогда, что влюбился как мальчишка. Радовался тоже. Ведь нам так здорово вместе, так хорошо, весело, комфортно... А потом я увидел тебя с женой.
Конечно, я поздоровался с ней, конечно же. Улыбался, смеялся, говорил комплименты. Я же актер, в конце концов, что мне стоит весь этот спектакль? Как там у классика: «Жизнь — театр".
— Отказался?...
И не понятно чего в твоем голосе больше — облегчения или непонимания. Ты ведь тоже думал, как же теперь будем играть вместе? Что ж, Джеймс, я облегчил тебе жизнь:
— Да, отказался.
— Неужели из-за...
— И из-за этого тоже. У меня еще есть проекты, Джеймс, не беспокойся. Без работы не останусь.
Да, что первое нас объединило — это прошлое. Одинаковое, наполненное литрами жидкости свыше сорока градусов, отсутствием работы, безразличием к жизни.
Приятное чувство щекотнуло сознание: ты беспокоишься. И я это чувствую. И на лице твоем наверняка беспокойство, но я не поднимаю взгляд, прожигаю тапки взглядом.
— Окей. Смотри у меня...
Твою заботливость, Джеймс, иногда хочется засунуть тебе же в задницу. Я усмехаюсь:
— Все будет хорошо.
И поднимаю, наконец, глаза. Впервые за весь разговор. Смотрю в твои голубые глаза. В них плещется целый сонм вопросов, сомнений. Я полагаю, ты там, в голове у себя выстраиваешь заново варианты общения со мной. Что ж, а я давно свыкся с мыслью, что быть мне один на один со своими тараканами, влюбленными в твою шотландскую персону. А теперь тебе придется свыкнуться с мыслью, что твой друг был в тебя влюблен. Успехов, Джеймс. А я пошел:
— Знаешь, мне еще там, в номере собираться и собираться...
Я встаю, поправляя пиджак, снова смотрю в пол. М-да, ненадолго меня хватило. Смелость вся ушла обратно в пятки.
— Ну, пока, Джеймс. Рад был с тобой поработать.
Ухожу, пока ты стоишь столбом посреди комнаты, жуешь губы и хмуришься. Черт, как тяжело-то. Я представлял себе наше прощание как-то... Ладно, я представлял, что в моей жизни всё будет как в сказке. А оно вот как обернулось. Впрочем, сейчас-то мне грех жаловаться. Деньги есть, слава есть, на улицах узнают, подарки дарят, тысячи фанатов, хорошие предложения на отличные проекты... маячащий отпуск с родителями впереди, в конце концов. Пока я дошел до двери из твоего номера, я уже даже успел вздохнуть с облегчением.
— Стой, Майкл!
Если бы можно было бы не остановиться — я бы не останавливался.
— Что?
Ты стоишь и мнешься. Я стою и мнусь. Идиллия, черт побери. «Давай останемся друзьями" — да, Джеймс? я угадал?
— Но мы же... Майкл...
Да, да, я об этом и говорил. Друзьями останемся... Да как же. Эта фраза придумана для того, чтобы облегчить муки той стороны, что не может ответить "да". И я, как тысячи до меня, скажу "конечно, останемся", чтобы тебе было легче. Давай, Джеймс, режь уже. Мне и правда, собираться еще.
— Майкл, не уходи.
Нет, это не похоже на издевательство. Но звучит именно так. Я даже не оборачиваюсь.
— Джеймс, зачем? Хочешь продлить агонию нашей "дружбы" еще на пару минут? — Я выделяю слово "дружба" потому что это именно только так и называлось. Но было ли на самом деле — большой вопрос, на тему которого дискутировать с тобой сейчас у меня нет никакого желания. И как ты не понимаешь, Джеймс, если я останусь с тобой еще на пару минут, то от этого мне не станет лучше. Постоянно хотеть тебя, твоих прикосновений, твоей улыбки, твоей взаимности — сложно, СЛОЖНО, черт тебя дери! Особенно теперь, когда ты это понимаешь.
Ты все еще молчишь.
***
Я дергаю ручку двери.
— Стой.
Стою. Замер, как и стоял:
— Что еще?
Оборачиваюсь. Я стараюсь не смотреть тебе в глаза. Потому что мне уже тяжело. Не видеть тебя 17 часов в сутки будет непривычно. Но ты ловишь мой взгляд. Решимость? Откуда она? Джеймс, что ты задумал?...
За два шага ты преодолеваешь несколько метров, что между нами.
В голове взрываются тысячи фейверков.
Твои касания теплые, губы мягкие, ты так приятно пахнешь свежестью. Разум срывает напрочь, но перед этим, я все же успеваю задать вопрос:
— Но зачем?
Ты улыбаешься так, как я привык — радостно, в глазах искры, прикусывая нижнюю губу.
— Мне всегда хотелось узнать, как целуется Майкл Фассбендер.
Закатываю глаза. И стоило перед этим ломать такую комедию?...