Хотел бы я видеть будущее

— И что мы будем делать? Слова "я влюбился в тебя" еще эхом звенят в ушах. Наверное, потому что минутная тишина после этих слов была настолько звонкой и осязаемой, что казалось, в этом номере отеля нет людей. Что замерзли в движении автомобили, свет, птицы, люди за стенами, что нет никого, что время остановилось, а воздух вышел из легких. Машу головой отрицательно. Откуда я знаю, что нам делать? Я. Не. Знаю. Движения возвращается в мир. За окном шум. Да, я теперь слышу его. Но лучше бы все осталось так, замороженным. Чтобы мы могли сначала просто поговорить. Джеймс злится. Не на меня — на то, что я сказал. Но я тоже так больше не могу. Я избегал его, он просил объясниться. Я объяснился. Что еще нужно? Что еще решать? Сегодня — последний день совместных интервью. И всё. Чистый лист расписания. Я надеялся уехать подальше, куда-нибудь в Восточную Европу, подальше от Лондона, от тебя. Я тоже устал, Джеймс. Думаешь, любить тебя легко? Да ты комок комплексов, помноженный на свалившуюся звездность. Так еще у тебя семья. СЕМЬЯ! Маленький ребенок, умница жена. И кто тебя просил устраивать допрос именно сегодня? Когда всё могло закончиться безболезненно. А еще этот "Транс"... — Я всё уже решил, Джеймс. Ты меряешь комнату шагами. Жуешь губы и держишь руки в карманах штанов — привычка, доставшаяся от Чарльза. Или ему от тебя. Теперь уже не разберешь. — И что же ты решил? — Через неделю у меня забронирован отель в Загребе. — Э-э, Словакия? — Хорватия. — А. Я изучаю пол, иногда в поле моего взгляда попадают твои ноги в отельных тапочках. Ты остановился, стоишь прямо напротив меня. В шагах трех-четырех, конечно же. Теперь не ближе. — И я отказался от роли. Боже, сколько мне понадобилось сил, чтобы сказать тебе это. Это же ты притащил меня на кастинг, радостно восклицая, что мы снова будем вместе, и что это будет так здорово. А я-то как был рад! Я тогда еще не осознал масштаб трагедии. Не понял тогда, что влюбился как мальчишка. Радовался тоже. Ведь нам так здорово вместе, так хорошо, весело, комфортно... А потом я увидел тебя с женой. Конечно, я поздоровался с ней, конечно же. Улыбался, смеялся, говорил комплименты. Я же актер, в конце концов, что мне стоит весь этот спектакль? Как там у классика: «Жизнь — театр". — Отказался?... И не понятно чего в твоем голосе больше — облегчения или непонимания. Ты ведь тоже думал, как же теперь будем играть вместе? Что ж, Джеймс, я облегчил тебе жизнь: — Да, отказался. — Неужели из-за... — И из-за этого тоже. У меня еще есть проекты, Джеймс, не беспокойся. Без работы не останусь. Да, что первое нас объединило — это прошлое. Одинаковое, наполненное литрами жидкости свыше сорока градусов, отсутствием работы, безразличием к жизни. Приятное чувство щекотнуло сознание: ты беспокоишься. И я это чувствую. И на лице твоем наверняка беспокойство, но я не поднимаю взгляд, прожигаю тапки взглядом. — Окей. Смотри у меня... Твою заботливость, Джеймс, иногда хочется засунуть тебе же в задницу. Я усмехаюсь: — Все будет хорошо. И поднимаю, наконец, глаза. Впервые за весь разговор. Смотрю в твои голубые глаза. В них плещется целый сонм вопросов, сомнений. Я полагаю, ты там, в голове у себя выстраиваешь заново варианты общения со мной. Что ж, а я давно свыкся с мыслью, что быть мне один на один со своими тараканами, влюбленными в твою шотландскую персону. А теперь тебе придется свыкнуться с мыслью, что твой друг был в тебя влюблен. Успехов, Джеймс. А я пошел: — Знаешь, мне еще там, в номере собираться и собираться... Я встаю, поправляя пиджак, снова смотрю в пол. М-да, ненадолго меня хватило. Смелость вся ушла обратно в пятки. — Ну, пока, Джеймс. Рад был с тобой поработать. Ухожу, пока ты стоишь столбом посреди комнаты, жуешь губы и хмуришься. Черт, как тяжело-то. Я представлял себе наше прощание как-то... Ладно, я представлял, что в моей жизни всё будет как в сказке. А оно вот как обернулось. Впрочем, сейчас-то мне грех жаловаться. Деньги есть, слава есть, на улицах узнают, подарки дарят, тысячи фанатов, хорошие предложения на отличные проекты... маячащий отпуск с родителями впереди, в конце концов. Пока я дошел до двери из твоего номера, я уже даже успел вздохнуть с облегчением. — Стой, Майкл! Если бы можно было бы не остановиться — я бы не останавливался. — Что? Ты стоишь и мнешься. Я стою и мнусь. Идиллия, черт побери. «Давай останемся друзьями" — да, Джеймс? я угадал? — Но мы же... Майкл... Да, да, я об этом и говорил. Друзьями останемся... Да как же. Эта фраза придумана для того, чтобы облегчить муки той стороны, что не может ответить "да". И я, как тысячи до меня, скажу "конечно, останемся", чтобы тебе было легче. Давай, Джеймс, режь уже. Мне и правда, собираться еще. — Майкл, не уходи. Нет, это не похоже на издевательство. Но звучит именно так. Я даже не оборачиваюсь. — Джеймс, зачем? Хочешь продлить агонию нашей "дружбы" еще на пару минут? — Я выделяю слово "дружба" потому что это именно только так и называлось. Но было ли на самом деле — большой вопрос, на тему которого дискутировать с тобой сейчас у меня нет никакого желания. И как ты не понимаешь, Джеймс, если я останусь с тобой еще на пару минут, то от этого мне не станет лучше. Постоянно хотеть тебя, твоих прикосновений, твоей улыбки, твоей взаимности — сложно, СЛОЖНО, черт тебя дери! Особенно теперь, когда ты это понимаешь. Ты все еще молчишь. *** Я дергаю ручку двери. — Стой. Стою. Замер, как и стоял: — Что еще? Оборачиваюсь. Я стараюсь не смотреть тебе в глаза. Потому что мне уже тяжело. Не видеть тебя 17 часов в сутки будет непривычно. Но ты ловишь мой взгляд. Решимость? Откуда она? Джеймс, что ты задумал?... За два шага ты преодолеваешь несколько метров, что между нами. В голове взрываются тысячи фейверков. Твои касания теплые, губы мягкие, ты так приятно пахнешь свежестью. Разум срывает напрочь, но перед этим, я все же успеваю задать вопрос: — Но зачем? Ты улыбаешься так, как я привык — радостно, в глазах искры, прикусывая нижнюю губу. — Мне всегда хотелось узнать, как целуется Майкл Фассбендер. Закатываю глаза. И стоило перед этим ломать такую комедию?...