Защити меня от моих желаний. Защити меня от моих желаний…
Он ненавидит ее настолько, что готов сломать все кости, наслаждаясь их хрустом. Он горит желанием удавить эту бессовестную белобрысую девицу. Вырывать ее глотку и упиваться ее кровью. Хотел заставить ее кричать от той боли, что испытывает он, испытать боль предательства. Заставить ее кричать и сходить с ума в одиночестве. Как он. Он любил ее, он ненавидел ее. Ее улыбка была летним бризом в его сердце, ее смех заставлял оживиться его ледяные и безжизненные голубые глаза. Ее всегда наивный взгляд заставлял его невольно улыбаться. Она была его частью, без которой он не мог существовать, дышать, пить, есть и спать. Она была его маленьким чудом, которому он обрабатывал разбитые колени и локти, о котором он заботился, за которое готов был отдать что угодно. Так было раньше. Так будет всегда. Но не сейчас, не сегодня… Он писал песни, сочинял мелодию, перебирая длинными пальцами струны гитары. Он говорил красиво, так, что затрагивало душу, всю сущность что внутри, каким бы ни был человек снаружи. Его глаза горели азартом, когда он играл с ней в догонялки, каждый раз поддаваясь. Она бы не выиграла. Проиграла бы. Но так было раньше. Он утратил эту искру. Теперь его глаза не выражают ни единой эмоции, кроме гнева и ярости. Он стал другим. Больше нет жизнерадостного мальчика. Есть больной агрессор. Больше не горят его глаза. Она изменила его. Ее глаза всегда были наивные и невинные. Выразительные по-детски. Она любила сладости, прогулки до позднего вечера, и держать его за руку. Любила, когда он просто рядом. Но не так, как он… Так было раньше, так больше не будет никогда. Но не сегодня, не сейчас… Она виновна. Сама, своими руками уничижила то, что так любила. Превратила его в монстра. В больного. Теперь ее ошибки преследуют ее. Хотела, чтобы все прекратилось. Хотела. Бежала. Бежала от него. Бежала от себя, от своих ошибок.***
Новый день — новый путь. Жить в лесу трудно и опасно. Как охота. Охота на тебя, один неверный шаг — и ты убит. Дни здесь не жизнь — страх, боль. Страх каждого шороха. За тобой всегда кто-то наблюдает. Глок-17, единственная вещь, что давала ей вздохнуть лишний раз. Он давал ей надежду на выживание, на то, что вернется живой. Вернется домой, к своей семье. Хруст веток под чьими-то ногами. И она выхватывает оружие из кобуры, и уже на автомате снимая с предохранителя. Сердце бешено стучит и эхом отдается в ушах. От вращения головой в разные стороны становится только хуже. Она больше не может. Устала бежать. От всего. Всего бояться. Пора кончать с этим. Шуршание листвы под ногами. Шаг. Два. Три. И на нее смотрят ледяные глаза. По спине бегут мурашки и выступает холодный пот. Ее кошмар. Ее монстр. Отступает назад, выставляя вперед руки, крепко сжавшие пистолет. Она не выстрелит. Не сможет. И он знает. Он этим пользуется. Поэтому не торопясь идет к ней, буравя ее ледяным безжизненным взглядом. Она лишь пятится. Отступает назад, как всегда. Задевает пяткой корень дерева и падает вниз. Страшно, жутко, отвратительно. Воротит от самой себя. Хочется спрятаться, скрыться. Так, чтобы никто не нашел, чтобы никто не побеспокоил. Его взгляд продолжает сверлить ее, будто желая проткнуть насквозь и оставить истекать кровь. Оставить мучиться. — Куда же ты, Оливия? — с едва заметной усмешкой спрашивает он. Знает, как она относится к своему полному имени. Непривычно. Все называли ее Оливия, но он всегда говорил: «Ливи», хоть она и возмущалась каждый раз. Но не сейчас. — Мы же только встретились. — Уйди, пожалуйста. Просто оставь меня в покое… — тихо, почти не слышно лепечет она, сжимая листву в крохотный кулачек, по сравнению с его. — Я устала, Бастер, пожалуйста… — Как же я тебя оставлю, Оливия? — достает сигарету и подкуривает ее. Садится рядом с девчонкой на корточки и выдыхает дым ей в лицо. Знает, что ей нравится. — Я утратил силу понимания того, что значит быть человеком с сердцем. — накручивает на палец шелковистую прядь ее белокурых волос, подносит к носу и вдыхает. Ее запах. Такой родной. Запах детства. — Оставь меня в покое. Почему ты не даешь мне спокойно жить?! Почему?! Почему преследуешь меня?! Почему делаешь мне больно?! — новый приступ истерики был уже на подходе. Ее руки тряслись, голос дрожал, а глаза метались из стороны в сторону. Он кладет свою широкую ладонь ей на щеку, отчего девушка тут же жмурится. — Почему? Почему не даю тебе жить? — он опирается на одно колено и наклоняется к ней, выдыхая прямо в губы. — Потому что ты — моя. Целиком и полностью, Ливи. По ее щекам катятся слезы. Слезы безысходности. — Убирайся! Я тебя ненавижу! Ты самый худший кошмар! — вскакивает на ноги. Но не успевает двинуться с места, когда он уже прижимает ее своим телом к стволу дерева. Докуривает сигарету и кидает в листву, вновь выпуская дым на блондинку. — Как я тебя ненавижу, Торренс. — наклоняется и рычит прямо в ухо. — Я каждую ночь мечтаю удавить тебя этими руками. Переломать все кости и пересчитать. Убить тебя. — Ты болен, Бастер, болен… Тебе нужно лечиться, ты сумасшедший… — берет его ладонь и кладет обратно себе на щеку. Она любит его. Она ненавидит его. — Ты сводишь меня с ума… Я так хочу вернуть все назад, я так жалею, Бастер. Но я больше не хочу играть с тобой по твоим правилам… Он видел это. Все ее попытки исправить то, что натворила. Видел, как прикладывала все усилия, чтобы вновь стать другом его сердцу. — Я не выхожу из твоей игры, но я буду играть по своим правилам. Я верну все, что было. Я верну тот взгляд. — Так не будет никогда, Оливия. — толкает ее на землю и нависает сверху. Задирает ее темно-зелёную майку вместе со спортивным топом. Секунда, и девушка понимает, что происходит. Она бьет парня по твердой груди, пытает ударить ногой, но все тщетно. Он сжимает ее запястья в своей ладони и прижимает к земли. Сжимает свободной рукой ее упругие бугорки, которые так идеально помещались в его ладони. Он хочет делать ей больно, хочет, чтобы она кричала. С силой сжимает ее грудь, и с ее губ срывается вскрик, который он так ждал. — Бастер, прекрати! Хватит! — кричит она уже во весь голос от страха. Его глаза горят гневом, который он еле сдерживает, чтобы не удушить ее сейчас. Нет, он не ударит ее, никогда в жизни… Он просто больной. Болен ею. По щекам слезы текут уже с большей силой. Он заставляет ее ненавидеть себя. Заставляет играть по своим правилам. Но она больше не будет. Он перестает сдавливать ее груди. Теперь хочет слышать ее стоны, слышать подтверждение того, что она принадлежит ему. Никому другому. Только ему. Начинает нежно сжимать бугорки, наклоняется, выводит языком узоры от острых ключиц до ложбинки между грудью. Целует шею, кусает жилку и тут же отпускает, проводит по ней языком. Чувствует ее пульс на шее, такой бешеный. До ушей доносится сдавленный стон, и парень ухмыляется. Спускается ниже, к груди, вбирает в рот ее набухший от возбуждения сосок, начиная играть с ним во рту. Обводит бледно-розовый ореол и задевает сам сосок, от чего девушка выгибается под ним и стонет. Переходит на другой. Вторая рука блуждает по ее телу. Растягивает ширинку ее штанов, стягивая их до колен, проводит кончиками пальцев по влажным трусикам, и девушка вздрагивает. — Бастер… Не надо, пожалуйста… — она уже хнычет от безысходности и обиды. Дыхание перехватывает, когда он сует руку под ткань белья и проводит пальцами по влажному лону. Задевает центр всех ее ощущений, и она вся сжимается, начиная извиваться. Стоны с новой силой летят с ее уст, когда он начинает нещадно водить пальцем по клитору, распределяя влагу. Впивается ноготками в его ладонь, начиная издавать громкие и еще более возбуждающие стоны. Решив, что хватит играть с ней, в последний раз проводит пальцами по мокрым складкам, вынимает руку и облизывает пальцы. — Ты такая сладкая, Ливи. — ухмыляется ей в затуманенные глаза. Стягивает ее штаны полностью. Девушка прикрывает глаза, и пытается прийти в себя, но вздрагивает от звука движения собачки по молнии ширинки его штанов. — Бастер! Нет! — вновь начинает брыкаться в попытке ударить парня. Но его это не останавливает, он отводит мокрые трусики в сторону и без лишней нежности входит в девушку, когда-то подругу детства. С ее уст срывается болезненный стон, с его — полустон-полухрип. Он начинает входить в нее, вколачиваться в податливое маленькое тельце. Отпускает ее запястья и нависает над ней, опираясь на локоть. Чувствует жар ее тела, ее сбитое дыхание из-за его темпа, то замедляющегося, то наоборот ускоряющегося. Он будто вбивает в нее правила своей игры. Только его правила. Но девушка не собирается так просто сдаваться. — Я… Не буду играть по твоим правилам… — шепчет она ему в шею еле слышно, резко переворачиваясь. Парень сам не успел понять, как девчонка оказалась сверху. — Только по своим, Бастер… Только на равных… — упирается руками в его грудь, начав двигать бедрами вверх-вниз, насаживаясь на его пульсирующий член. Медленно и мучительно. Но постепенно ускоряется. Парень рычит от удовольствия, берет ее за бедра и сжимает. Впивается ноготками в его грудь, запрокидывая голову назад, начав стонать все громче. Быстро устает, руки трясутся. — Помоги мне… — просит она, смотря в его такие же затуманенные глаза. Он сжимает ее бедра, начав насаживать ее на себя в нужном ему ритме. Тело девушки сжимается, с губ слетает громкий и протяжный стон. Она жмурится и задерживает дыхание. Падает на его твердую грудь. Оргазм сладкой истомой окутал ее тело. Он чувствует, как стенки влагалища еще плотнее сжимают его внутри, но все же успевает выйти и кончить снаружи, запачкав ширинку штанов. Плевать. Он слышит ее тяжелое сбитое дыхание, которое ласкает его шею. — Теперь для меня нет твоих правил, теперь только мои. Я буду играть на равных с тобой, Бастер, — шепчет она и с неохотой сползает с парня, начиная натягивать штаны трясущимися руками. — Ты перешла границы моих правил, Оливия. — усмехается он, смотря, как она встает на ватных ногах. — Ты первый начал. Я пыталась все исправить. И буду пытаться. А пока что, до встречи. — Она подбирает с земли глок и кое-как попадает им в кобуру, после чего, покачиваясь из стороны в сторону, уходит, оставив парня наедине со своими мыслями.