Игры со Смертью

Еще одна сломанная кукла и выпитая до дна жизнь. Тело изломанной дугой валяется где-то на асфальте, а Смерть стоит и улыбается в темноту. Сегодня у него был удачный день. Он слизывает с ножа кровь своей жертвы, запоминая ее на вкус, на ощупь, на запах. Смерть не знает ни границ, ни преград. Лучший из лучших, убийца, созданный для убийц. Он слышит по ночам в темноте стук сердец, отсчитывает пульс и замирает, когда одно из них погибает без его участия. Все сокрыто в его глазах. В его темно-карих глазах, за изгибом ресниц, там прячутся мысли. А за капризными губами стоят слова. Они клокочут в его горле и останавливаются точно на кончике языка. Смерть сегодня добр и щедр, он улыбается, изгибаясь за барной стойкой. Сегодня в его руках побывала хрупкая жизнь, чуть-чуть пошло и немного кроваво, но зато как сладко было пить ее до самого дна. Смотреть, как последние вкусные капельки падают на землю и впитываются, сбегая от него в глубину. — Ты, как всегда, очарователен, — мужчина стоит рядом со Смертью и ласково ему улыбается. Смерть знает своего хозяина, Смерть не станет нападать, пока не станет. Но ведь скоро хозяин ослабеет, его сердце будет сбиваться с ритма, и тогда Смерть выпьет и его, до дна. — Он был ласковым… и не таким вкусным, как ты обещал, — парень трется о мужчину стоящего рядом, ему не нужен секс, ему не нужен мужчина, ему нужна жизнь, а жизни все нет и нет. И мужчина лишь слабый отголосок того, что может получить Смерть от своей Жизни. — Я думал, тебе понравится, он ведь так хорошо стонет. Парень пожимает плечами, откуда знать этому мертвому, что Смерть не спит с жертвами, Смерти не интересна их жизнь. Бармен наливает в бокал какое-то подозрительно пахнущее пойло и протягивает его парню. Тот ласково улыбается и ему, забирая свой бокал, нет-нет, он не будет это пить, не станет даже пробовать вкус этого пойла, прокатывая его по языку. Но впереди еще весь вечер, и руки без привычного ножа как-то девственно чисты и слишком доступны, и бокал лучше, чем пустота. Вечер не предвещает ничего хорошего. Смерть плавно кружится в объятиях хозяина, подозревая, что ночь закончится каким-нибудь грязным и животным способом. Смерть беспринципно высчитывает минуты по циферблату настенных часов. Иногда ему кажется, что секундная стрелка не двигается с места вечность. У Смерти свои правила, ему нравится слишком многое в жизни, чтобы он смог расстаться со своей просто так. Двери бара гостеприимно распахиваются, впуская внутрь еще одного героя мизансцены. Он худ, дерзок, и имеет непередаваемую грацию поломанной куклы. Рваные движения, тихий потусторонний голос, кривая улыбка и шрам через все лицо. У Охотника нет причин для радости, ведь Смерть сегодня его опередил. Трудно поверить, что эта подстилка — а по-другому Охотник его не называет — умеет так быстро вычислять маршрут матерых воров. Охотник лишился добычи, и это его сильно расстраивает. Бармен протягивает и ему стакан с каким-то малопонятным напитком и все так же улыбается. Бармен всегда в курсе дел, у него есть куча знаний, но некуда их применять, потому что упрямцы его не спрашивают. Смена бармена заканчивается в шесть утра, когда все уже разбредаются по своим домам, а кто-то уходит с новым заказом на убийство, прислушиваясь к биению сердца жертвы. Бармен вздыхает, засовывает ключи в карман. И прикуривает, выдыхая дым из легких. Все предельно просто. Есть Смерть, есть Жизнь, а есть Охотник, что должен убить обоих. Только Смерть не узнаёт свою Жизнь, а Охотник не получал своего заказа. Новый день начинается для него смертельно рано, парень потягивается и встряхивается, как собака перед броском. Он пошло облизывает губы, зная, что за ночь вытрахал из партнера все, что тот способен был ему дать. Партнер спит, отвернувшись лицом к стене, и не видит ласковых глаз, которые изучают его спину, примериваясь, куда бы воткнуть кинжал и повернуть его. Парень не убийца и даже не псих, ему просто нравятся сильные, а слабости он предпочитает сминать в кулаке и выбрасывать за ненадобностью. Он готов ласкающим движением провести по спине своего ночного гостя, покружить пальцами в районе лопаток, почувствовать сквозь тонкий слой кожи биение чужого сердца. А потом он неожиданно отодвигается и в ужасе рассматривает свои руки, не понимая, что к чему и как это могло случиться. Становится жутко и страшно, и все кровавые ночи, что были в его жизни, проносятся в голове стройным маршем. Он перетряхивает свой шкафчик в поисках таблеток и идет запивать их в ванную. А потом стоит, прислонившись к холодному кафелю теплой кожей, и чувствует, как холодок снаружи постепенно сливается с холодком внутри, и все застывает. Его зовут Рики, и вроде бы у него все хорошо, но он не в себе. Его ночной гость все еще спит в его же постели, а сам парень стоит в ванной под холодным душем и пытается замерзнуть и изнутри. Но не выходит. Зубы уже стучат, губы синеют, он вытирает голову полотенцем и, обмотавшись им, выходит в комнату. — Хэй, парень, вставай, — он толкает любовника в плечо, пытаясь добудиться и получить внятный ответ. Парень не шевелится, только протяжно стонет в ответ. А Рики удивленно приглядывается: татуированный, пирсингованный – урод, одним словом. И почему ночью, под покровом темноты все это кажется таким кайфом? Целовать железо на его губах, слизывать привкус с его кожи — это какой-то вид наркотика, не иначе. Рики сам не понимает, почему его так тянет к жестокости, почему он сдается под натиском своих желаний и снова и снова тащит к себе в постель таких вот погубленных жизнью мальчиков. Иногда он просыпается со стоном на губах и глотает слова о чем-то, чего не знает. Иногда ему кажется, что он потерял что-то, может быть, это что-то было ценным, а может быть, еще станет ценным. У него из воспоминаний только старые ворота с проржавевшим насквозь замком и тропинка в заросшем саду. С трудом выставив парня за дверь, Рики прислоняется к ней спиной и тихо соскальзывает на пол, опускаясь на корточки, беззвучно открывая и закрывая рот. Слова стоят непроизнесенными в самом горле, и он не может протолкнуть их дальше. В голове много–много разных мыслей: «Мой тихий прекрасный мальчик… Такой тихий, такой ангел, сломанный ангел, неспособный летать», — он пытается вытолкнуть это в воздух, что окружает его, протолкнуть их дальше своей глотки, высказаться, наконец, и забыть их, забыть этот шепот внутри головы. «Мой маленький ангелок. Печальная Жизнь», – и мысли мечутся в голове, непрерывно, по кругу. А вечером у него снова будет бар, и красивые мальчики вокруг, и новый любовник на ночь, и новая любовь на целых шесть часов. Смерть с утра серьезен и собран, хозяин все еще спит, и парень любуется расслабленными мышцами этого человека, смотрит, как плавно поднимается и опадает его грудная клетка. И он слушает, как бьется сердце, как с каждым сокращением мышц кровь перетекает из сердечных желудочков в сосуды, как наполняет собой каждый капилляр приятная на вкус красная жидкость. И вспоминает о том, что хозяин — величина неверная, он не курсор и не перст, он лишь подобие. И его красивая спина была бы шикарна со шрамами, оставленными сталью. И было бы так сладко прикоснуться к нему ножом, прочертить тонкую линию, полосу по загорелой теплой коже, а потом провести по ней языком, слизывая жидкую медь. А после перекатывать и смаковать ее вкус на языке, и давиться словами, пытаясь описать ему свои ощущения. И снова и снова замирать, прислушиваясь к биению сердца. И наконец подловить момент, когда это сердце биться перестанет, чтобы выпить последний вздох своего хозяина. Смерть был бы рад окунуться в ванную из сердец своих мертвецов. Посчитать каждое из них, подержать в руках, провести пальцами по каждой жилке. Может, проследить их языком, ласково прикасаясь к мертвым останкам. Мертвые ведь не предают, не разговаривают и не шепчут. Не ищут близости и не стонут ночами от того, что кто-то двигается внутри. Трупы гораздо красивее живых, они не изгибаются и умеют застывать, как камень, когда коченеют. И все это приправлено у них сладким запахом крови. Смерть любит смотреть на то, как его «заказы» петляют по закоулкам потерянных городов, смывают свои хвосты, убирают свидетелей и затаиваются… А потом приходит он и забирает все то, что они так оберегали ночами. Как воплощение неизбежности, Смерть тихо подкрадывается в тишине самого темного часа и берёт свое. Останавливает биение сердца, что так долго и гулко разрывало чью-то грудную клетку. И напоследок слышит стаккато в их груди, сжимает, давит, желает – сильнее — и слышит, всегда слышит, как выдыхает мертвец свой последний вдох, а потом окунается в кровь его сердца и старательно размазывает ее по рукам, чтобы ощутить, какая она теплая, и посмотреть на то, какая она красная. И все сначала. Утром Смерть спокоен, новое задание еще не пришло, а хозяин насытившись за ночь, спит. Жизнь где-то бьет ключом, где-то бьется его сердце, но почему-то Смерть не слышит этого самого важного стука, в его ушах бьется много сердец, но нет того, что считается самым главным для него. Бармен приходит вечером на работу и первым делом наливает себе шотландский виски за счет заведения. В зале скапливается народ, мешанина запахов, мешанина из тел. Кто-то целуется в дальнем конце зала, задирая юбку, обхватывает бедра девушки, а девушка, наверное, приглушенно стонет. Как жаль, что все это далеко от барной стойки, было бы интересно послушать это месиво из звуков. Интересно еще было бы знать, где теперь мальчик Смерть и под чьим руководством он будет дышать сегодня. К сожалению, виски не вечен и так быстро заканчивается, впрочем, как и все хорошее. Бармен, как обычно, с улыбкой наливает посетителям выпивку и прикуривает красивым девушкам сигаретки, ловит их номера телефонов и тонкий аромат духов, смешанный с запахом табака и пота. И все это тонким слоем ложится на него поверх слоя кожи и мышц. Пепел истинного искусства, флирт на грани совращения – вот из чего состоит работа бармена, и он как никто другой понимает свое предназначение, даря кому-то утешение, а кому-то кайф от свободы. Мальчик Смерть сегодня прекрасен и немного задумчив, как бывает задумчива отложенная казнь. Он мягко подступает к какому-то танцору, стоит рядом, прислушиваясь, а потом неожиданно начинает двигаться и прогибаться в такт с движениями того парня. Вместе они смотрятся очень хорошо, гармонично, но не достаточно. Бармен всезнающе улыбается, замечая Охотника в дальнем конце зала. «Милые игрушки почти в сборе…», — парню весело, ему очень весело, в крови есть немного виски, а еще сигареты с ментолом от какой-то девушки, что ревела взахлеб от того, что сердце болит. А бармену в ответ хотелось закричать на нее, что сердце может и не болеть, если его услышит кто-то, кому он предназначено. Но девушка была так прекрасна в своей дикой ярости и истерике, ее потекшая тушь и разводы бледно-розовой помады на щеках вызывали внутренний трепет и умиление. И звериную тоску по тем, кого рядом никогда не было. Бармен передергивает плечами и уже почти отворачивается от двери, когда замечает еще одно лицо… Рики пришел в этот бар, чтобы напиться, напиться и успокоить голос в голове, который все твердит про Поломанную Жизнь и ангела-ангела-ангела. Руки немного потряхивает от напряжения, ручка двери все никак не хочет отпускать ладонь парня, но он все равно настырно ее отдирает, потому что знает, что судорога пальцев долго не продлится. В баре накурено и жарко, и парню тут же хочется сигарету, и выпить, обязательно выпить. А курить можно и потом. А еще в баре двигаются тела, самые разные — красивые, раскрепощенные и кричаще сексуальные. И хочется к кому-нибудь прикоснуться, провести руками по груди, потрогать кожу на ощупь, может быть, целоваться. Да, целоваться ему тоже хочется, но не так сильно, как выпить. А бармен уже улыбается влекущей зазывной улыбкой, и Рики понимает, что хочет вырезать эту улыбку на лице парня насовсем, чтобы она не сходила с него никогда. А потом водить пальцами по шрамам и подновлять их, чтобы она отсвечивала красным, таким же, как губы парня. Рики впервые думает о том, что те ворота с ржавым замком из его кошмаров – это, наверное, способ не пустить его в жизнь. Не дать жить. И спасти от него жизнь остальных. Но теперь поздно в чем-то сомневаться, и он идет к бармену, чтобы выпить с ним и, может, поговорить. В бокале, который ему подает этот улыбающийся мальчик — а именно так бармен и выглядел — плещется что-то итальянское, кроваво-красное в тон мыслям. И все это пахнет забытым летом и заблудшими путниками. Вино. Рики не любит вино, он любит жесткие мужские напитки, алкогольные, вышибающие дух уже после первого глотка. Но это вино оказывается неплохим. Парень улыбается, приподнимая бокал. Сидеть в баре и пить вино – это какое–то изысканное извращение, чуть менее извращенное, чем его мысли до этого. Смерть танцует, кусает губы и изгибается в томных, ласкающих взгляд движениях. Плавно покачивается и снова прогибается в спине. Его глаза полузакрыты, нижняя губа закушена, а пальцы повторяют контуры тела, проскальзывая по коже и касаясь пояса штанов. Хозяину нравится, как Смерть танцует, ему нравятся эти плавные, томные, страстные, быстрые движения. Ему нравится сам мальчик. И мальчик это знает, и это проигрыш для хозяина. Сердца в его ушах бьются в унисон с его собственным, и Смерть улыбается в пустоту, не осознавая еще, что пустота смотрит на него в ответ и скалится в такой же улыбке. Переливы сердечных ритмов, кровь перед глазами, ласковые прикосновения — все это важно, вкусно, красиво. А потом в движение приходит еще одно сердце, спокойное, ровное и такое же красное, как у Смерти, и мальчик замирает, на вдохе подавившись воздухом. Его сердце тоже останавливается, один удар, два удара, три удара, и стаккато вместо ритма, потому что к Смерти пришла в гости Жизнь, и у него появился новый хозяин, но на этот раз равный. Парень бессмысленным взглядом скользнул по будущему мертвецу, мертвец ему зазывно улыбнулся и погладил пустующее место рядом с собой. Хозяин бывал смешным и глупым, и Смерть не разрушал его иллюзий. Зачем разрушать, когда все так красиво закручено по спиральке, виток-виток-виток — и нервы уже похожи на натянутые канаты, потянув за которые, можно добраться до сердца. Смерть облизывает губы и призывно двигает бедрами, не желая ничего из того, что сейчас ему готов отдать каждый. Он подходит к бару небрежной походкой и садится рядом с сердцем, которое так долго искал. А потом интимно шепчет на ухо своей Жизни: — Давай просто вырежем и посмотрим…. – и широко улыбается, не переставая взглядом ласкать так давно забытое лицо, которое он никогда и не знал, но почему-то помнит. И Жизнь в ответ только понимающе улыбается, склоняя голову: — Ты дашь мне на это посмотреть? Смерть смеется: — Да. Мальчику Смерти кажется, что вокруг один сплошной рай, смешанный с адом, коктейль, который вышибает дух из всего живого. Он хрипло смеётся, не слушая слов вокруг, и много, слишком много думает, воображая, как это будет. Лечь рядом, сплести мысли, показать все то, что так давно сидит в нем самом, а теперь должно сидеть еще в ком-то. Хозяин его не понимал, как впрочем, и все остальные, что тащили его в постель и касались руками. Нежные, трепетные, иногда вульгарные — все они были слишком «животные», чтобы понять и оценить мальчика Смерть. А теперь он трогает своего Жизнь и смеётся, ощущая небывалый прилив сил. Он даже не обращает внимания на то, что хозяин подошел к ним и теперь стоит рядом. Он пропускает тот момент, когда Жизнь потянулся к этому мертвецу, чтобы руками проследить за изменением его лица. Смерть теперь видит только Жизнь, его хозяин медленно умирает. Хозяин еще не знает об этом, приговор будет исполнен. Смерть улыбается и водит руками по столешнице, ему нравится тепло этого дерева и еще хочется чего-то большего. Хозяин же разглядывает Рики во все глаза, подмечая малейшие телодвижения и наслаждаясь эстетикой. Смерть и этот новый парень – они великолепно дополняют друг друга. Их хотелось иметь обоих, не разделяя на двух разных людей. И хозяин не отказывает себе в этом, наклоняясь и целуя незнакомого парня в губы, слизывая вино с них и толкаясь языком ему в рот. Парень не отвечает, но и не сопротивляется, он только разворачивается и широко раздвигает ноги, чтобы мужчина подошел к нему ближе. А Смерть стоит рядом и любуется, это красиво, это странно и изящно. Уходят они втроем, как только хозяин отрывается от губ нового парня. Смерть не возражает, ему хочется на это смотреть, может быть, хочется большего, он пока не задумывается об этом. Бармен усмехается, глядя им вслед. Охотник провожает троицу равнодушным взглядом. Он ждёт заказчика, и его радует то, что заказчик не столкнется со Смертью, уж слишком часто этот парень выигрывает у него деньги с заказов. И еще слишком часто о нем говорят «Шепот Смерти» — намекая на то, что от Шепота не уйти. Охотник ждёт новый заказ и курит какие-то крепкие сигареты, что оставляют горький привкус на губах. Но его это не волнует. Парень за барной стойкой растягивает губы в улыбке и разливает по бокалам новый яд, что привезли ему на продажу. Смерть обрел Жизнь, хозяин обрел их обоих – может быть, на одну ночь, может быть, даже за ночь не сможет расплатиться за свое счастье. А у простых смертных с глухими сердцами все просто, жизнь подчас страшнее смерти, поэтому многие расстаются с ней, лишь бы получить шанс на что-то простое и доступное. Но откуда это знать тем, кто не разбирается в смысле. Все они изначально мертвые, просто кто-то еще дышит, а кто–то уже нет. По земле ходят мертвецы и выискивают таких же, как они, среди себе подобных. И бармен сегодня весел и искрит зажигательным юмором. Сегодня ночью ему приснится, что он живой и Жизнь снова стоит рядом. Как когда-то в заброшенном доме с проржавевшим замком и заросшими тропинками сада. Рука Рики была тогда теплой и маленькой, и сам он был светлым ангелочком, у которого в голове шептали голоса. И бармен тогда был еще молод душой и не умел пройти мимо. Он думал, что спасает мальчика от бесславной участи, забыв о том, что замки подчас защищают людей и от большего зла. А хрупкий мальчик цеплялся за руку и пел какие-то потусторонние песни о вечном одиночестве на крови. И это казалось прекрасным в его исполнении, и хотелось верить в то, что у людей будет еще шанс на такое будущее. Сейчас бармен смеётся сам над собой, мальчик Рики вырос, и его мир перестал быть ржавым и заброшенным, мир мальчика превратился в кости и кровь. И кости были белыми, старыми и изношенными. А кровь обновлялась каждую ночь. И в один из дней бармен устаёт вздрагивать от кошмарного мира Рики и привыкает видеть во сне Жизнь, которая страшнее Смерти. Наверное, в тот день он и вырос. Они развалились на постели вдвоем, соприкасаясь друг с другом только руками. Они молчат, и между ними только чья-то чужая кровь, запятнавшая белые простыни. Руки их тоже в крови, но впервые Смерть дотрагивается до кого-то постороннего с нежностью, своей темной и ласковой нежностью. Он проводит окровавленными руками вдоль таких же красных рук. Он прикасается к ним губами, слизывая металлический привкус с тонких и чутких пальцев. Смерть улыбается, глядя на того, кто лежит с ним рядом. Им не нужно слов, чтобы понять друг друга. Рики потягивается, прогибаясь в пояснице, а потом резко перевернувшись, нависает над Смертью. — Играем дальше? – губы Рики тоже все в крови. Из угла на них смотрит мертвый хозяин Смерти, смотрит, медленно коченея и застывая обескровленной статуей. Его глаза неподвижны и безжизненны, в груди большая рана, и сердца в ней нет. Сердце плавает в ванной, отдавая последние капли крови воде. А последний выдох хозяина все еще теплится на губах Рики, и он рад поделиться со Смертью этим последним поцелуем мертвеца. Они целуются жадно, слизывая языками вкус друг друга, пробуют, толкаются внутрь и снова прикусывают губы. Руки движутся в хаотичном порядке, где-то стягивают, где-то рвут одежду. Делают все, чтобы коснуться кожи, провести по ней, приласкать, а потом впиться в нее ногтями, чтобы почувствовать жар. Смерть привязан к постели разорванными окровавленными простынями, крови много, она стекает по его рукам к груди, и Рики облизывается, глядя на это. Наклонившись, слизывает одну из дорожек, а потом снова начинает целовать парня под собой. С губ Смерти срываются стоны, руки затекают, и по ним простреливает внутренняя мышечная боль, ноги он широко раздвинул, чтобы прижаться к Жизни посильнее. Он кусает Рики за губу, пытаясь попробовать и его кровь на вкус, но Рики слишком быстро отстраняется. — Поиграем… — он шепчет это с придыханием, зная наверняка, что его поймут правильно. Возбуждение еще не сильное, но взгляды Рики обещают, что удовольствия будет много. Нож кажется нестерпимо холодным на теплой груди Смерти, он выгибается в попытке прижаться к стали и согреть ее собой. Нож острый, очень–очень острый и выглядит так заманчиво в свете единственной лампы в этой комнате. — Оближи, — Рики подносит к губам парня нож и наблюдает за тем, как парень, закрыв глаза, лижет кусок стали, как его язык, лаская, проходит по всей длине лезвия, касается кончика и возвращается обратно. И так раз за разом, чуть постанывая и приподнимаясь над постелью. Рики ведет влажным от слюны ножом по груди парня, сначала легко проводя по его соскам, касается сталью его живота, а потом делает несколько надрезов возле пупка и смотрит, как из них сочится кровь, наклоняется, слизывая ее, и слышит, как парень хрипло стонет от касания языка к поврежденной коже. А пытка ножом продолжается, Рики, лаская, проводит уже теплым металлом по члену парня, потом переходит к его бедрам и с внутренней стороны тоже оставляет надрезы, от которых потом останутся шрамы. Но там он кровь не слизывает, только окунает в нее пальцы и теребит ранки, чтобы крови было больше. Смерть хрипло выпрашивает: «Еще… Еще», — и на этом его словарный запас заканчивается. Он извивается на постели и разводит ноги как можно шире, раскрываясь полностью. Рики улыбается и отбрасывает нож на постель, наблюдает несколько секунд за тем, как по бедрам Смерти скатываются такие теплые и вкусные капли крови, как постель под ним впитывает их, а потом влажными от этой крови пальцами гладит анус парня. И все время улыбается, вспоминая какой он на вкус, на ощупь, ощущая в себе потребность узнать, какой он изнутри, горячий ли, влажный ли. Не задумываясь, проталкивает в него сразу три пальца и смотрит, как растянутая мышца сжимает его руку. Смерть дышит часто, поверхностно, и облизывает губы в предвкушении. Рики приподнимается и, удерживая ноги парня широко разведенными, толкается внутрь его, заменяя пальцы своим членом. А внутри жарко, и скользко от крови, и Смерть под ним раскрыт и беспомощен, и его связанные руки почти вывернуты под каким-то немыслимым углом, он шипит от боли или удовольствия, но это Рики мало волнует. Он начинает двигаться, размашисто, не щадя и не жалея. И движения монотонны и размеренны. Рики прикрывает глаза и, освободив одну руку, надавливает на порезы над пупком парня, и из них снова начинает сочиться кровь, красная и теплая; Рики, не отрываясь, смотрит на то, как от каждого толчка внутри Смерти кровь на его животе покачивается в такт, а потом стекает на постель. Возбуждение нарастает, и движения становятся рваными и неровными, Рики подается вперед и кусает шею парня, кусает сильно, стараясь добраться до его крови, чтобы слизать потом. Но прокусить кожу не удается, и он оставляет на теле парня только следы зубов, которые потом будут красивого фиолетово-черного оттенка. Смерть не может уже даже стонать, только тихо поскуливает, запрокинув голову назад и закрыв глаза. Удовольствие, окрашенное красным цветом и болью — красивое, яркое и такое крепкое удовольствие. Он кусает свои губы и скулит на одной ноте, крепко прижатый к постели, а по рукам течет кровь, и он уже не уверен, что это не его кровь. Ему больно и невыносимо хорошо от этой боли, его скручивает желанием, и мысленно он просит не прекращать, продолжать, не останавливаться. Внутри становится жарко, сердце заходится каким-то странным ритмом, подстраиваясь под толчки внутри. Его распирает желание разорваться и посмотреть, что там происходит. И это желание растет и ширится, становится нестерпимым, он, изогнувшись, кончает себе на живот, мучительно медленно выплескивается до последней капли, и ему вторит хриплый вскрик. Внутри становится влажно. Рики ложится рядом, не спеша отвязывать парня. Смерть сейчас красив — с багровыми синяками на шее, с кровью и спермой на животе, с израненными бедрами. Раскрытый. Доступный. Такой сломанный, но не сломленный. Рики нравится то, что он видит рядом с собой. А Смерть наслаждается, ноги чуть подрагивают от напряжения, руки затекли и болят, но он все равно наслаждается. Лежа на окровавленной постели и чувствуя, как из него вытекает сперма Жизни, он улыбается, смотрит в потолок и раздумывает о том, что впереди еще много времени и много хозяев, которые захотят поучаствовать в представлении. Парень переводит бессмысленный взгляд на труп, замерший в кресле, и широко улыбается, признаваясь себе, что давно хотел посмотреть на то, как его хозяин будет наблюдать за сексом. Сердце хозяина молчит, и эта тишина — лучшиq подарок для Смерти.