Королева

никому не доверяй Наших самых страшных тайн, Никому не говори, как мы умрём

Вода была холодной, Регина ждала на берегу с пледом. Плед красный, однотонный; вода ненастояще-бирюзовая, как в бассейне. Регина золотая, абсолютно, и снаружи и внутри; маленькое солнышко в полтора метра величиной. Золотая, будто нимб, будто корона. Королева. Она королева, точно. Что-то вспыхивает в памяти, вспыхивает, заставляя даже немного забыться и затонуть, а после изо всех сил плыть на берег. — Регина значит королева, я читала, я читала, — Леся повторяет это как в лихорадке, а Регина только улыбается таким словам и укутывает подругу в плед. У Регины волосы как у Венеры на картине Боттичелли, а у Леси какие-то сосульки на голове, и из носа течёт. Никитюк сильнее обнимает себя и облизывает ужасно солёные от морской воды губы. Боже, Регина сейчас такая красивая, а Леся такая холодная и жалкая на вид, что хочется скукожится в плотный клубок и умереть, от счастья и стыда. — Ты королева, значит. Леся сама понимает, что беспощадно врёт. Какая ещё королева? Какие королевы сравнятся с Региной? Ведь снилась как-то она Лесе, такая вся в воздушных прозрачных одеждах, с волшебной палочкой. Как настоящая тёмная фея. Фея, волшебница, ведьма! Как в старой книжке сказок. «Ведьма заведёт тебя в тёмный лес, пожарит и съест» (Леся тогда маленькой и глупой была, плакала, а бабушка говорила, что кто-то её сглазил, и выносила Лесиным родителям мозг, что не надо было фотографировать ребёнка. Кто же знал, что теперь девушка будет восхищаться, любоваться и даже нервно смеяться про себя из-за ведьмы?) Мысли так быстро скачут, что голова уже немного болит. И уже не поймешь, то ли действительно Леся сейчас умрёт, смотря на невозможно-прекрасное, обветренное и загорелое лицо своей (эту мысль уже приходится буквально выдавливать из себя) подруги, то ли назавтра просто проснётся с простудой, и придётся наконец воспользоваться рекламируемыми таблетками. — Если я королева, то ты кто? Принцесска? Так ты говоришь, да? — Тодоренко смеётся. Леся пытается подхватить смех, но получается как-то не очень. Говоря откровенно, никак не получается. Какая-то одна надсадная истерика, выдернутый из самой глубины души клубок. Бо-о-льно. Не отвечает она, не отвечает, лишь искоса поглядывает на Регину, сидящую с ней на песке (опасно близко сидящую) и думает о том, как это глупо, пытаться скрыть саму себя за маской какой-то вертихвостки, цеплявшейся за каждую мужскую штанину. Думает о том, как хорошо было бы понаблюдать закат, выпить по коктейлю и завалится в чей-то номер. Думает, что волосы, распущенные и разложенные полночным солнцем по белой и пахнущей «альпами» простыне сделали бы подругу ещё более похожей на картину. Думает, думает, думает… А между тем становится всё холоднее, морской бриз несётся на и так вымокшее тело, и кажется, что единственное тёплое место во вселенной — это вот здесь, возле Регины, на почти приличном для подруг расстоянии. — Если ты королева… — спустя вечность отвечает, спустя вечные три минуты. Тодоренко заинтересованно глядит на Лесю и одним ногтем чешет подбородок. Опять искусала её какая-то тропическая гадость. Слишком сладкая, слишком. — Если ты королева, то я, видимо, король. «Дура-а, боже мой, дура-дура-дура! Ааа». Опять больно, что-то сильно жмёт на грудь, телу становится жарко, а вдыхаемый воздух настолько ледяной, что, кажется, можно разрезать им лёгкие, если вдохнуть слишком резко. Становится ещё темнее, слышатся крики ночных птиц, слышится прибой, слышится чужое дыхание. Своего дыхания не слышно. — Ага, я королева, ты король, Коля граф (у него, как он говорил, графский благородный нос, да?), а Женя бог. Жанна у нас… «Она не поняла, она ничего не поняла», от этого становится так легко, так просто, так свободно… Не поняла. Не поняла, ничего, абсолютно. И уже слышно своё дыхание, свой чуть нервный сердечный ритм, и воздух не протыкает хладной шпагой, а слегка кружит голову, будто два бокальчика «Маргариты». — Ну ладно, считай наших королевичей с царевичами, а я пойду уже. Вся насквозь просолилась, как таранка. — Вы и до этого таранкой были, Ваше Величество. — Ой-ой-ой, как смешно, — Лесе хочется опять кинуть что-то колкое, чтобы окончательно замести следы своего неаккуратного почти-что-признания, но когда она поднимается с песка и сверху вниз смотрит на Регину, ей кажется, что даже в таком положении Регина стоит намного выше неё, что она никакая не королева тире ведьма, а какое-то божество, золотое божество типа Будды. Божество смеётся, а божеством любуются. Всё правильно, и нечего здесь обижаться. Леся вздыхает и просто говорит:— спокойной ночи, моя королева. А Регина кивает, отвернувшись обратно к морю, обняв колени и шепнув так, чтобы слышала лишь щекотная морская волна «Добрых снов, мой король».