Без объяснений

      В тот день деваться Ярославу было некуда.       Серое небо, напоминающее застиранную тряпку, рассыпалось крупными каплями дождя. Дорога перед глазами превратилась в грифельный грязный след. Фантики, ветром принесённые с мусорки, и забитые водой пакеты хлюпали под ногами. Заброшенные дома громоздились над головой.       В подвале одного из них горел свет.       Позади раздавались полные ярости крики и хлестали хриплые голоса, так что раздумывать было некогда. Сжав кулаки, Ярослав с трудом выдавил из лёгких тяжёлый влажный воздух...       После он будет вспоминать, что почувствовал мистическое притяжение, с которым не смог справиться. Невидимая сила взяла его за руку и, не спрашивая разрешения, завела в узкий лаз. Рассчитывать было не на что. Ни на то, что найдётся укрытие, ни на безопасность. И уж тем более он не рассчитывал, что кого-то встретит.       Между фундаментными столбами гудела тишина. В ней, нарушаемой лишь мерным постукиванием дождевых капель, вдруг прозвучало:       — Свали нахрен.       Ярослав прошёл чуть вглубь, заглянул за перекрытие и увидел внутренний угол дома. Длинный потёртый стол с облупившимся лаком, рядом — диван и старое кресло. Откуда-то тянулась чёрная змея провода, местами провисающая на хлипких крюках, и цеплялась за тусклую лампочку. В кресле сидел парень. Потрёпанного вида, зато серьёзной комплекции. В тёмной майке, старых джинсах и затасканных кроссовках, сменивших некогда белый цвет на пыльный грязно-серый. Одну ногу он держал на столе, другой упирался в обивку. Совсем короткие волосы блестели от влаги.       Неразборчивые крики за спиной превратились в маты. Если уроды найдут — на этот раз забьют насмерть. Очень повезёт, если быстро. Но надеяться на великодушие мудаков из Генхо не стоит.       — Глухой? — вновь подал голос некто.       — Постою пять минут и уйду.       — Если тебя не отпиздят они, то я. Что выберешь?       Прижавшись спиной к перекрытию, Ярослав устало склонил голову. Дождь щедро накапал за ворот толстовки, и холод полз по спине, подтягивая мышцы лёгкой судорогой. Спустя минуту, не дождавшись ответа, некто поднялся и опасной тенью обтёк справа. Подошёл близко — заглянул в лицо и выжидательно замер.       Генхо как раз успели поравняться с лазом.       О нет, Ярослав не был трусом. Он вообще-то считал себя бесстрашным, но всё же не желал рисковать жизнью без единого шанса выбраться из ситуации. И даже ему, полному агрессии и отчаянной силы, не выстоять против двадцати человек.       Разлепив сухие губы, парень явно собрался его сдать. И раньше, чем успел подумать, Ярослав накрыл холодной ладонью рот Тёмного — так назвал его в мыслях. Накрыл и сразу получил под дых. В узле под рёбрами поспешил раскинуться болючий кактус, сознание померкло.       К сожалению, в предугадывании действий людей Ярослав никогда не был силён.       Когда он пришёл в себя, дождь уже прекратился. Тёмный сидел на кресле, перебирая колоду карт. Сам Ярослав лежал на иссушенном, трухлявом диване, от одного дыхания скрипящем на все лады. Тело было относительно целым и относительно здоровым. В животе ныло, но уже не от боли — от голода.       Тёмный тогда показался сошедшим с витрины манекеном или восковой копией с мертвеца. Его лицо блестело каким-то неприятным, холодным блеском, глаза казались пластиковыми, сильные руки лежали безжизненно. От него шли такие ужасающие волны холода, что первые несколько минут Ярослав почти не дышал, опасаясь привлечь к себе внимание.       В голове вертелась чушь. Может, этот парень маньяк и решил разделать его на маленькие кусочки, раз не удалось увидеть смерть под тяжёлыми ботинками Генхо? Может, Тёмный — существо из другого мира, по какой-то причине осевшее в городской пещере? Может, теперь не спасёт даже хуёвая удача, следующая по пятам с самого совершеннолетия до этой минуты?       — Есть одно правило, — сказал Тёмный, вдруг посмотрев на Ярослава поверх потрёпанного карточного веера. — Без объяснений.       — Понял, — тихо отозвался Ярослав, разом проглотив все вопросы.       И Тёмный начал раздавать карты. Шесть на шесть.       Без объяснений.       Они сыграли пять партий дурака подряд. Сначала побеждал Ярослав. А потом — Тёмный выиграл трижды и решил перекурить. Выдохнул кольца плотного едкого дыма, откинул голову на спинку кресла, полностью потерявшего некогда благородный бордовый цвет. Теперь оно было пепельным, грязно-коричневым.       В ту, первую ночь, они и впрямь не разговаривали. Ярослав не знал, что говорить, если Тёмный запретил спрашивать. Тёмный вообще, кажется, привык молчать.       Так что, когда Ярослав решился уйти, он всё ещё ничего о нём не знал. Ничего, кроме особенностей скудной мимики и того, что с ним наверняка случилось ужасное. Потому что Тёмный не был ни бомжом, ни маньяком.       Он просто по какой-то причине не хотел возвращаться домой.       Так случилось, что пресловутое Некуда стало для Ярослава спусковым крючком. Если идти было некуда, его тянуло в заброшенный, старый квартал недостроев. В лаз подвала, под перекрытия и старые плиты. В единственное место, где горел свет.       Второй раз случился, когда пьяный отчим выпер его из дома с матами и конфетти из осколков бутылки. Снова затевать настоящую драку Ярослав не хотел — слишком часто это начало повторяться и слишком много дурной силы он начал вкладывать в удары по опухшему косому лицу. Страх прибить в запале сыграл свою роль, и после скандала у Ярослава осталось несколько несерьёзных ран, ушибов и ссадин. И ему было совершенно некуда идти.       На улице ворочалась ночь. Ветер таскал в пушистых усах осыпающиеся осенние листья. Город не хотел засыпать и преобразился, вспыхнув сотнями искусственных огней.       Тёмный был на месте. На этот раз он читал затёртую книгу. Услышав шаги, поднял полупрозрачные серые глаза и ничего не сказал. Даже когда Ярослав упал на диван, радостно вытягивая ноги и пачкая его собой.       Та ночь принесла немного нового о пещерном жителе. Во-первых, у Тёмного был телефон, и он всё-таки умел разговаривать с кем-то о непонятном, о каких-то машинах и деньгах, которые надо бы вернуть. Во-вторых, в углублении под креслом Тёмный хранил аптечку — непримечательную серую коробочку с бинтами, ватой, антисептиками, таблетками и прочей мелочью. В-третьих, Тёмный был не таким уж мудаком.       Сначала он взялся за дело словно нехотя и с отвращением, а потом как-то слишком увлёкся. Нашёл на теле Ярослава все восемь порезов от осколков, заклеил дешёвыми пластырями, плеснул антисептика и на ссадины. Ярослав чувствовал это сквозь сон и был слишком обессилен, чтобы рассыпаться в благодарностях.       Поэтому он поблагодарил сразу, как проснулся. По ощущениям ему хватило трёх-четырёх часов, чтобы прийти в себя.       — Спасибо.       Тёмный оторвался от чтения. Положил книгу на стол. Вытащил карты из кармана куртки.       — Давай сыграем, — сказал.       — Почему ты мне помог?       — Ты забыл? — Тёмный поднял серьёзные льдистые глаза и стал мешать колоду. — Без объяснений.       Да. Так и впрямь было проще.       Постепенно, сам того не заметив, Ярослав привык. Может быть, потому, что в жизни назревал переломный момент и это сильно сказывалось на его поведении. Отчим сходил с ума. Банда творила беспредел. Кроме того, слишком часто стало негде спрятаться от проблем. Единственный друг, который ещё мог дать передышку от суеты, был вынужден покинуть город, и не осталось почти ничего. Почти.       Только Тёмный, его карты и подвал.       Так что Ярослав привык. К тому, что Тёмный всё время молчит, а если разговаривает — то угрозами. К тому, что он может в любой момент наподдать по больным местам, а в драке они неравны, хотя Ярослав как-то сцепился с ним изо всех сил. Притом сам нарвался и спровоцировал. И сам же отхватил по первое число — винить было некого.       Привык и к тому, что Тёмный на самом деле неплохой человек. Он мог позаботиться о ранах. Он мог поделиться едой. Он мог дать выспаться и отогнать бродячих собак. Он всегда играл честно и проигрывал с достоинством, а выигрывал без бахвальства.       С Тёмным на самом деле было скорее хорошо, чем плохо. Поэтому, когда он пришёл в подвал с рассечённым плечом, Ярослав рискнул ему помочь.       Это была рана от ножа, Ярослав ни с чем бы не спутал такую. Приготовившись как следует огрести, он сполз с дивана и стал снимать с Тёмного порезанную куртку, а затем и футболку, влажную от крови.       Внезапно тот поддался безропотно и поднял руки. Бросив одежду на спинку кресла, Ярослав осторожно потянул Тёмного за здоровое плечо, заставляя сесть на подлокотник. Вытащил аптечку — для этого ему пришлось буквально проскользнуть между длинных ног и уткнуться носом в грязную джинсу.       Когда он вставал, похрустывая шеей, Тёмный смотрел в упор. Так пристально, что от его взгляда не то, что мороз пошёл по коже — поползли арктические льды.       — Мне от тебя ничего не надо, — сказал он тогда. — Зачем…       — Без объяснений, — оборвал его Ярослав, бросая коробку на стол. Все те долгие десять минут, что он возился с раной, Тёмный не отводил взгляда, но всё же придерживался своего правила.       В ту ночь Ярослав узнал, что у Тёмного потрясающе тренированное тело. Не мудрено — он дрался на убой и атаковал как африканский хищник. Узнал, что у него очень крепкие нервы и бесконечное терпение. Что он не боится физической боли.       Что тоже может быть благодарным.       В какой-то момент Ярослав попытался посчитать, сколько раз он приходил в подвал. Было сложно — жизнь за несколько месяцев превратилась в сплошное размытое чёрное пятно, и тьму от полумрака отличить стало невозможно. Он уже и не знал, зачем и ради чего живёт, но возвращался, возвращался…       Когда идти было некуда.       Иногда Тёмный был. Иногда — не было. Иногда он приходил весь побитый, иногда — с пакетом дешёвой жратвы и пивом. Карты не уносил. Аптечку тоже.       Иногда он спал. В эти моменты Ярослав присаживался рядом у дивана и разглядывал его в свете тусклой старой лампочки. Если бы не мертвенный холод лица, Тёмного можно было бы назвать симпатичным. Волосы у него немного отросли, и совсем короткий ёжик превратился в жёсткие чёрные перья прядок, закрывших линию роста волос. Шрамов на лице было немного, и они выглядели старыми, может быть, детскими. Один белел у челюсти, второй над виском, третий прямо над бровью.       А когда он спал, то становился не Тёмным, а Светлым.       Однажды он всё-таки проснулся от шороха и сперва дёрнулся — явно привык быть настороже даже во время сна. Они смотрели друг на друга считанные мгновения. А потом Тёмный вытянул шею и по-собачьи лизнул Ярослава в губы.       Ярослав сначала не понял, что произошло. Это его замешательство всё и решило — Тёмный пошёл в атаку.       Целовался он всё равно, что дрался. Очень больно кусал, но тут же присасывался к месту укуса, как пиявка, жаждущая получить питательное человеческое топливо. Сначала Ярослав немного испугался, но потом, не особо разбалованный подобным вниманием, решил рискнуть и ответить. Ему вообще было наплевать на обжимания — девушки у него не было никогда, потому что они на такого «борзого ублюдка», как он, внимания не обращали. Да и не мешало это. Хотя бы потому, что в жизни так много дряни, что размазывать её по кому-то ещё — жестокое и бессмысленное занятие.       Поэтому он поволочился за сильными руками. Дал утащить себя на диван, дал опрокинуть, зажать. Дал в себя вцепиться. Дал.       — Без объяснений, — шепнул Тёмный, уверенно обхватывая его обнажившиеся бока ледяными руками.       Обычно Ярослав дрочил без особых выкрутасов, лишь бы скинуть напряжение. Ему не требовалось каких-то там ласк или мысленной подготовки к этому грубо физическому процессу. Поэтому, когда Тёмный стиснул их члены в крепкой ладони, он ни о чём не думал. Когда отвечал на долгие больные поцелуи, дрожа от напряжения мышц, смущения, непривычной близости горячего тела, тоже не думал.       Вдыхал терпкий, горьковатый запах под ключицей — разница роста давала возможность прятаться от Тёмного, просто опуская голову. Иногда пробовал языком его кожу — прохладную, солёную, упругую. Закрывал глаза, когда жгучая волна удовольствия катилась по животу. Рассыпался.       Думал он после. Думал — интересно, это значит, что он пидор? Или у всех в жизни иногда случается?       Думал… интересно, как его всё-таки зовут.       Это должно было случиться рано или поздно, и это случилось позже, чем хотелось бы.       И едва Ярослав всё понял, он сразу же смирился с тем, что не уйдёт живым. Даже так — решил, что не уйдёт живым.       Генхо топтались за недостроями, поджидая вражескую банду с явно чешущимися кулаками. Вся группа целиком — человек тридцать.       Тёмный был из Генхо.       Ярослав брёл за своим неизменным лидером, за Димой, шаг в шаг. Остановился тоже шаг в шаг. Как раз, чтобы поравняться с толпой.       Их выдрало из мира. Их двоих — замершего с поднесённой ко рту тлеющей сигаретой Тёмного. Захлебнувшегося отчаянием Ярослава. Маленькая игра, спасающая его от безумия, закончилась.       Он знал, что Тёмный откуда-то. Он не мог быть просто парнем, никак не связанным с улицей. Знал, знал... но уже любил. И было как-то всё равно, пока не сошлись лоб в лоб.       Лидеры говорили о своём. Вернее, орали о своём, подначивая толпу злыми выкриками. Пока они нагнетали обстановку, Ярослав понадеялся, что Тёмного в этом бою не сильно помнут — и он сможет после где-нибудь закопать его тело.       Драка началась резко, как любая из уличных драк. Стаи гиен, не удерживаемые ничем, снова что-то не поделили — и схлестнулись. Сцепились, сошлись. Вгрызлись друг другу в глотки.       Тяжёлые удары, выкрики, стоны, мат, ругань — всё это обходило Ярослава стороной, как обходило счастье. Он следил за Тёмным из Генхо, отправляющим Мрачных одного за одним в нокаут или в бессильную позицию полуживого. В руке мерцал кастет, и удары наверняка были сокрушительные. Поэтому Ярослав рванул к нему — хотел быстро и сразу.       Но не получилось.       Прежде чем ударить, Тёмный на миг замешкался. На миг — достаточный, чтобы хорошенько прописать в челюсть, но Ярослав не стал. Он принял удар.       Четыре ватки и один пластырь. Два… нет, три осторожных поцелуя.       Приходил в себя так долго, что Генхо успели раскидать почти всех. Они даже занялись своими подбитыми и утаскивали полубессознательных в стоящие неподалёку чёрные УАЗики. Ярослав сплюнул кровавые сопли, выцарапал из снега выпавший у кого-то нож и встал.       — Не вставай, — вдруг сказал знакомый голос. — Пожалуйста.       Он поднял взгляд. Выдрал из полумрака фигуру Тёмного, оторванную от всех остальных, мельтешащих на горизонте.       И бросился.       На этот раз уложили двумя ударами. Слабым в лицо и крепким под дых.       Долгие медленные, кружащие прикосновения. Вонючая холодная мазь. Для разбитой губы — нашлись только губы.       — Гляди-ка, блядь. Ещё чё-то рыпается. Подохнуть захотел, сука? — зарычал кто-то. На плечо Ярослава упала тяжёлая нога. Кроссовок вдавил так, что кость едва не выпала из сустава.       Здесь — лбом. По сгибу руки, по синеватой ключице. «Я же просил тебя не вставать…»       — Отчаянный малый, — смеясь, добавил кто-то. — Валим. Хватит с них.       Ярослав попытался протереть глаза и выбраться из ловушки. Наугад резанул ножом по лодыжке Тёмного. Сил хватило прорезать грязную ткань и вскользь зацепить кожу. Несерьёзно.       Антисептик, конечно, понадобился. Три слоя бинта. И ласковые поцелуи разбитыми губами в колено, мол, прости. «Я захотел умереть, когда увидел тебя среди них…»       Тёмный отпрянул. Просто от удивления — боли в ноге он почти не чувствовал. Ярослав поднял злющие, чёрные глаза. Полные отчаяния, дикие, страшные. Глаза человека, готового к смерти здесь и сейчас.       — Охуел?! — заорал кто-то. — Блядь. Погоди, я за битой. Урою нахуй!       Кто-то побежал. Кто-то пообещал, что уроет его, и Ярослав успокоился, дав векам закрыться. Наконец-то. Всё равно идти некуда.       — Поднимайся, — сказали ему. Он не смог.       Земля качнулась, под рукой оказалась пропахшая куревом куртка. И мир куда-то пополз под совершенно идиотский вопль: «Ты чё, совсем ёбнулся?!»       — Завали ебало! — отозвался Тёмный.       Пришлось друг другу помогать.       Бинтовали раны, заглушая боль почему-то не таблетками, а ласками. Дурацкий способ — не действенный совершенно, но Тёмный всегда делал по-своему.       Тёплые руки всунули холодное горлышко бутылки в губы. Ярослав, морщась, глотнул и с трудом подавил тошноту. Завалился на бок, чувствуя, что больше не может держать тело в сидячем положении — его хватило только на то, чтобы подлатать чужую рану. Тёмный поставил бутылку на стол и просунул руку под влажную шею Ярослава. Поднял на диван. Уложил. И остался так, рядом, полусогнутый, сонный. Бестолковый.       — Зачем ты меня… зачем… — забормотал Ярослав, и голос стал набирать злости с каждым словом. — Я умереть хочу, сука. Так хочу. Нахрена ты меня сюда приволок? Чего тебе вообще надо, урод?       — Без объяснений, — сказал Тёмный, прижимаясь лбом к его виску. — Проревись. Полегчает.       Ярослав послушался. И доревелся до бессознанки — а может, водка догнала его измученный разум. Но спал он крепко. Очень, очень крепко.       Когда очнулся, Тёмный был рядом. Он предложил воды и помог напиться. Усмехнулся, когда Ярослав вцепился в его руку, не давая отойти. Место было незнакомым, сам он — умыт и раздет.       — Где…       — Ты у меня дома, — прошептал Тёмный.       — А… слушай… ты… ты…       — Что?       Спокойный взгляд скользнул по лицу. Поморщившись, Ярослав разжал пальцы. Тёмный помог ему сесть.       — Юра, — сказал он. — Меня зовут Юра.       И виновато усмехнулся.       — А как же правило?       — Мы сейчас не в подвале, если ты не заметил.       — Я это… я — Ярослав.       За окном начинался новый день. Правильный, настоящий, хороший день, и тьма расступилась, впуская первые яркие лучи.       И уже ничто не могло омрачить его.       Даже боль.       Потому что теперь Ярославу было куда идти.