But I believe we're the enemy

Доброе, мать вашу, утро. Особенно когда на часах шесть, уснул ты в два, а вот проснулся и больше не хочешь спать, хоть глаз себе выколи вилкой. А что, как вариант. Так вот, утро добрым не бывает. Я выполз из-под своего пледа, спустился на кухню и увидел записку на холодильнике от мамы: «Фрэнки, я ушла на работу пораньше, завтрак на столе. Если что, разогрей в микроволновке. Люблю, мама». К слову, моя мама работает хирургом, поэтому, если вдруг кто-либо меня сильно достанет, я могу взять консультацию о правильном использовании скальпеля. Мамина работа, в общем, и причина нашего переезда. В больнице Белвилля ей предложили повышение в соседнем городе. Более востребованная клиника, более высокая зарплата и все прочее. Ну и в результате я стою на кухне в шесть утра перед тарелкой с сэндвичем в другом городе. …Я уже надеялся, что тишь да гладь продлится все время моего обучения. Ни-ху-я. Я наивный дебил. В школе меня встретил трупик бедной мыши в моём шкафчике. Это настолько типично, что мозгов на это кошмарное злодеяние хватило бы только у качков-футболистов. Не видя другого выхода, я закатил глаза, вырвал лист из какой-то тетради и обернул хвост бедного существа. Её бы похоронить с почестями, но времени у меня нет, поэтому вся панихида ограничивается мягким скольжением под шкафчики. Утро добрым не бывает, я уже убедился в этом дважды за сегодня. Я просто уверен, что это не последняя выходка в мою сторону, поэтому надо приготовиться ко всему. И я не буду их бояться. Я буду отвечать, потому что я не собираюсь им позволить сломить меня. Ха, мне бы проповедовать в церкви таким тоном. Ну, а что. Я и громилу-футболиста не собираюсь терпеть, тогда все в школе решат, что я трус, а вслед за этим попрут издевки, тыканья пальцем и реплики типа: «Эй, цыплёнок!» Вот сейчас я себе напоминаю Марти МакФлая из «Назад в будущее». Буквально представляю, как один придурок пытается меня спровоцировать, упрекает в трусости, а я, как услышу это слово, так меня передернет, я повернусь и такой, с дергающимся глазом: «Никто не смеет звать меня трусом». А потом кабинет директора и в худшем случае — исключение из школы, а в лучшем — неделя без интернета от мамы. — Фрэнк, проснись и пой, — перед моим лицом замаячила рука Курта, то и дело пощелкивая, — ты чего завис? — А? — я немного испуганно дернулся и выпучил глаза. — Привет, я немного задумался, извини. – Да ладно тебе, как ты? … Мне кажется у меня, блять, от профиля лица сейчас нихера не останется. Этот гребаный «маньяк» сидит и сверлит меня взглядом. Прям чувствую его напор слева. Я знаю, что он сидит и внимательно рассматривает меня. Знаю, но не смотрю на него. Сейчас урок английского, миссис Гарфилд что-то монотонно бубнит, да так, что почти не слышно в конце класса. А этот мудак так и смотрит. Я повернулся к нему спиной, а получается полубоком к сидящему сзади Курту. — Эй, чего он так на меня пялится? Я боюсь за свою жизнь, а если он меня подкараулит и изнасилует где-нибудь? Ку-у-урт, прошу, не молчи, — затараторил я шепотом. Парень сидел и делал вид, что что-то сосредоточено записывает в свою тетрадь, но на самом деле он вырисосывал нечто непонятное по клеточкам. Он поднял голову: — Блин, Фрэнк, а он может. Лучше обходить его за километр, а то можешь нарваться на неприятности, — Курт быстро взглянул в его сторону. — Слушай, у тебя на затылке лысина появится, он так смотрит. Испепеляюще…что ли. Эти слова заставили меня нервно сглотнуть. Этого ещё не хватало. Я уже не боялся, я взбесился. Что ему от меня нужно?! Со вздохом я развернулся в прежнее положение. Он все ещё смотрит. — Что?! — раздраженно, но как-то слишком громко получилось. Но он выводит меня из себя! — Айеро, вы хотите выполнить упражнение? К доске! — блять, из-за этого мудозвона меня ещё и к доске вызвали, а я понятия не имею, о чем речь. В это время «маньяк» ухмыльнулся, проводил мою подымающуюся с места фигуру и шепнул: — Давай, лилипут, покажи класс, — а вот и шуточки про рост подъехали. Спасибо, что не «полторашка», а то в прошлой школе однокласснички так блистали креативом, что это к ним пришло еще классе в пятом. А я лишь сжал кулаки и шумно выдохнул. С ним я разберусь позже, мне не нужны проблемы с директором из-за показухи на уроке во второй день в школе. …– Если я отравлюсь и умру, в моём завещании прошу все моё имущество переписать на моего пса Снифа. — Фрэнк, у нас нормальная столовая, я жив, значит и с тобой все будет хорошо, — Курт вёл меня в школьную столовую. — Погоди, у тебя есть пёс? — Нет, но я очень люблю собак. — Ааа, ну ясно, — протянул он и раскрыл передо мной появившуюся дверь. — А это наша столовка. Впрочем, ничего особенного, все как везде. Займи столик, а я пока возьму чего-нибудь. И правда, столовая не выделялась ничем особенным среди тех, какие мне доводилось видеть (нет, я не скитаюсь по школьным столовкам, вымаливая еды. Просто. Не важно). Я нашёл столик недалеко от окна и сел за него, дав понять, что он занят. Отовсюду на меня начали коситься недоуменные взгляды и донесся шепот: « Да он смелый, я смотрю», «Бедняга парень, он же новенький»,«Ой, придурок - мазохист» А теперь все смотрят куда-то за меня. Что-то грядет. И это что-то за моей спиной. Всё-таки завещание в силе, я это жопой чую. Большая ладонь легла на моё плечо, несильно сжимая его. — Малыш, это мой столик, — игриво прошептал слащавый голосок. Ну, других предположений у меня не было, определённо это был маньяк. Я медленно обернулся, поднял голову, посмотрел ему в глаза, изо все сил стараясь сохранять остатки спокойствия, в то время, как здравый смысл, а точнее, его остатки, орали на мою природную ебанутость: «Сука, что ты, мать твою, делаешь?! Просто тихо извинись и беги подальше от этого человека, ты ещё баллончик не купил, чтобы так осмелеть!» Но тем не менее, я послал здравый смысл на три могучие буквы и понял, что могу нормально рассмотреть объект перед моим лицом. До ужаса бледная кожа. Он что, пользуется косметикой французских женщин конца 19 века? Тонкий, вздернутый нос, также тонкие губы, растянутые в полуулыбке, становясь ещё тоньше, и глаза. Я не понял, какого они цвета. Не успел понять. Вообще, я часто обращаю внимание на глаза людей, с кем контактирую. Я внимательно рассмотрел мамины глаза за пятнадцать лет жизни с ней, я пялился на глаза Курта, пока тот что-то рассказывал, я люблю разглядывать глаза. Звучит, будто я сорокалетний серийный убийца с фетишем на глаза. Фу. — А с чего ты взял, что это твой столик? Он подписан? Тут табличка с твоим именем? — я говорил ровным и спокойным тоном. Да и выглядел, наверное, так же. Но в моей пустой башке сейчас было нечто, вроде паники в офисе. — А ты у нас смелый, я смотрю, — он склонился ко мне чуть ли не нос к носу. — Белоснежка, проваливай куда-нибудь подальше, своим «авторитетом», — я изобразил в воздухе кавычки, — меня не напугаешь. — Да пошёл ты… гном! — эта истеричка резко выпрямилась во весь свой рост, напыжилась, развернулась и, громко топая, почти убежала из столовой. А я только что заметил, что за ним стояли ещё двое: та самая шлюшка Баллато и ещё какой-то паренек, которого я раньше не видел. Девушка побежала за ним, а парень стоял и с уважением смотрел на меня. На меня все сейчас смотрели. Тут голос Белоснежки (эволюция кличек маньяка) прозвучал от самой двери: — Оливер, иди сюда, хрена ты там встал?! Оливер показал мне большой палец вверх, повернулся и побежал утешать принцесску. У этого психа есть повод обидеться. Я подорвал его псевдоавторитет в глазах учащихся, я заставил их усомниться в страхе перед ним, потому что видел я бледнолицего лишь в окружении личной наложницы и этого парня – Оливера. Тут появился Курт. — Чувак, ты, по ходу, бессмертный, если решил перечить самому Джерарду Уэю, — он хлопнул меня по плечу. — Кому перечить? — дело в том, что, когда мы говорили о маньяке, мы оба употребляли в отношении его лишь «он» или «этот ненормальный», — Это его так зовут? — Ага. Джерард Артур Уэй. Какое-то дебильное имя. Джерард. Кого так называют? У меня ассоциации только с бомжами на улицах. — Ладно, давай уже есть, что ли, мы и так слишком много говорим о нем, хотя я знаю его лишь второй день. — Как скажешь, Фро. Как скажешь.