Crumble Completely

Итану нравятся симпатичные мальчики. Точно не в его вкусе те, которые закидывают в себя полдюжины куриных крылышек в ближайшей забегаловке, да так, что со временем мелкие пятнышки на темной футболке кажутся обыденным делом. Которые энергично трясут головой в такт громкому, заливающемуся в уши, словно мощный поток воды (и сели) хеви-металу, когда он, как совершенно начитанный и образованный, не пропускает ни единого мюзикла в местном театре. Которые на автостоянке школы Гринфилд вместе с местными панками обсуждают, с какого же расстояния можно закинуть ботаника в мусорный бак. Итану не нравится Сид. У Кигана до сих пор в голове этот щелчок запирающегося шкафчика. Звук удара тела о непрочный металл, повидавший столько лиц ежегодно. Это действует на него лучше любого будильника, когда посреди ночи он вскакивает, жадно втягивая в легкие воздух, и понимает, что находится не в замкнутом пространстве. У Кигана спирает дыхание точно также каждый чертов раз, когда он проходит мимо Сида. Будь он с дружками на стоянке, будь он в кабинете химии — да будь он, мать его, вообще неладен — один взгляд, и тело отчаянно требует жизненно важный компонент. Поцелуй горящей спички и бензина. Он пропал, легкие обожжены. Он понимал — они привязаны друг к другу. Это не любовь, и не симпатия, когда один носит домашнее задание другому, и благодарит высшие силы за то, что его сегодня не пнут в бак, не запрут в шкафчике и тому подобное. Даже когда вновь, будучи прижатым к шкафчику, Сид тяжело дышит ему в шею, прижимаясь не так уж и презрительно и с отвращением. И вместо того, чтобы как обычно запихнуть его в большую жестяную коробку, отталкивает его как-то неубедительно, уходит быстрым шагом и избегает неделю. Они встречаются, когда осень полностью съедает остатки лета и вступает в свои права, считая своим долгом залить дожем каждую улочку в этом мелком городишке. Когда он весь мокрый, трясется, и вода противно капает с очков на сидение машины. Со стороны он выглядел как минимум жалко — потрепанный и совершенно сбитый с толку. Когда он чересчур тонким и тихим голосом произносит: — Здесь темно и душно. Мистер Очевидность, черт его дери. Ведь душные и темные места — по части Сида. Итан все еще помнит первые дни учебного года, когда он отбил себе все кулаки и почти сорвал голос, потому что умник Шоеневерк оставил его задыхаться и чихать в чужом пыльном шкафчике с наклейками. Кажется, именно так он возненавидел замкнутые пространства и обрел отторжение темноты организмом. Сейчас эта темнота плескалась в глазах напротив. Он вздрогнул и попытался отстраниться — ему казалось, что она вот-вот хлынет на него. Сид как-то слишком бережно стаскивает с него очки, и глядит в глаза — долго, мучительно для обоих. Итан — милый, тощий паренек со своими заскоками, ботаник, которым можно пользоваться, бесячий и до жути смешной. Шоеневерку не нравятся милые парни. Ему вообще никто не нравится, почти. Они оба все еще так думают, когда перебираются на заднее сидение старой замызганной тачки Сида; когда оба, впрочем, не особо осмысляя, как предложение «Подвезти, дебил?» переросло вот в это вот все, только потому, что не блещащий особым мозгом, видимо ушедшим в рост волос, панк обрызгал, проехавшись по луже, ботаника. Когда темнота накрыла их с головой, и желание зажать дрожащего от холода паренька было слишком велико. И между смазанными поцелуями проскочило невнятное «придурок, мне дышать нечем», за что произнесший эти слова Киган был наказан ощутимым щипком за задницу. После этой неразберихи, все в жизнях обоих продолжало течь своим чередом, думали они, когда в очередной раз тело и разум отчаянно требовали не взглядов, а хором орали о пресловутом воздухе. Когда поток учеников отправлялся со школы Гринфилд по своим совершенно важным подростковым делам, а двое опаляли дыханием друг другу шеи, прижавшись к ближайшей металлической поверхности, целуя до беспамятства. Глаза в глаза. Губы в губы. Они обещали себе, что это в последний раз, этого больше не повторится, но все еще были привязаны, как должны быть те, кто ненавидят друг друга до такой степени, что эти связи вряд ли когда-нибудь разрушатся.