О дверях, подставах и молодых преподавателях

А сейчас, господа и дамы, я прошу минутку вашего внимания. Проходите, присаживайтесь, располагайтесь поудобнее. Сегодня я поведаю вам самую занимательную сказочку на свете: что такое не везет и как с этим жить. Да, именно жить, потому что лично я бороться уже устала, да и не помогает особо. Честно говоря, после этого обычно только хуже становится. — Давай, ну! Давай же! — закрываться дверь в квартиру не хотела от слова совсем. Я в бессилии пнула обтянутую чем-то очень похожим на кожу металлическую конструкцию — не самый умный поступок, знаю — а потом ловким движением (ведь подхватить на лету считается?) вытащила из кармана пальто мобильник. — Але? — голос подруги был громким, поэтому я чуть-чуть успокоилась: если опоздание и было, то оно пока что было не фатальным, — Ты, младший родственник ленивцев, где твою тушку несчастную носит? — Я со злобой покосилась на треклятую дверь. — Лампа, ты не поверишь… — На том конце нервно хихикнули: ну да, именно с этой фразы и начиналось примерно девяносто процентов всех самых эпичных историй моей жизни. — Так, волшебница, давай, куда тебе метлу подгонять? — Я пожала плечами и постаралась сделать так, чтобы мой голос звучал как можно более ровно. — Домой… — Даже не видя сейчас лица подруги, я легко могла представить всю глубину шока, в который только что с моей легкой подачи она была повергнута. — Мать, ты чё? — Надо сказать, резво она от первичного потрясения оправилась, — Совсем двинулась? Тебе с Романычем проблемы нужны? — А вот на этом моменте тихо скулить начала я: сегодняшний мучительный день открывал ни кто иной, как профессор «мне бы такого тренера, я бы полюбила физкультуру», «я — единственный качок среди замшелого препсостава», «наличие мускулов еще не признак отсутствия ума» и т.д. В миру более известный, как Александр Романович Веденский. Да, именно с одной «в» и ударением на первый слог. И упаси вас Высшие Силы сказать по-другому: помимо звездных однофамильцев (ну, а что, правда ведь похоже звучит!) и внешности Алена Делона в молодости, этот препод обладал еще такими запасами сарказма и ехидства, что Северус Снейп однозначно удавился бы от зависти, будь он знаком с Романычем. — Тая, Таечка, дорогая моя, — быстро забормотала я, не давая подруге вклиниться и сказать хотя бы слово, — прикрой. Вот по гроб жизни обязана буду! — Мрачное молчание на том конце однозначно намекало, что на мои слова Тая не повелась. Оно, в общем-то, и правильно: вспомнить, сколько раз я ей это уже обещала за три курса, так я ей уже и в посмертии должна служить, причем не в своем, а в ее. — Симка, а Симка? Ты меня вот этим своим… Чесслово уже за… — Я инстинктивно прижмурила глаза, как если бы подруга, собиравшаяся сейчас высказать мне все, что думает, находилась прямо передо мной. Но начинавшаяся так эмоционально тирада (стопудово нифига не литературная) оборвалась еще в зародыше. На том конце Тая внезапно подавилась своими словами, а потом с тихим «отсчет пошел» отключилась. А мне внезапно захотелось до кучи побиться головой об стенку; все это значило только одно: «мечта всех девушек от третьего курса» только что явился в аудиторию своей блистательной персоной. А у меня здесь дверь, замок… В руке снова ожил телефон. Я подняла его на уровень глаз: «Ты же помнишь? С первой пары и до конца дня. Удачи» — и пари. Чтобы вот жизнь совсем медом не казалась. Я вздохнула, привалившись спиной к двери. Уж сколько раз твердили миру, а воз и ныне там. Или по другому? Ну не суть. Почему я так убиваюсь? Ну… Начнем с того, что на прошлой неделе я проиграла Лампе в карты. Веселое начало, не так ли? Но это еще не самое интересное. Если бы мы играли на интерес, то это было бы еще полбеды, но ведь нам-то чего, трава по пояс, море по колено, а, соответственно, играли на желание… И, судя по тому, сколько раз я проиграла, в скором времени я должна была сорвать какой-то невероятных размеров любовный куш. А что до желания, то Тая, не мудрствуя лукаво, сказала, что с меня, когда я в очередной раз буду опаздывать, продефилировать по всему универу в ее подарке. Просто она как-то мне умудрилась (подозреваю, что на несколько нетрезвую голову) подарить берцы. Ну вот настоящие, с замками, шнурками и клепками. Я их приняла, конечно, но с тех пор они и стояли на полочке в коридоре. Лампа злилась, но ничего поделать не могла — повода не было: по клубам я не шатаюсь, стиль милитари не ношу… И надо же было именно вот так прокосячить. Казалось бы, берцы и берцы, надевай и не беспокойся, но именно сегодня в комплект к ним шли обтягивающие черные брюки и короткий красный свитер. Согласитесь, вместе смотрится колоритненько так. Но делать нечего, проиграла — отвечай. Пришлось вернуться в квартиру, переобуться, потом выйти снова… Словом, когда я, наконец, вышла из своей многоэтажки, уломав соседку последить за тем, как мне поменяют замок, пара шла уже во всю. Именно поэтому к храму знаний я не просто бежала, я летела так, словно за спиной у меня были крылья, а встречавшиеся на пути светофоры перебегала, как будто попутно обзавелась парочкой автосохранений. На подходе к университету пыл мой слегка поутих, так как еще свежи были воспоминания о том, как Романыч аккуратно и интеллигентно, даже не выходя за рамки своего курса, умудрялся унижать всех, кто имел несчастье не вовремя подвернуться ему под руку. Ну вот прям как я сейчас. В голове сотнями роили возможные отмазки, причины не пойти и срочные дела. Но в то же время я, как истинная отличница, спортсменка, комсомолка и так далее по списку, не могла себе позволить прогулять. Поэтому на третий этаж я все же дошла. Без особого энтузиазма, но дошла. Замерев напоследок перед дверью со странной, немного вычурной ручкой, резко отличающейся от всех на этом этаже, я набрала побольше воздуха в легкие и открыла проход в свой личный ад. Одного взгляда на затихшую аудиторию хватило, чтобы понять, что профессор «Арррр» сегодня лютует даже хуже прежнего. Я так и замерла на пороге, не решаясь пройти дальше в кабинет. — О, а вот и тяжелая артиллерия подоспела, — что показательно, во всей аудитории не прозвучало ни смешка, хотя обычно у нас это было на раз, — Что, Сабурова, решила явиться аки Супермен? — Я рискнула-таки взглянуть на Александра Романовича. Тот пока видел мой внешний вид только наполовину, все остальное было скрыто за спинами одногруппников, сидевших у самого выхода. Видимо, на выбор прозвища повлиял мой красный свитер — пальто я предусмотрительно сняла перед входом в аудиторию. — Стараюсь, Александр Романович, — хотелось браво выдать мне, но на деле получилось что-то вроде неразборчивого: « Извините, это больше не повторится». Я нашла глазами Таю. Вот за что люблю свою подругу, так это за умение любую ситуацию из плохой сделать просто отвратительной. Эта коза педальная сидела во втором ряду, так, что чтобы добраться до нее мне бы пришлось пройти через весь класс. Она насмешливо смотрела на меня, показательно демонстрируя свободное место рядом. Я беспомощно оглянулась, но Романычу, видимо, надоело ждать. — Серафима, хватит изображать памятник самой себе. Пройди уже и сядь. — Я поспешно кивнула и быстрым шагом направилась к Лампе, надеясь, что мой внешний вид внимания преподавателя не привлечет. Хотя, было бы ему дело до… — Сабурова? — Я оторвала взгляд от пола. Александр Романович с любопытством, как мне показалось, смотрел на мои ботинки, — Какой сегодня день? — Я удивленно уставилась на преподавателя, совершенно не понимая, что он от меня хочет. «Плохой? Ужасный? День вашего рождения?» — Я не решалась озвучить ни один из вариантов, вертевшихся в данный момент на языке и надеялась, что вся глубина моего замешательства видна на лице. — Когда отмечается день взятия рейхстага? — Я, совершенно сбитая с толку, этими нелогичными вопросами, ответила не сразу. Мозг судорожно пытался найти подвох в вопросах Романыча. Хотя, последнее было как раз в его духе ну и в рамках курса, разумеется. — Второго мая, если я правильно помню… — протянула я, стараясь вспомнить, правильно ли я сказала дату. — Если ты правильно помнишь? — ударение на местоимении сложно было не заметить, — А что по этому поводу думает тот скромный, маленький человек, по учебнику которого мы сейчас занимаемся? — палец Романыча уперся в обложку здоровенного талмуда, по ошибке названного «кратким курсом истории России», — Он, конечно, не такая важная персона, как ты… — продолжал издеваться преподаватель, а я прилагала все усилия, чтобы не покраснеть от стыда. Жутко хотелось провалиться прямо на месте, но почему-то пока ничего не получалось. — Второе мая. — ответила я еще тише, чем в прошлый раз, однако Веденский ответ принял, внезапно снова меняя тему разговора. — Ну, а раз второе мая, как ты правильно вспомнила, так скажи мне, к чему весь этот немецкий маскарад? Для праздника рановато, да и не по теме одежда… Если только ты не в плен сдаваться собралась, — он небрежно провел рукой, сверху вниз, намекая на мой прикид. Задним умом пришло осознание: флаги гитлеровской Германии как раз были красно черными. А еще эти проклятые берцы… — Неужели ты слышала тему нашей сегодняшней лекции? Вот уж не ожидал! Мне показалось, твое внимание на прошлой паре больше занимал конспект по какому-то предмету… Я думал, бумага задымится — так быстро ты писала. Кстати, что это был за сверхважный предмет? — Я думала — сильнее покраснеть нельзя. Я ошибалась. Вот ведь черт глазастый! Надо было ему заметить, что я социологию у Таи переписываю! А у нее почерк такой, что невольно задумаешься, как давно ее родня перестала летать и кукарекать. — Так получилось, Александр Романович… — совершенно невпопад пробормотала я, пытаясь просочиться между рядами, чтобы сесть уже рядом с Таей. Наконец, мне это удалось. Однако Романыч законченным разговор не считал. — Получилось… Ja noch erscheinen und auf ein paar in dieser Form… Du wirst die Strafe.* — Внезапно выдал он, пристально глядя на меня. В контексте нашего диалога выглядело все вполне однозначно… Хотя тоже, с какой стороны посмотреть, фраза-то была совсем безобидная. Однако в тот момент я не придумала ничего умнее, чем высказаться в ответ. Причем довольно громко, что, в принципе, было бы не так уж и страшно, отреагируй я по-немецки. Но то ли сказался стресс, то ли язык опять сработал раньше головы… — Держите свои фантазии при себе, Александр Романович! — Резко высказалась я, глядя, как медленно округляются глаза преподавателя и как с интересом начинают поглядывать то на меня, то на него одногруппники. Осознание пришло несколько позже, после чего мне жутко захотелось стать невидимкой и быстренько исчезнуть отсюда. — Кхм… Так. Вернемся к Германии. — Удивительно, как легко этот человек смог справиться с таким ударом. Хотя, судя по тому, как он поглядывал на наш ряд, до конца все же оправиться от шока «Арррр» не смог. Я же так и вовсе сидела, глядя в одну точку и даже не пытаясь записывать хоть что-то — все равно слов я не слышала. А в голове билась только одна фраза: «Ты напрашиваешься на наказание». Я слышала тихие перешептывания, но не могла уловить их смысла, лишь интуитивно понимая, что, скорее всего, не позднее завтра все сплетницы универа будут в курсе странного диалога между молодым историком и «странной» Сабуровой. Ну, а впрочем, кто просил его в группе лингвистов блистать своими познаниями в языках? И что, что сидевшие здесь в большинстве своем изучали чешский и — вторым — английский? Все равно! Сам виноват! Интересно, и о чем он так распинается? А, да какая разница… Наверняка очередные исторические перипетии. Этот пошел туда-то, потом сюда-то, потом еще куда-то, там отгреб по первое число… Спрашивается, зачем ходил? А потом вернулся к себе на Родину, где его и свергли. Каждый третий такой в истории. Даже скучно немного… Я же говорила, да, что история — не мой конек? — Симка! — я дернулась, взглянув на подругу, — Ну вот. Откликнулась наконец. А я уж переживать стала. — я видела эти океаны любопытства в глазах Таи и судорожно пыталась придумать, что же такого мог сказать мне Романыч, что я так нестандартно отреагировала. — Что тебе плейбой всея универа сказал? Колись давай! — Я хотела довольно неостроумно заметить, что я несколько не орех, хотя мозг, похоже, именно такого размера, но наше шушуканье привлекло внимание мистера «немецкий — моё всё». Надо сказать, что сейчас это было мне только на руку. — Парфенова! Горишь желанием продемонстрировать нам свои знания? Прошу сюда. — Он махнул рукой рядом с собой. Тая сжалась, надеясь, что гроза еще ее минует, но потом, осознав неизбежность и неотвратимость происходящего, покорно поднялась. В общем, следующие минут десять, а может больше, в распоряжении Романыча была новая жертва, которую он мучил с каким-то особенно садистским удовольствием. Во всяком случае, присутствующим показалось именно так. Ну, а я могла расслабиться: если «Аррр» выбрал смертника, то редко когда отпускал его не вынеся предварительно весь мозг. А с Таей у них вообще была давняя взаимная любовь, так что ожидать, что она вернется быстро не приходилось. В уме понимали это все, но это не помешало им с двойным усердием начать повторять материал. Ну, а я? Я просто не могла думать ни о какой истории сейчас. Поэтому просто смотрела стеклянными глазами в пространство. Вот так просто, искренне надеясь, что мой ангел-хранитель сегодня на дежурстве. Я не знаю, сколько времени прошло но, в общем, когда пара, наконец, кончилась, и Веденский был вынужден Таю отпустить, все остальные, в душе искренне жалея ее, суеверно перекрестились и попытались побыстрее исчезнуть из аудитории. Ну, или почти все… — Сабурова! Стоять. — Я замерла в каких-то десяти шагах от выхода и медленно развернулась. Александр Романович стоял между рядами, скрестив руки на груди и глядя на меня. — Ну что же, Штирлиц, вас я попрошу остаться. — Процитировал он свой любимый сериал — ну во всяком случае ощущение у нас осталось именно такое, так как обращался он к нему постоянно — подходя ближе. Я опустила взгляд, надеясь, что он просто отпустит меня дальше, к одногруппникам, в конце концов, у меня пара следующая… Как там? Мечты сбываются? Так вот нет. Романыч остановился в нескольких партах от меня и уселся на одну из них верхом. — Александр Романович, ну я… Может я все-таки пойду? — пролепетала я, не поднимая головы и стараясь слиться с местным окружением. Мои нелепые попытки сбежать прервал смешок. Судя по всему, ситуация Веденского не только не злила, но даже в какой-то степени веселила. Нет, конечно, я могу все понять, но быть до такой степени мазохистом… А если эти слухи дойдут до декана или, упаси боже, до ректора?! На этом моменте мне как-то окончательно поплохело: вот уж что-что, а вылететь из универа я совершенно не желала. А доказательств, что именно Романыч все начал, у меня тоже не было. Да и подставлять так преподавателя, каким бы козлом человеком он не был, я все-таки не желала. — Ты же понимаешь, что уже завтра по университету будут гулять несколько десятков самых разных слухов? — Вкрадчиво поинтересовались у меня. Голос прозвучал неожиданно близко, и я поняла, что за всеми своими печальными размышлениями как-то пропустила тот момент, когда Веденский оказался рядом со мной. Я с усилием кивнула головой, прекрасно представляя, на что способен десяток девиц разных возрастов, имеющих на руках пару фактов, отсутствие знания немецкого языка и мое фееричное высказывание. Мужская рука коснулась моего подбородка, приподнимая его так, что я встретилась взглядом со своим преподавателем истории. В подтверждение моей теории я не заметила в глазах Веденского даже намека на злость. Скорее там плескалось веселье. Но слишком завуалированно, чтобы сказать наверняка. Я вздохнула и облизнула резко пересохшие губы. — Извините, Александр Романович, я не хотела, чтобы оно вот так… — Да, в моменты крайнего смущения я становилась невероятно красноречивой. И судя по тонкой усмешке, скользнувшей по губам преподавателя, он тоже это оценил. — Да вот и я бы не хотел, Сабурова, чтобы оно вот так. — передразнил он меня, все еще придерживая мой подбородок. Почему-то в помещении, довольно просторном на мой вкус, стало довольно жарко, словно бы оно уменьшилось до размеров метр на метр, причем без окон или дверей. Я отвела взгляд первой: что и говорить, Романыч всегда был мечтой всего нашего потока, старших курсов и даже некоторых младших. И как бы я ни храбрилась, говоря, что таких как он, накаченных, самую малость смазливых, не люблю, все равно нет-нет, но на особо скучных парах я ловила себя за тем, что сидела и просто разглядывала «Аррр», старательно делая вид, что все слушаю. Видимо, до преподавателя все же дошло, что что-то в нашей ситуации не так, потому что он тоже отвел взгляд, перестав так пристально меня разглядывать, словно пытался выучить каждую черточку на моем лице, и убрал руку. Это было несколько обидно и, видимо, все настолько явно отразилось на моем лице, что препод посмотрел на меня удивленно. Я напротив попыталась сделать вид, что все так и должно быть. То есть, морду кирпичом и боком-боком к выходу. — Кстати, Сабурова, я не знал, что у тебя такая фантазия. — ехидно улыбаясь, заметил преподаватель. И тут бы мне не отвечая уйти, но природное упрямство не позволило оставить последнее слово за Александром Романовичем. Я остановилась и повернулась к нему, сложив руки на груди, из-за чего предательский тонкий свитер натянулся сильнее, чем того требовали рамки приличия. Романыч честно смотрел мне в лицо, но соскользнувший на мгновение взгляд я не заметить не могла. — У меня? Александр Романович, но ведь это вы сказали, что хотели бы… наказать меня. — Голос к концу фразы несколько сел, поэтому заканчивать пришлось тише, чем планировалось. Но вид Романыча был шикарен. Эх, мне бы камеру… — Мда… А я думал, что ты пошутила… — Я пожала плечами. — Для лингвиста совершенно нормально знать несколько языков, не находите? — Он скопировал мой жест, делая несколько шагов вперед. — Не думал, что немецкий входит в круг ваших интересов. Вы же все-таки чехи. — Оп, а я не думала, что он помнит профиль нашей группы. Неожиданно. — Ну что ж, тогда будем считать, что вам просто не повезло. — Я улыбнулась и уже было развернулась, чтобы покинуть кабинет совсем, но тут на плечо мне легла мужская рука. — Ну почему же… Может и повезло. — Да, мать, ну ты и попала. Я медленно развернулась обратно, стараясь не выдать охватившей меня паники. Теперь Веденский стоял совсем близко ко мне, так что при желании я могла бы уткнуться носом ему прямо в грудь. Высокие мужчины любят маленьких девушек? — Александр Романович… Мне пора… — попыталась снова освободиться я, но тут его рука легла мне на талию, привлекая ближе. Нда, были у меня, конечно, фантазии по поводу… Да и без повода тоже были, но не так же! Среди бела дня, в универе, с преподом… Нда. Но надо сказать, что целовался он круто. Вот правда. У меня даже ноги подкосились, а в ушах зашумело. Может, конечно, от недостатка опыта, но приятнее думать все же, что от его умений. Было во всем этом нечто аморальное, даже совершенно неправильное, но, кажется, одного из нас так и не спросили (да я и против-то не была, если совсем честно). Словом, уже через пару мгновений он прижимал меня к холодной стене, а я обнимала его, водя руками по спине. Свитер давно уже задрался куда-то к подбородку, но надо сказать, что рубашка препода уже тоже висела где-то внизу, удерживаясь на локтях. Температура в помещении определенно стала на несколько градусов выше, иначе объяснить то, что воздух внезапно сгустился, потяжелел, да и вообще вдыхать его было невероятно тяжело, я не могла. Он жег легкие и вырывался обратно полу-хрипами, полу-стонами. Мои руки уже совершенно свободно лежали на плечах препода, а он удерживал меня за талию, не давая сползти вниз по стене. Ему, конечно, было легче, чем мне — разница в росте давала знать о себе — но все равно, ощущать опору своими руками было как-то легче. Мое тело напряглось и отзывалось с троекратной силой на каждое прикосновение Александра Романовича. Странно, но его руки более по-хозяйски обращались со мной, хотя, по идее, мы были примерно в равных условиях. Ну может, потому, что не смотря ни на что, он все же оставался для меня преподавателем? Хотя какой там теперь к черту преподаватель? Даже не знаю, как назвать-то его после всего…

***

— Блин, Симка, ну ты дала… — Я закашлялась и посмотрела на подругу. Лампа сидела с невозмутимым видом, однако на ее губах играла легкая улыбка. Я со всей силы пихнула ее в бок. — Ты думай, что говоришь, дура! — Подруга повернулась ко мне и пару раз хлопнула глазами, изображая святую наивность. Ну да, ей-то что… А ведь могла бы и не доводить до греха! — А я что? Тебе теперь мучиться. — Я злобно покосилась на Таю. Почему мне кажется, что сегодня она больше прежнего пыталась нарваться на неприятности в моем лице? — Таисия свет Батьковна, я тебе это все рассказала не для того, чтобы ты ржала, а чтобы помогла придумать выход из сложившийся ситуации! Романыч, он же… — Тая кивнула, делая глоток чая и продолжая мою мысль. — Он тебе определенно такого не простит. — Я посмотрела на подругу, честно пытаясь понять, от природы такая или притворяется. Вот надо же уметь любую помощь превращать в стеб! — Самая умная тут, да? — я застонала, закрыв лицо ладонями, — Тай, ну серьезно. Что мне делать? — Я протянула последний слог, от чего подруга поморщилась. Она допила чай, после чего назидательно подняла палец вверх. — Дома спать надо, а не на парах. Тем более, у Романыча. Давай теперь извращайся, так уж и быть, список литературы для доклада я тебе подготовлю и, даже, распечатаю. — Последние слова давались ей явно нелегко. Стоило ей закончить, как Тая принялась ржать, медленно сползая под стол. Да уж, что я говорила? Не везет? В моем случае — Фортуна в хроническом запое и возвращаться оттуда явно не планирует, увы. Резюмируем, Романыч — сволочь, времени — мало, доклад — огромная головная боль. Как бороться с невезением? А никак. Говорю вам, только хуже станет.