1
14 июля 2017 г. в 23:40
Холодный ветер гонит листья по дороге. Вроде бы только весна, так откуда же их так много? Шуршащие, оранжевые, колючие — они кружат у ее ног, царапая кожу. Мертвые листья старого года. Снега этой зимой было мало. Должно быть поэтому они не перегнили, поэтому они все еще здесь.
Франсин ежится, когда очередной порыв ветра бросает листья прямо ей в лицо. Волосы попадают в рот. Волосы и пыль.
Женщина не шевелится, инертные руки все еще на коленях. Белый бинт чешет кожу. Хотя, теперь не белый — на нем листья и пыль.
Франсин отмечает это вскользь, без интереса, и даже не пытается это исправить. Она продолжает смотреть перед собой, на дорогу, по которой ветер гоняет завихрения прошлого, мертвого.
Она ни о чем не думает, ничего не ждет. Просто сидит, потому что сегодня ей разрешили это.
На шум подъезжающей машины она тоже реагирует не сразу. Лишь когда та тормозит рядом с ней, принеся с собой голос Кэмбелла в старом радио, Франсин поднимает глаза и встречается взглядом с Эдди. Он не спешит покидать машину. Сидит за рулем, нетерпеливо отбивая быстрый ритм пальцами. Затем он улыбается, и ей кажется, что она улыбается тоже. Насколько это возможно. Ведь ей грустно. Грустно посреди мира, полного мертвых листьев.
МаккКенна выходит из машины, зябко съежившись, громко хлопает дверцей. Его глаза прикованы к ней, а она не знает наверняка, смотрит ли на него или просто в его направлении. Кажется она немножечко потерялась в водовороте пустоты.
Эдди садится рядом, касаясь ее плеча своим. Снимает пылинки с ее бинта. Молча.
— Она ведь не вернется? — спрашивает Франсин.
Она не уточняет, ей кажется, что ее полуфразы все просто обязаны понимать. Эдди понимает.
— МакТавиш? — на всякий случай переспрашивает он, и не дожидаясь ответа продолжает: — Думаю, нет.
Франсин кивает. Она ожидала чего-то подобного.
— Где она сейчас?
Вопрос срывается с губ прежде, чем женщина успевает его осознать. Да откуда же Эдди знать, где носит эту чертову кошку?!
Эдди, разумеется, не знает. Но он знает, что должен дать ответ. Так будет правильно.
— На чьей-нибудь кухне, наверное, объедается «Вискасом», — со смехом говорит он.
Франсин тоже смеется. Искренне. Она и не думала, что в ее грусти она способна на такое.
— Точно, — подхватывает она и снова переводит взгляд на дорогу. Сейчас там стоит машина, из которой все еще льется, правда теперь тихо, мелодия, которую поставил Кэмпбелл.
Листья продолжают царапать ее ноги, тереться о них, как котенок. Как котята, которых у нее отобрали и которые теперь мертвы. «Они болели», — сказали ей. Франсин не верит. Никогда не поверит. Они есть, живы. Они в безопасности. В безопасности. Просто не с ней…
Она и не замечает, как Эдди берет ее за руку. Понимание этого приходит очень неожиданно, и сперва хочется выдернуть руку, но Франсин успокаивает себя и крепче сжимает пальцы.
Мужчина напрягается. Он не боится ее, нет. Но ему необычно такое прикосновение.
— Я алкоголик, — говорит он.
Франсин видит в этих словах много больше. Предложение быть вместе. Насколько это возможно.
— Я знаю, — кивает она, утыкаясь носом в его плечо.
Ладонь гладит ее по волосам.
— А еще я безработный, — добавляет он, словно пытается ее отпугнуть. Только вот это его нужно отпугивать.
— А я… — Франсин поднимает руку, покрытую бинтами. Все ясно и без слов. — И они закрыли нашу радиостанцию. Поставили там шкафы и забили окна…
Эдди крепче прижимает ее к себе.
— Ничего, мы прорвемся, — обещает он. — Мы откроем новую радиостанцию.
— Как? — Франсин снисходительно улыбается, в счастливое завершение она не верит.
Эдди не знает как. Он знает, что это практически невозможно.
— Спросим у Кэмпбелла, — бодро говорит он.
— И ты будешь ди-джеем, — улыбка Франсин становится искренней. — А у Розали будет дом.
— Да, — Эдди гладит ее по плечу, целует в лоб.
— А я буду танцевать на сцене Ковент-Гардена, — продолжает Франсин эту приятную иллюзию.
Она заставляет себя забыть. О разрушенном детстве, о котятах, о радиостанции, о листьях под ногами, о больнице Святого Иуды за своей спиной. Просто представляет себе жизнь, не ограниченную отделением психиатрии. Жизнь, в которой она может быть той, кем захочет. И в надежных руках старого безработного алкоголика, психически неуравновешенная женщина почти верит в это.
Примечания:
Диалоги писала про памяти, не судите строго)