Одуванчик в крови - 3. Дар.

Он свесил ногу с широкой ветки дерева, что служила импровизированной постелью вот уже несколько дней. Процесс симбиоза с тентаклями изрядно достал и очень затруднял поиски врага. Хидан слабо выдохнул. Ему некому было пожаловаться, поныть, и некого доставать неуместными комментариями. Тело ужасно чесалось из-за постоянно двигающихся под кожей нитей, кожа, разделенная швами, болела, а питаться, лежать, спать было ужасно трудно. Порой некоторые швы сами собой расходились из-за прироста тентаклей, и врастания их в мышцы, тогда часть тела неестественно разбухала и мешала передвижению, пылая, пульсируя, словно ее протыкают миллионы иголок. Сущий ад настал, когда разбух шов на члене, на том же месте, что и у Какузу. Только не такой ровный и все еще с багровыми краями. Попытки помочиться вызывали острую боль, сопровождающуюся отнюдь не наслаждением и заставляющую увеличивать время опорожнения. Однако сегодня все тело наконец-то перестало гореть, оставив только слабость, копошение нитей под кожей и зудящие швы. Жрец отчасти скучал, отчасти раздумывал, что и как будет делать с оравой малолетних зазнаек из Конохи. Почему-то ему вспоминалось юношество, Югакуре, тогдашняя трагедия. Затем долгие странствия и встреча с Нагато. Наконец, напарник и всяческие вопросы, которые Хидан так настойчиво задавал ему. Сейчас было трудно понять, как Какузу мог так спокойно жить, а главное, драться, ощущая это шевеление под кожей. Не хватало еще, чтобы и зрачки сузились настолько, что глаза приобрели бы равномерный малиновый цвет, маниакально нещадный. Но это произошло бы при наличии более чем одного сердца, тем более, сейчас жреца волновало другое. Расслаблено покачивая ногой, он вновь и вновь прокручивал картины прошлого. Хидан был единственным ребенком в семье жреца старообрядного бога Джашина и бывшей куноичи деревни Югакуре. Бывшей, потому как Страна Горячих источников постоянно пополнялась ниндзя-медиками, приезжавшими из близлежащих деревень. Отец запретил беременной жене вести какую-либо деятельность в Штабе, даже простую работу с бумагами, поэтому ее место заняла какая-то южанка. Впрочем, мать это не ничуть не расстроило. Почти в то же время отец склонил ее к вере. Джашин, древнейший бог, пророк грядущего освобождения, его личность пугала мать, но она благоговейно следовала указаниям мужа, покорно выполняя ритуалы. Хотя история Джашина была омыта реками крови, никто не совершал человеческих жертвоприношений, следуя демократическим идеям законов Югакуре. Воля Джашина не могла быть проигнорирована и пол Его храма окропляла кровь животных. Прошло немало лет, прежде чем недоверие селян к жрецам и адептам Джашина переросло в ненависть и обвинения в атеизме. Это был переломный год. В марте нашли убитыми жреца-хранителя тайн Джашина, и его помощников. Никто не называл имен, но все знали, что это дело рук противников веры. В конце лета селяне вышли к ряду храмов Джашина. Деревянные святилища жгли, каменные рушили тараном. В одном из таких храмов находилась и семья Хидана. Отца тут же застрелили из лука, юноша не видел его тела, но отчетливо запомнил гортанный клекот крови, что течет наружу, и голос, сквозь плачь и рокот зовущий жену. Таран, раскалывающий дубовую дверь, взмокшая мать, заплаканная, но молчащая, тела людей, удерживавших врата от атакующих. Это был ад Хидана. Молитвы к Джашину, звучащие осипшими голосами адептов тонули в криках нападающих. Из всех подростков невредимым остался лишь один он. Противоположный угол, где были остальные, оказался густо усыпанным камнями потолочной кладки, Хидан старался отыскать взглядом других, но ничего не видел, кроме пылающего света садящегося солнца, что пробивался через обрушенный потолок. Не трудно догадаться, что рано или поздно враги прорвутся внутрь. Тотальная ненависть к иноверцам ослепила их, словно освирепевшее стадо быков, они налегали на дубовую дверь, ломая ее, выкрикивая проклятия в сторону адептов. Хидан закрыл глаза, вспоминая отрывок старого пророчества. Частенько он просил отца рассказать подробности, увлеченно слушая, робко кусая ткань легкого одеяла. «Придет человек, который очистит землю праотцев от неверных через кровь, он будет устами Джашина, руками Джашина, Его душой на земле греховной. И будет сей человек бел и чист, а глаза его воссияют ярким огнем, орудием ему станет Свет Очищения, и жить будет он, пока не умрет последний враг Великого Джашина»… «Придет человек»… Хидан отступил от двери, и встал на Трон Всевластия Джашина у стены, потянувшись к висящему над ним предмету. «…он будет руками Джашина»… Развернул печать, взламывая ее ладонями. «…орудием ему станет Свет Очищения»… В полумраке заманчиво, призывно блеснуло лезвие. Тяжелый металл вмиг стал легким, словно пушинка, приятно уложившись в ладонь. В тот же момент дверь была сломлена. Хидан достал из свертка штык и развернулся к Вратам, вдохнув побольше воздуха. Хлынувшая гурьба людей разметала жрецов, он уже не видел мать, лица многих заливала кровь, то ли вражья, то ли их собственная, зала храма наполнилась шумом и криками. Парень бесстрашно двинулся навстречу атакующим. Он до сих пор помнит это перекошенное оскалом-улыбкой лицо, более того, это был их сосед - каменщик. С победоносным ревом тот кинулся на юношу, замахиваясь зубилом, но был поражен штыком, что затормозило и отбросило его на пол. Паренек в маленьком круге джашинкье, начерченном его собственной кровью, слизал каплю с острия, улыбаясь. Узкая светлокожая ладонь, рассеченная штыком, кровоточила, заливая рукав, окрашивая и без того ярко-красную рукоять длинной косы. Юноша с лицом ангела прошептал что-то и воткнул штык в себя. Каменщик было обрадовался, что дьяволенок покончил с собой таким странным образом… Но в следующий миг схватился за собственную грудь. Сердце ухнуло, сжавшись до размеров маленького яблока, нервно пульсируя. Рубашку на груди заливала кровь из невесть откуда взявшейся раны, боль пронзила грудную клетку, прокручивая кожу внутрь, обнажая воронку плоти… Дыхание замерло. Перед каменщиком стояла черная, изрисованная узором, подобным костям скелета, тонкая фигура. Светловолосый юноша улыбался, демонстрируя белоснежные зубы. Из его груди, проткнутой штыком, потоком лилась кровь, словно водопад, нескончаемый, яркий, и трудно было понять, откуда столько крови в этом, еще маленьком теле… Словно это не его кровь. Не его? Человек на полу захрипел, в ужасе тщетно проскрипев начало какой-то молитвы своему богу, но свернулся на полу, испуская дух. Ритуал был окончен, неотвратимо положив начало шествию путника в балахоне, с косой наперевес. Первая жертва Джашину, что сделала пророчество явью. Дальше воспоминания угасали, только изредка осветляясь брызгами крови, воплями, и душераздирающими криками бегущих, первым отсечением части тела – это была ладонь, и океанами, океанами алых потоков на грязной земле… Тогда он забыл свою фамилию, отдавшись на служение Великому. Хидан улыбнулся. Он перестал убивать иноверцев по той простой причине, что ему пришлось бы выкосить весь мир, либо ввергнуть в веру миллионы людей. Да и какой из него проповедник? Жрец убеждает, жрец доказывает. Убеждением у Хидана служило крепкое словцо, да удар косой, ибо терпение… Чего стоит терпение, если на кону чья-то жизнь? Искусство убивать – оттачиваемое годами мастерство, и грех не зарубить кого-то, если так желаешь, как говорил сам Джашин. Настанет, еще настанет время Пророка Очищения. Может, его приведет Хидан, может, он сам сойдет на землю, но сейчас у жреца была своя цель. Хруст веток внизу заставил насторожиться. Перевернувшись на живот, теперь уже бывший член Акацуки впился взглядом в лесную чащу по ту сторону лужайки. Темная фигура вынырнула из тени деревьев, неспешно пробираясь сквозь высокую траву. Человек был одет в монашеского вида клобук каштанового цвета, скрывавший лицо. Чуть склонившись вперед, невнятно бормотал, явно чем-то недовольный . Забавно. Осторожно приминая тонкие побеги, неспешно, плывуще приблизился к дереву, на котором замер Хидан, и остановился передохнуть. …Что за… Хидан еле сдерживался, чтобы не выразиться. Следом за полой клобука тянулся не то хвост, не то змея.. Или это был змее-хвост, Джашин его имей, какая разница, но какого? Чуть подавшись вперед, жрец не рассчитал и, потеряв равновесие, соскользнул с ветки, грохнувшись на фигуру. Тот попытался отпрыгнуть, но был свален приличным ударом рукояти косы по голове. Озадаченно потерев затылок, Хидан чуть приподнял тонкую ткань, заглядывая под клобук, и невольно нахмурился. Светлая кожа, тонкие черты лица, острый аккуратный нос. Левая часть была испещрена узором, словно кожа рептилии, чуть вздрагивающие веки обрисованы тоненькой фиолетовой полоской с острыми уголками. Большие круглые очки сползли на край носа, являя взору расслабленное выражение лица. Заскрипев, юноша приоткрыл глаза и тут же отпрянул, вытянув из рукава кунай. Не смотря на потек крови у виска, он, слегка покачиваясь на локте, все же поднес оружие к шее Хидана. Тот лишь рассмеялся, молниеносно ударив по руке, выбивая кунай, и прижал юношу к земле, явственно ощущая дыхание на своей щеке. Полуоткрыв рот, незнакомец тяжело дышал, восстанавливая ориентацию. Спустя мгновение он заговорил тонковатым голосом. - И что дальше? Ты меня убьешь или будешь любоваться? - Ты кто? - Какая, в моем положении, разница? - Будешь молчать – точно убью. - Содержательный диалог. Давай, попробуй. - Ты сюда поговорить пришел? Или какого хуя ты строишь из себя крутого? - Я вообще мимо, мне к Мадаре, и не твое дело собачье. Твоя радость, я сейчас не могу двигаться. - Хвостик мешает? Или у тебя он там не один?- Хидан залился смехом. - Придурок. - Приятно познакомиться, а я – Хидан! Юноша насупился, но оставил попытки артачиться, услышав знакомое имя. - Хидан из Югакуре. Мне следовало догадаться, принимая во внимание твой вид и манеры. Но какого черта ты в швах? - Тот факт, что ты с какого-то хера меня знаешь, не дает тебе права расспрашивать! Маленький подарок, блять, за отличия в бою, нравятся? Тебе такие же оставить? Хидан взялся за полы плаща противника и резко дернул в разные стороны, обнажая белесое тело, принялся щекотать кожу лезвием. Парень дернулся. - Прекрати. Я — Кабуто, если не знал до этого. У меня дела с Тоби, помнишь такого? Подымайся, отведу тебя к нему, у нас много дел. В частности у тебя, как у свежей силы для моей армии. - Я тебе что-нибудь должен? - Что? Хидан наклонился ближе, почти уткнувшись носом в нос Кабуто. - Разве я тебе должен что-то, чтобы идти с тобой и драться за тебя, за Тоби, или еще за какого-нибудь засранца? Я не обязан гнуть спину ради кого-то. В Акацуки я был разве только из интереса, и этот этап, я так понимаю, уже пройден. Если только мне не дадут нового напарника. -Итачи мертв. Кисаме пропал. Дейдара и Сасори уже давно на том свете. Пал и Нагато, его тело забрала Конан, покинув Акацуки. Великий Орочимару – мой господин, тоже погиб. Сейчас, вместе с Тоби и Зетсу, мы разворачиваем новую войну, направленную на покорение мира. - Ни Тоби, ни Зетсу мне не указ. Но возвращаться я тоже не желаю. У меня своя цель, и я пойду иной дорогой. - Делай, что тебе угодно, раз так. Но только не стой на нашем пути. - Уж на чьем-то, но только не на пути у Зетсу. Хидан горько усмехнулся. Черно-белый шпион, Зетсу был падальщиком, заметающим следы Акацуки, ему не было важно, чье мясцо сегодня у него на обед. И это беспокоило Хидана. Когда ты бессмертен, когда в твоей власти такой бесценный дар, окрашивающий твое тело священным узором, придающий безграничное удовольствие и силы, ты платишь плотью. Тело источает тонкий мускусный запах, запах плоти, что начинает гнить, неискоренимый, вездесущий. Сколько не мойся в самом горячем источнике, сколько не натирайся маслом, он все равно будет возвращаться, раз за разом, снова и снова, напоминая о ранах, которые были зашиты. Из-за этого на него так косо поглядывал Зетсу, и Хидан искренне был уверен, что тот втайне облизывался, пытаясь подловить момент и отведать жреческого мускулистого тела. Из-за этого Кисаме вечно подкалывал его, выставляя на свет ряд своих остреньких белоснежных акульих зубов: «Я знаю, кто сейчас войдет в комнату, маленькая полудохленькая белая рыбка, слышите запах?». Хидану только и оставалось, что огрызаться. Вспомнив это, жрец обозлился. Желая отомстить, он резко дернул брюки Кабуто вниз. - Сейчас посмотрим, сколько у тебя еще хвостов! Кабуто обессилено выдохнул, не в состоянии противиться. Перед глазами до сих пор плыло, и он лишь беззащитно лежал под наглецом, обнаженный, ослабевший, чувствуя, как кровь заливает правый глаз. Почему-то у него была уверенность, что Хидан не собирается его убивать. Или, скорее, это читалось в движениях нукенина, которые становились все мягче и осторожнее, до тех пор, пока Хидан не застыл. _______________________ …Волосы Какузу рассыпались по подушке шоколадными локонами, словно и они были из тентаклей, поблескивая в огне бра теплыми бликами. Хидан поглаживал шов на его щеке, задумчиво, вяло, но с некой нежностью, которую еще хранил внутри. Невесть откуда взявшаяся нежность… Такигакуровец положил ладони на его талию, удобнее укладывая белую фигуру на себе, чуть прижав. - Почему? - Что, Хидан? - Почему в этот раз так… приятно. Так осторожно. Затишье перед бурей? Или ты перепутал меня с проституткой, старый дурак? - Ты знаешь, я не пользуюсь девицами. Нет… Не знаю. Захотелось, чтобы ты ощутил ласку. Сколько можно драть кожу штыком и терять столько крови, или, стиснув зубы, ждать, пока я зашью тебя. - Сколько нужно, идиот, не веди себя со мной, словно с девчонкой. Каку, я тебе нравлюсь? Ты так и не сказал мне. - Это сейчас важно? - Старик, ты обещал, что ответишь. Не увиливай, Джашин тебя дери. - Ты не идеал, но терпимо. Скажем, ты хорошо заводишь. Но в следующий раз я зашью тебе рот. - Почему?! - Мне надоел твой мат во время оргазма. ________________________ Хидан с минуту смотрел в пространство остекленевшим взглядом, все еще нависая над Кабуто. Затем осторожно развел его ноги и лег сверху, оперевшись на один локоть. Обхватив вялый член жертвы, он несколько раз провел по его стволу ладонью и сжал головку, рассматривая лицо за очками. Кабу, пытаясь воспротивиться движениям, в шоке разинул рот, ощутив хватку на члене: - Что… Зачем… Хидан, ты охренел? Хидан заткнул ладонью его рот, лизнув в щеку, жарко выдыхая. Добившись капли смазки на конце все же начавшего твердеть члена, он провел влажной ладонью между ягодиц Кабуто и приставил свое налившееся достоинство, тихо проговорив: - Не голоси. Если не будешь брыкаться, тебе будет так же приятно, просто прими это. Я все равно это сделаю. Из швов на руках скользнули тентакли, связывая руки Кабуто, прижимая их к земле, не давая шанса вывернуться. Потихоньку надавливая, Хидан принялся расширять узкую дырочку, впихивая головку в тело парня, настойчиво, с желанием. Медленно разжав ладонь, он воззрился на покрасневшие щеки Кабу, и слегка улыбнулся: - Ну, что? - Орочимару… Он так редко делал это со мной. А когда появился Саске, этот гаденыш Саске, он и вовсе забыл наши ночи… Хидан двинул бедрами, насаживая юношу на член, болезненно расширив его анус. Кабуто зашипел, отвыкший от наполненности, и все же потянулся руками к жрецу, ощутив некоторую расслабленность нитей, сомкнул объятия на спине Хидана. Мягко говоря, он никогда не думал, что это произойдет так. Да еще и с таким чурбаном, как казалось. Но пользоваться моментом надо уметь. Или это Хидан пользовался моментом? Имело ли это сейчас смысл… Чувство расширения, узости внутри, грубый толчок, который, казалось, впустил в тело огромный размер, и отчетливо упирающийся таз, оставляющий на ягодицах касание нежной кожи… Кабуто, нервно вдохнув, потянув Хидана на себя. Нити, обвязывающие руки юноши, безвольно шлепнулись на землю, абсолютно не контролируемые телом жреца. Хидан невольно опустил голову, мельком осматривая тренированное тело своего теперь уже любовника, узкое, местами покрытое блестящими змеиными чешуйками, но, в основном, чистое, без единого темного волоса. Стянув клобук с головы Кабуто, обнаружил чуть завивающиеся локонами нестриженые пряди. Парень умилительно приподнял лицо, выставив подбородок, и закинул поочередно ноги на поясницу партнера, двигаясь навстречу мягкому покачиванию бедер оглушившего ранее, непонятно трогательного теперь джашиниста… …Несколько раз лизнув светлую шею длиннющим языком, Кабуто заставил Хидана сесть, переняв инициативу, активно приподнимаясь на ногах. Тот расставил руки, уперев их в землю, и чуть отклонился назад, хрипло постанывая от приятного трения, закрыв глаза в неге. Хвост с мордой змеи на конце странным образом извивался, поглаживая ноги ниже коленей, или запускаясь меж них, касаясь прохладной чешуйчатой кожей яичек жреца, стимулируя сильнее. Кабуто положил ладони на плечи отступника, нетерпеливо скользя по стволу члена, пока тот поглаживал его собственный, теперь уже отвердевший член, то резко, до боли, сжимая, то сладко протягивая пальцами по крайней плоти, очерчивая указательным дырочку в головке. Перестав кусать губу, Якуши порывисто прижался к любовнику, неожиданно впившись поцелуем, настойчиво удерживая, претерпевая всяческие удары по спине и негодование жреца, который, впрочем, довольно быстро затих, расслабившись, и покорно засунув в рот Кабутомару язык, принялся сплетаться развязным поцелуем с хозяйским, отвлеченно пуская слюну. Содрогнувшись, Якуши ощутил заливающий изнутри жар, член жреца, казалось, увеличился еще более, все исторгая и исторгая пенистую сперму, смазывая анус Кабу, пока тот не запрокинул голову, изливаясь в тихом выдохе, все более заводясь от грязных комментариев Хидана не то про его зад, не то что-то о «хорошенькой шлюшке». Вконец обессилев, они повалились на землю, созерцая чистое голубое небо, скрываемые от чужих глаз стеной золотисто-зеленых стеблей, хриплые вдохи заглушал блуждающий ветер, волнами колышущий травы вокруг. Невольно прижимаясь боком к разгоряченному телу Хидана, Кабу бросил взгляд в его сторону. - Кабуто? - Да? - Ни слова никому, идиот. Тот кивнул с видом «ты-что-меня-за-дурака-держишь». - И еще… - Еще раз? Я не смогу! - Нет же, закрой пасть, и дай сказать! Кабуто… Отращивай волосы. Так они пролежали до ночи, укрываясь клобуком Якуши, пытаясь понять, то ли весна взбудоражила их сознание, то ли простое чувство симпатии может еще родиться даже в самом неприятном и гадком человеке… Молчали. Лишь под самый вечер Кабуто разделил с Хиданом ужин, ни проронив ни слова, отдав изголодавшемуся жрецу половину хлебца с отрубями. Ночь застала их молчащими, изредка постанывающими, любовно сжимающими друг друга в объятиях, словно кроме них не было никого во всем мире. Наверно, это было неправильно, неестественно, но большего удовольствия в жизни, физического, ублажающего не только тело, но и душу, никто из них больше никогда не ощутил. На рассвете Хидан молча собрался, оглядывая сидящего на земле, все еще раздетого парня, который с педантичной аккуратностью протирал большие стекла очков, невозмутимо поблескивающий в первых лучах солнца светлой кожей и совершенно не обращающий внимания на свою наготу. Выдохнув, Хидан отправился прочь, следуя начертанной наскоро точной рукой Кабуто карте расположения Альянса, групп батальонов, и возможного рассредоточения командных пунктов. Втаптывая серую пыль в каменистую почву, он двигался через выгоревший лес. Остовы стволов деревьев, посеревшие, иссушенные палящим солнцем и засухой, своими огромными скелетами, казалось, поддерживали небо, нависая над одинокой фигурой путника. Отсутствие малейшего дуновения создавало камерный эффект. Застывший пейзаж в точности повторял окрестности места, где Хидана разделили с напарником, прежде чем Шикамару подорвал жреца в лесу. Поморщившись, пепельноволосый мужчина вновь погрузился в воспоминания, стараясь отвлечься от унылого окружения и игнорируя перелетавших с ветки на ветку ворон, явно преследующих его. В тот день напарники тяжело тащились под палящим солнцем, изредка перекидываясь короткими фразами. Хидан сетовал на жару и черный плащ, обсуждая смысл поиска бидзю, если Пейн располагает достаточной силой, пока сам лидер не заткнул его, услышав по радиофону тему разговора, а Какузу, терпеливо выслушивая надоедливый ноющий голос, изредка отвечал, мечтая о том, что он будет делать после миссии. В большей мере его мысли были заняты фразой «Когда же это кончится?». Казалось, пустынному краю нет конца, как и сейчас. Измученный Хидан перебирался через тела убитых вслед за движущейся далеко впереди шеренгой левого фланга Альянса. Сейчас бы он отдал многое за то, чтобы воспользоваться способностями маски Футона, но с прискорбием причмокивая языком, что его напарник так скоро умер. Старался двигаться и ночью, по возможности и по погоде. Только спустя шесть дней и пять ночей он нагнал, наконец, коноховцев, когда окончил переход по пустынной земле за страной Огня, и достиг лесополосы перед Конохой. Не стал нападать ночью, решив объявиться громко, и отошел на более-менее безопасное для себя расстояние, вновь устроившись на ветках дерева. Утро разбудило его звоном оружия из стана шиноби. Фигуры тренирующихся вспыхивали отблесками утреннего солнца. Хидан рассматривал их, проводя рукой по волосам от лба до затылка, и ухмыляясь. Покачнувшись, он перепрыгнул на другую ветку, направляясь к ниндзя внизу. _______________________ Шикамару проснулся еще в пять часов. Постоянное чувство тревоги граничило со спокойствием, которое пыталось унять мрачные мысли о войне и будущем. Перед глазами все еще мельтешили лица множества Широ-Зетсу, застывшие в оскале, запятнанные кровью, вновь и вновь появляющиеся из земли… С трудом отгоняя воспоминание, Шика сидел возле костра, втягивая в себя дым зажженной сигареты, и провожал взглядом разминающихся, после сна на земле, шиноби. Раздумывая о вчерашнем разговоре с управляющими штабом, он пытался высчитать, насколько эффективны действия Обито, учитывая техники зеленоволосого самоклонирующегося отступника, когда Учиха обладает невиданным гендзюцу, которое буквально поглощает предметы. Участь Саске его нисколько не волновала. Оставалось только не встретить его на поле боя – возможность ощутить на себе аматерасу означала провал, по крайней мере, половины альянса. Учитывая силу его шарингана теперь. Потерев переносицу, Шика вспомнил основные маневры Обито, просчитывая возможный следующий шаг противника, пока не услышал гам вдалеке. Рассерженные крики, вперемешку со звоном оружия заставили оторваться от размышлений. Приблизившись к плотному кольцу людей, которые окружили кого-то посередине поляны, он схватил за плечо крайнего, потянув к себе слегка, расспрашивая, что стряслось. Тот с горящими глазами выпалил, что «вражий черт сам пригреб», и вновь отвернулся к лужайке, выкрикивая что-то ободряющее. Шикамару протолкнулся поближе к центру, рассмотрев две фигуры. Одна ему была знакома – лицо, обрамленное короткими иголками красных волос - Ясуми из Нинхо, маленькой провинции страны Огня. Ясуми крутил булаву на цепи, широко расставив ноги в оборонительной стойке. Второй человек стоял спиной к наблюдающим. Широкая фигура в черной рубахе, глубокие хакама, затянутые на щиколотках, кажется, светлые волосы… Человек размахивал каким-то увесистым оружием, которого не было видно из-за стоящих впереди. Изловчившись, Шика пронырнул под чьим-то локтем, придвинувшись ближе. Тщетно всматриваясь в тренированную фигуру, он дожидался, пока человек повернется, вплоть до того, как наткнулся взглядом на предмет в его руках. Быстро крутящееся нечто оставляло в воздухе красный след, а это движение руки, легко обхватывающее… Зрачки Шикамару сузились. Голоса вокруг смазались, и он отчетливо ощутил толчок сердца в груди. Словно ему не было там места, словно оно увеличилось вдвое, разрываясь от переживаний за Ясуми. Горло сузилось, удушая, сдавливая голосовые связки, и заставляя задержать дыхание. Еще болезненный толчок внутри. Отбросив одну ногу назад, сгибая в колене, и собрав всю чакру, он сложил руки в печати, опускаясь, вытягивая свою тень между людьми. Одновременно с этим фигура впереди перестала крутить оружие, и выбросила руку вперед, направляя его в шиноби. В ответ Ясуми дернул цеп, чтобы отбить атаку булавой. Тень Шикамару почти коснулась ноги фигуры, когда лязг металла заставил его выйти из оцепенения. Длинная красная молния перерубила звено цепи, отделив булаву, мгновенно полетевшую в круг людей. Благодаря этому, траектория полета предмета изменилась, замедлив на миг движение, и Шикамару отчетливо разглядел косу с тремя лезвиями. Тень настигла светловолосого человека, сковав его фигуру в нерушимую статую. Крик вернул Нара к действительности, до этого наблюдал за всем, словно в замедленном движении. Коса впилась двумя верхними лезвиями в ногу юнца, почти разрубив кость, и Ясуми рухнул на землю. Люди отшатнулись, и теперь посередине поля стоял неизвестный мужчина и Шикамару на одном колене, удерживающий врага своей тенью. Постепенно распрямившись, он попытался развернуть противника лицом к себе, все еще надеясь увидеть совсем не того, кого вспомнил. Управляя тенью, словно нитями марионетки, Нара силой стал разворачивать человека к себе, игнорируя протестующее рычание. - …Мне следовало догадаться, что встречу тебя. Видно, это судьба, щенок. Хидан оскалился, разглядывая напряженного юношу. - После многих событий я списываю это не на судьбу, а на случай. Неужели Эдо-Тенсей располагает к воскрешению жрецов старообрядных божков? – Шикамару нарочно кольнул Хидана в болезненную точку, и получил ожидаемое – Хидан рассвирепел. - Да как ты смеешь! Джашин был еще до рождения твоих жалких предков! Молчи, ублюдок, любишь умничать - так хоть в тему пытайся! И где ты видел тут воскрешение? Шикамару всмотрелся в налившиеся злобой глаза нукенина. Белые склеры, другая одежда – явно не признаки Эдо. Ухмыляясь ошалелому взгляду Шики, Хидан торжествовал: - А больше всего тебе интересно, как я тут оказался, верно? Считай, я восстал из мертвых, чтобы сотворить возмездие! Юноша судорожно думал, кто узнал о месте погребения жреца. И как он смог выбраться из ямы сам. Несколько минут он в напряжении удерживал бывшего участника Акацуки, просверливая того взглядом, практически не мигая. Однако это не могло продолжаться вечно. Решив, что в следующем захвате он сможет приблизить Хидана к себе и вновь обезглавить его, Шикамару разжал руки. Действие техники окончилось, и он принялся накапливать чакру заново, пока вытягивая из-за пояса кунай для обороны. Дернув шнур косы, освобождая вжатого в землю шиноби, Хидан крутанул ее вокруг себя и легко направил на Шикамару. Отразив атаку, тот отпрыгнул назад и застыл, дожидаясь следующего хода противника. Коса, описав дугу, рассекла воздух у уха Хидана, и встряла в землю. Жрец, криво улыбнувшись, зажал расстегнутую рубаху правой рукой. Выдернув оружие левой, он ухватился за рукоять, и двинулся на Шику, вздымая легкие облачка пыли с земли. Собравший чакру коноховец рванул вперед, удерживая лезвие куная для защиты от косы. Почти соприкоснувшись тенями, он уже уверенней накренился вперед, готовясь скрепить тело жреца основной техникой, но… Что-то мелькнуло из широких рукавов Хидана, устремляясь к нему. Со всей силы Шикамару подал корпус назад, собираясь отпрыгнуть, совсем не ожидая такого сюрприза, между тем, Хидан стремительно выставил правую руку с оказавшимся в ней шипом, оцарапывая щеку юноши. Шикамару шлепнулся на землю далеко от соперника, щеку заливала кровь, его, настоящая, сейчас ее нечем было сфальсифицировать, как в прошлый раз. Нара не мог поверить, что жрец обвел его вокруг пальца, использовав не маневренную косу как объект, перенимающий внимание Шики на себя. Взмахнув штыком, рассекая свою ладонь, Хидан окропил землю своей и его кровью, и начертил джашинкье, быстро, ловко, словно тренировался долгое время, и сейчас круг был меньше, чем увиденный Шикамару впервые. Начертив последнюю линию треугольника, жрец взмахнул штыком, забрызгав кровью лицо Нара, насмехаясь, пока тот старался возобновить теневую технику. Как только тень, наконец, зазмеилась к кругу, джашинист, помедлил, подкинул штык в воздухе, и, поймав, обхватил как копье, с силой швырнув навстречу. Тень дрогнула, рассеиваясь, владелец техники откинулся на землю, пропустив штык над собой. И только сейчас, лежа на спине и задрав голову, он понял, почему дерется один. Окружающие шиноби были связаны тентаклями. Решив, что Кабутомару со своей армией воскрешенных уже добрался сюда, пока Хидан отвлекал их внимание, Нара дернулся вперед… Но тщетно. Прочные нити сжали его тело, вжимая в каменистую почву. Подняв голову, он обнаружил на обратном конце нитей Хидана, застывшего в тени. Сами тентакли скоординировали технику юноши к жрецу. Однако это не имело силы над нитями. Одна из них, изогнувшись, обхватила лежащий рядом с джашинкье второй штык, обвиваясь вокруг, и с размаху вонзила его в грудь юноши. Окружение вокруг задрожало и размылось. Словно оглушенный взрывом, Шикамару не ощущал боли, потеков крови, стягивающих конечности тентаклей. Тишина в ушах. Тень на почве рассеялась, но вместе с ней ослабли и тентакли, отпустив окружающих людей и высвободив Нара. Хидан в маленьком кругу джашинкье качнулся, странно кашлянув, и склонил голову, словно прислушиваясь к чему-то. Никто не рисковал подходить. Никто не верил, что Шикамару просчитался, и уступил порывистому противнику. Хидан глухо харкнул, извергнув изо рта багровую кровь. В тот же момент от кровавого круга к лежащему на земле Шикамару красным пламенем вспыхнул свет, прорисовав от жреца до юноши линию, и образовал светящийся круг вокруг последнего. Судорога пронзила все тело Нара, заставив его опуститься на корточки, болезненная, она скручивала его изнутри, словно пытаясь распотрошить, и вдруг резко затихла. Вслед за ней хлынуло давящее ощущение, сжимающее нутро до приятной боли. Приятной? Боль, усиливаясь, перемещалась по телу, словно ласкающая женщина, сокращая мускулы, и скручивая нервы в пульсирующий комок… Шикамару трясло, словно в лихорадке. Он понимал, что это не смерть. Ощущения схожи с распространением по телу быстродействующего яда, но только не с этим противником… Он никогда не додумался бы использовать яд, если только никто его не надоумил. Шике и в голову не приходило, что удар штыком являлся лишь удачей Хидана. Что он не использовал ядов, и надеялся только на быстроту реакции. Боль равномерно крутила его тело, погружая в какой-то транс, скребущее лаская внутри… Вот она полоснула по бокам, переместилась на пресс… Судорога свела ноги, но чем больше она пронзала их, тем больше доставляла удовольствия. Наконец болезненность разом сосредоточилась в паху, взвинчивая и распаляя желание, налив кровью достоинство Нара, заставляя стонать в голос, бессвязно взывая к чему-то. Юноша закрыл глаза, уже ничего не ощущая, кроме волны наслаждения, длившейся минут пять точно, вплоть до момента, когда тело не выдержало и извергло из себя естественную реакцию на любовные утехи. Словно ничего вокруг и не было. Пытаясь вытереть с лица кровь и пот, Нара протянул руку к щеке. Краем затуманенного взгляда он увидел лишь темный силуэт. Решив, что это тентакли Хидана, повисшие на руке, он одним движением провел ото лба до подбородка. На языке все еще хранился солоноватый привкус крови Хидана, сплюнуть уже не было возможности от переутомления. Сам же Хидан, собрав оставшиеся силы, поднял голову к Шикамару, улыбаясь. Кровь сочилась сквозь белые зубы, заливая его рот, шею, хакама окрашивал багровый потек из-под рубахи. Воздев руки, обратив ладони к земле, осипшим голосом он надрывно прошипел: - Пусть не я творец участи мира, и не я введу сюда Его, но я открыл Ему вход на землю через насильно обращенного! Дарую тебе, и на тебя возлагаю, гаденок, и порази тебя Джашин своим орудием Справедливости, если ты не исполнишь Его волю! Прими же меня к себе, о, Отец! С этими словами он рухнул в круг джашинкье. В тот же момент с глаз Шикамару словно спала паволока, затуманивающая взгляд. Хидан, с абсолютно белой кожей и швами по телу… Разве ритуал не подействовал? Но почему? Его оставил бог? А этот штык… Вероятно, он не задел жизненно важных органов? Шикамару взялся за рукоять железного прута и вытянул его из себя. И только сейчас он увидел свою черную руку. В ноздри ему ударил запах. Тонкий мускусный запах плоти, что начинает гнить.