The Everlasting Mercy

— Я сделал всё это для тебя, — говорит Бьякуран и улыбается. — Всё – ловушка, вся трагедия твоей предполагаемой смерти…. Я позволил зайти твоей famiglia* так далеко только для того, чтобы заполучить тебя в конце концов. Я создал Мельфиоре, чтобы следовать пути, который приведёт меня к тебе, — Тсунаёши пристально смотрит, но не отвечает. Не то, чтобы он мог. К его разочарованию, кляп во рту позволяет издать лишь непонятное мычание. Бьякуран улыбается почти нежно – это выражение сильно отличается от его обычных насмешливых улыбок. Тсуна знает, что он для этого человека лишь милость. «Прихоть», — поправляет себя шатен. Бьякуран – капризный человек, который не знает пощады и ничуть не отличается милосердием или состраданием. Они вдвоем находятся сейчас в комнате, которую Тсуна не узнает, что не удивительно: это спальня, а не кабинет. Шатен удивляется — он никогда здесь не бывал. Веревки и цепи привязывают его к стулу, а Джессо лежит на кровати, уставившись на него, не прекращая улыбаться. «Зачем ты делаешь это?» — хочет спросить Тсунаёши, но не может. Он сейчас слабый и раненый, и не способен сделать что-то, чтобы спасти себя. Время, ему нужно время. — Знаешь, я мог бы сейчас быть никем, обычным прохожим на улице, — неожиданно начинает Бьякуран, и Тсуна внутренне признает, что ему любопытно. — Мы могли бы быть... незнакомыми людьми, — лидер Мельфиоре прерывается и садится на кровать, сбрасывая свою обувь. — Мне не нравится мысль быть незнакомым для тебя, — говорит он совсем тихо, и Тсуна не знает, что думать. Этот человек кажется искренним, но ему нельзя доверять. И он не доверяет, даже если хочет услышать и узнать больше. Бьякуран смотрит на него – долго и непрерывно – в течение нескольких минут. Затем он двигается, чтобы сесть на стул перед Вонголой Дечимо. — Ты останешься со мной навсегда, — мягко проговаривает Джессо, и Тсуна ясно видит помешательство, безумие в этих фиолетовых глазах. — Это наш мир: твой и мой. Здесь только мы существуем, это наша утопия. «Чёрт, нет», — думает Тсуна. Впервые ему так страшно. «Этот парень сумасшедший». — Первый раз я увидел тебя примерно восемь лет назад… в Италии. Ты был там в первый раз, я думаю. Одетый в дорогой костюм ты выглядел очень не комфортно, — Бьякуран отрешённо улыбается и закрывает глаза. — Ты выглядел восхитительно тогда. «Поправка: сумасшедший гей». Тсуна напрягается, когда рука старшего парня ложится на его левое бедро, и медленно поглаживает его через ткань брюк. — Джессо были не очень заметны в то время, — продолжает Бьякуран, — в отличие от Вонголы. Так что я знал, что если я хочу встретиться с тобой снова, – и, Боже, я хотел – я должен помочь Джессо стать сильнее, влиятельнее. Чтобы быть тем, на кого даже Вонгола обратит внимание. И видишь? У меня получилось. «Мы могли бы быть друзьями, — думает Тсуна. — Эту войну можно было избежать!» Но Бьякуран будто читает его мысли, мужчина прикрывает глаза и наклоняется ближе – слишком близко – и снова говорит. — Я не хочу быть твоим другом, — шепчет он, обжигая лицо Тсунаёши горячим дыханием. И у Тсуны возникает плохое предчувствие: интуиция замолкает, сигналы предупреждения об опасности пропадают, уходят вглубь сознания. Это не то, что он ожидал, Реборн не подготовил его для такого. «Что ты хочешь от меня?» — он хочет спросить, потому что не похоже, что Бьякуран жаждет убить его. Если он когда-либо и хотел, то только в начале. — Ты и я заслуживаем нашего собственного мира. И я создам этот мир для тебя, — нежно проговаривает итальянец и прислоняется лбом ко лбу Вонголы, засматриваясь в бездонные карие глаза. — Я не могу тебя делить с кем-либо. Я не потерплю этого. Даже Шо-тян думает, что ты мертв, так что я единственный, кто знает, что это не так. Я единственный, кто остался для тебя, разве ты не видишь? «. . .», — Тсунаёши не знает, что думать. Ничего из того, что сказал Джессо, не несёт ему смысла, и путаница заставляет его голову кружиться. — Ты великолепный, — с незнакомой Тсуне дрожью проговаривает глава Мельфиоре. Он вновь кладёт руки на бедра Дечимо, поглаживая и лаская, и шатен не знает, что делать. Сказать, что данная ситуация его смущает – промолчать. Неожиданно он чувствует иглу, прокалывающую его руку, и с широко открытыми глазами смотрит на спокойного Бьякурана, вводящего что-то в его организм. — Благодаря этому ты останешься спокойным даже после того, как я отрежу веревки, — говорит мужчина. — А сейчас, я думаю, могу снять кляп – ты всё равно не сможешь говорить, — и это оказывается правдой – каков бы ни был препарат, действует он быстро. Тсуна чувствует, как его тело расслабляется, независимо от того, как бесится и паникует он внутренне. Бьякуран прижимается своими губами к губам шатена, вылизывает их, снова целует и закрывает глаза, чтобы в полной мере насладиться контактом. Тсунаёши хочет оттолкнуть его, но он не может, даже когда старший мужчина садится на его колени и сжимает в руке каштановые пряди. «Этого не может быть», — отчаянно думает Тсуна. Но это всё происходит в действительности, и он не может отрицать реальность. — Тсунаёши, Тсунаёши, — Джессо несдержанно выдыхает и перерезает веревки, держащие руки парня. Задыхаясь, он обхватывает левую руку Тсуны и кладёт ее на свою эрекцию. Последний закрывает глаза, пытаясь игнорировать происходящее – кажется, он ничего не может сделать, а паника не поможет ему придумать план. «Все это скоро закончится, и ничего плохого не случится. Это не может быть настоящим. Невозможно», — думает он, но чувствует волну беспомощности, когда Бьякуран проводит языком по ушной раковине. — Содействие доставит тебе больше удовольствия, моя любовь, — страстно шепчет мужчина. Пульсирующий член под рукой Тсуны становится больше, он не знал, что так сильно влияет на Джессо. Бьякуран стонет, и его руки тянутся как можно скорее избавить Тсунаёши от его рубашки. — Ты такой бледный, — бормочет он, покрывая поцелуями кожу. — Так красиво, — Тсуна чувствует, как паника увеличивается в десятки раз, когда с него стягивают обувь, носки и брюки, оставляя только боксеры. Тсунаёши не может сражаться – он едва способен двигать руками, не говоря уже о драке. «Это плохо, мне нужно остановить его», — отчаянно думает шатен и пытается сам двигаться. Это не работает, его попытки, кажется, только веселят Бьякурана. — Черные? — спрашивает итальянец, стаскивая его нижнее бельё. — Тебе идет этот цвет, ты знал? — паника и настоящий ужас отражаются в глаза японца, и он всеми силами пытается абстрагироваться от этой ситуации. Естественно, это не работает, и он беспомощно смотрит на Бьякурана, снимающего свою одежду, прежде чем остановиться рядом с Тсунаёши с ленивой ухмылкой. — Я так много хочу тебе сказать, — говорит он. — Я провёл так много ночей без сна, думая о тебе. Столько часов, глядя на твои фотографии. Я с трудом могу поверить, что я наконец-то поймал тебя, Тсунаёши. «Лучше бы нет», — думает Тсуна, пытаясь отползти. — Ты такой добрый, такой красивый, такой сильный, такой милый, — шепчет Бьякуран. Его руки бродят по телу шатена, лаская и трогая места, к которым не должны прикасаться. — И теперь ты мой. Ничей больше. Мой. Только мой. Навсегда, — вес блондина не доставляет ему физических неудобств, но японец по-прежнему хочет просто исчезнуть. Он вполне осознает, что Бьякуран собирается делать дальше, и это то, что он хочет избежать любой ценой. «Я лучше умру», — думает Тсунаёши и морщится, когда итальянец прикусывает кожу у шеи, оставляя кровоточащий засос. Мужчина трется своей эрекцией о его пах, и парень всеми силами пытается заставить конечности двигаться. Он должен прекратить это. Сейчас. — Я хочу запечатлеть свое имя на тебе, — проговаривает Бьякуран. — И пусть это будет единственное имя, которое ты будешь знать, помимо своего, и единственное имя, которое ты будешь отныне повторять. — Прек...рати... — хрипит Тсуна, наконец ощущая, как эффект от наркотика медленно отпускает его. Но Джессо лишь улыбается и целует его как никогда раньше: медленно и тягуче, словно клеймя. Но Тсунаёши не нравится. Сладко. Слишком сладко. Они оба раздеты, и трение разгоряченных тел заставляет кровь внутри течь быстрее. Шатена будто обливают ледяной водой, слепая паника полностью накрывает, когда Бьякуран разводит его ноги в стороны. Тсуне удается поднять руки, и он бьёт Бьякурана по спине, вонзая ногти в кожу как можно больнее. Но мужчина не чувствует сейчас боли, желание обладать любимым телом полностью затмевает разум. Все, что осталось – удовольствие. — Тсунаёши… Тсуна… Мой Тсуна, — он продолжает повторять заветные слова, словно мантру, и трогает, кусает, лижет, целует, не оставляя обделенным ни один сантиметр кожи. И, к своему ужасу, Тсуна понимает, что его тело отвечает на ласки, подставляясь под поцелуи. «Успокойся, успокойся. Думай о чем-нибудь другом», — говорит сам себе шатен и устремляет взгляд на красное полотенце, висящее на ближайшем стуле. Его концентрация ломается, и крик срывается с губ, когда он чувствует внутри себя чужой палец. — Так узко, так горячо, — шепчет Бьякуран в чужое заалевшее ушко. — Я не могу дождаться, чтобы войти, — Тсунаёши едва слышит – он кричит, брыкается и бьёт со всей силы – Бьякуран даже этого не чувствует. Он ощущает движение чужих пальцев изнутри: мерзко, неприятно… пока они не задевают то, что заставляет тело выгнуться дугой, широко распахнуть глаза и кровь быстрее течь по венам. — Ты чувствуешь это, чувствуешь, мой дорогой? — смеётся Бьякуран, но Тсуна не может сфокусироваться, всё происходящее кажется ему слишком правильным сейчас. И он проклинает себя за разочарование и вырвавшийся стон, когда блондин вытаскивает пальцы. Пряча красное от стыда лицо за руками, шатен думает, что бы сделали другие – его друзья – увидев его таким?.. И когда итальянец толкает головку в колечко мышц, лижет соски и целует его еще раз, Тсуна не может о чем-либо думать. Когда он чувствует, как другой человек входит в него, медленно, как будто чтобы убедиться, что удовольствие будет длиться как можно дольше, понимает, как приятна может быть боль. Такая боль, что сжигает изнутри и заставляет кричать. — Так узко.. — голос Бьякурана нежный, полный любви, Тсуна еще никогда не слышал такого. — Моё. Все моё. Только моё. «Я могу сказать ему, что я его?» — смутно думает Тсунаёши в страсти, окутывающей его. И идея о продаже души дьяволу больше не кажется ему настолько плохой. Но разумная, здравомыслящая его часть, та часть, которая знает, что это неправильно, и что Тсуна будет сожалеть об этом позже, молчит. И поэтому он не говорит этого. Бьякуран смотрит на пьянящий перед ним вид. Тсуна, его коричневые локоны распространены по подушке, красные щеки, мутные глаза, поддёрнутые дымкой, расширенные зрачки. Это все благодаря ему и только для него. Поддерживая себя левой рукой, Бьякуран тянется к члену шатена, трёт головку, заставляя парня под ним дышать быстрее и стонать так, что Лидера Мельфиоре начинает трясти, желание кончить внутрь податливого тела становится все сильнее и сильнее. Тсуна пойман в мире удовольствия. Он падает, поднимается, кричит и стонет одновременно, и он впервые не знает никаких забот, кроме одной. Руки, что раньше напрасно пытались оттолкнуть старшего мужчину, теперь вцепились в белые, мягкие локоны, притягивая для очередного безумного поцелуя. Тсуна хочет, просит большего, и Бьякуран даёт ему это. И тогда, в экстазе, когда перед глазами мелькают звёзды и чёрные мельтешащие точки, Тсуна кончает, сжимает член Бьякурана внутри себя и думает, что его сердце вот-вот остановится от обилия чувств, которые он сейчас испытывает. Джессо изливается внутрь шатена и чувствует безумное удовлетворение, зная, что он пометил своего любимого так, как никто никогда не сможет. — Я люблю тебя, — говорит Бьякуран, падая рядом с безвольным Тсунаёши, отключившимся от буйного оргазма. Со смешком, мужчина тянется к верёвкам, прежде чем застегнуть наручники на тонких запястьях и приковать Тсуну к спинке кровати – на случай, если другой проснется раньше него. — Я не отпущу тебя, — клянется Бьякуран. — Я люблю тебя. Сейчас и навсегда, — он знает, что его путь – путь "укрощения" своего Тсунаёши – будет долгим, с болезненными моментами для обоих, но мужчина непреклонен, он не боится. — Ты научишься любить меня, — шепчет он, прижимая к себе своё сокровище.

Tutto è permesso in guerra e in amore.*