Ты ещё слышишь мой голос?

      Повязки на ее руках были пропитаны кровью и измазаны сажей. Корона, прятавшая слепые глаза, притягивала к себе искры Костра, озаряя всполохами бледное лицо, не знающее света, и серебряные волосы. Ее голос звучал песней, ее руки сложены вместе. Но он видел, как украдкой она впилась тонкими пальцами в собственные костяшки. Повязки на ее руках были пропитаны кровью. — …Повелители покинули свои троны, и их нужно вернуть. Поэтому я на твоей стороне.       Голова трещала по швам от боли — утомительно протяжным звоном — с того самого момента, как ведомой чужой силой он поднялся из своего гроба. Этот звон становился сильнее, с каждым сделанным вздохом гнилыми легкими; с каждым шагом на пути к Храму. Этот звон растворился в ее голосе, тот словно его обволок и растворил. Она не говорит кто он, но говорит, что ему нужно сделать.       Костер, сложенный из костей, пронзенный витым мечом. Его жар обжигает ему спину, его жар зовет, напоминает о долге. Он отошел от нее, лишь через плечо заметил, как она слегка отвернулась, сильнее сжимая свои руки, шепчет — Добро пожаловать домой.       Он даже не успел почувствовать, как десяток мечей пронзили его.       Каменный зал был завален трупами. Все как один в вытянутых шлемах и красных плащах. Они поднимались, чтобы вновь поразить своего брата по волчьей крови.       Снова и снова. И снова.       Он чувствовал как в его жилах разгорается огонь, когда из тысячи осталось трое. Он, чье дыхание отдает пеплом во рту. Они тоже это почувствовали.       Мечи Сиррис окутаны Темной луной, сверкали фиолетовым огнем и светом звезды. Они так ярко сверкали на фоне крови и тусклых гнилых красных плащей, что кроме них он казалось бы ничего и не видел. Это нервировало и отвлекало, это ставило его жизнь под удар. Но Сиррис, казалось бы замечала все, она исцеляла его раны, не отступая от боя. Его кровь бурлила, чувствуя души Легиона.       Меч упал, поверх трупов, подобным его хозяину. Ему захотелось перерезать Сиррис горло, когда та протянула руку к Легионеру. Та лишь хотела удостовериться. Он это знал, но его кровь бурлила. — Души без хозяев станут твоей силой. Я покажу тебе. Принеси мне бестелесные души…       Он разглядывал витиеватый узор вышивки на ее накидке. Серой от копоти Костра, что она с такой заботой оберегала, к которому тянулась всей… Пустотой. Он видел их, ее сестер, проклятых во имя служения, во имя Огня. Сестер выполнивших свой долг и награжденных истинной тьмой. Повязки на ее руках были пропитаны кровью, ее платье, когда-то белое, впитало в себя сажу и копоть. На ее лице всполохи искр. Он хотел увидеть ее глаза.       Он помнит, как решился однажды протянуть руку к ее лицу. Просто хотел узнать. Она, та кто проводит все служение у Костра, та кого жалят его искры, та чьи руки обжигает клинок витого меча. Он просто хотел узнать, ее кожа так же горяча, как пламя? Не смог. Ее лицо покрыто короной Хранительницы, взор ее устремлен в бездну. Но он все равно почувствовал немой укор, волной сбившей всю его решимость. А она всего лишь слегка наклонилась к нему, сильнее сжимая свои пальцы.       Он помнил это, но… Когда он на это решился, если видит ее второй раз?       Перед глазами сверкнули тысячи лиловых стрел. Он казалось бы ослеп, но нет. Всего лишь умер. Вновь.       Храм бывших защитников. Разрушенный, переполненный смрадом тысячи трупов. Эта тварь, этот пожиратель богов, ползал ужом от колонны к колонне, разрушая их своим копьем.       Он видел их — всех кого тот сожрал, они извивались и кричали из его бездны. Казалось бы, один удар мечом в ненасытное брюхо и они вырвутся, изольются, заполняя своим смрадом весь мир.       Где-то с краю Анри, гремя тяжелыми доспехами, прикрывалась щитом от шквала лиловых стрел. Она так стремилась сюда, он лишь надеялся, что ее стремление не прервется из-за хилой брони. Она так стремилась свести собственные счеты, он уверен, если им это удастся, то ей больше ничего не останется, как умереть. Тяжелый ком так не вовремя перекрыл горло — Гораций ведь уже мертв.       Все они, все те кто попадался ему на пути связаны долгом. У каждого он свой. И у него тоже свой долг. Только у них в придачу еще и есть прошлое. Вычурная роскошь, по его меркам. Но что там говорить, когда сам он порой теряет настоящее. Так свой ли у него долг? — … Я не могу умереть. Так что, прошу, позволь мне служить тебе. Повелители покинули свои троны, и их нужно вернуть. Поэтому я на твоей стороне.       Она сказала, что иметь зрение ей запрещено, а он не понимал, кто именно ей запретил. Но так и не решался этого спросить. Она сказала, что тянется к огню и к нему тоже; она желает, чтобы пламя освещало его путь. Он не понимал, как такое может желать та, кто… Она говорит, что тьма ее чарует, что она чувствует угли, драгоценности, отданные повелителями прошлого.       Ее было так просто убить, всего один взмах меча. И она так просто вернулась вновь. — …Пусть это будет нашим секретом. Нашим. Нашим. Нашим. Погребальным звоном отдалось в его голове. — … а я буду слепо тянуться к пламени. До самого дня твоего предательства.       Казалось, с того дня на кладбище, его руки впервые дрожали от тяжести меча.       «Сделано уже достаточно, тебе пора отдохнуть.»       Набатом раз за разом он слышал голос сбежавшего принца. Ровно и холодно. Никто, кого он встретил на своем пути, не повышал голос, не окрашивал свой слог эмоциями. Ровно и холодно. Каждый из них давно все решил, убеждаясь в своей правоте. Раз за разом. Раз за разом. Снова. Снова.Снова. Тысячу жизней подряд.       От чего он приходил в черное отчаяние. У него не было прошлого, лишь цель, на которую его натравила та, что клянется в своей службе ему.       Он хотел содрать корону с ее лица и самому увидеть, что там по ту сторону. Чего ради она служит, и чему должен служить он? Если тьма так привлекает ее, то он мог бы…       У него не было прошлого, но ведь он может… Если тьма привлекает её, то он может…. Чья-то воля вернула его из пепла громким звоном колокола. Чья-то воля лишила его прошлого, навязав свое будущее. — Я… — его голос отдался мертвой скупостью. Его лицо скрывает шлем, они оба незрячие, они равны. — Кажется, я теряю себя.       Чья-то воля вернула его. Чья-то воля лишила его прошлого. Но он не безвольный полый, чтобы не решить собственное будущее. Пока не.