Огненный шар.

Кадетский корпус под покровом ночи застыл в чудесной нерушимой тишине. Солдаты, сломленные жесткими тренировками жарким летом, наслаждались накатившей усталостью, которую, словно сильную жажду, можно утолить во сне. Лето действительно выдалось душным, почти огненным от жара, но цветущим. А ночью, напротив, холод резко врывался в податливые объятия ночи, поглощая все в округе. Небо было беззвездное, окрашенное холодными красками. Лишь яркий проблеск света отражался в стеклах кадетов – это были оранжевые разводы на палитре неба. Они напоминали горящий шар, который, застыв в ожидании, одаривал светом далекую, почти непроходимую, местность. А всех в округе пожирала холодная пустота, которая, пусть и не была мучительной, но была болезненной. Бертольд вновь не мог уснуть. Свинцовые мысли, давящие на виски прессом, врывались в его голову именно ночью. И сейчас он, видя в окне едва заметные оранжевые полоски, сравнивал их со своею жизнью, прокручивая в голове моменты, сотканные из собственных воспоминаний. Бертольд едва ли не сходил с ума. И вправду: их жизнь была похожа на какую-то гонку за чем-то далеким, ярким, едва виднеющимся вдалеке, но недостижимым. Оно было лишь игрой природы, игрой штиля, судьбы. И постепенно яркий огненный шар начинала накрывать серая туча, вновь и вновь, отдаляя их от себя. И почему он слепо верил, что огненный шар можно схватить?.. Их обманули. Обманули собственные родители. Обманула собственная страна, завлекая пропагандой совсем нездоровых взглядов о чести и Родине. «Демоны» оказались простыми людьми, которые не были достойны этой участи. Но Бертольд… Бертольд не мог сближаться с теми, чью жизнь разорвал на куски. Бертольд не мог услужливо улыбаться тем, чьих родителей с хрустом сожрали гигантские твари из-за него. Бертольд не мог видеть, что его друг, заглатываемый совестью, кромсая свою душу острыми ядовитыми клинками, погружался в этот мир полностью, забыв свою настоящую личность. Эти двое подвергли себя самоуничтожению в прямом смысле. И никакой долг перед Родиной не остановит необратимый процесс. Бертольд сохранял остатки рассудка, погрязая в холодном небе, пытаясь дотянуться до своего огненного шара. И соприкасался с ним редкими прохладными ночами, когда ветви деревьев, ударяясь о стекла в казармах, буквально кричали о том, какие порывы ветра захлестнули эту ночь. Их кровати стояли рядом, почти вплотную. Скрип, пару шагов – Бертольд холодными руками касается чужого тела, которое, горя невыносимым жаром, вновь погружает его в иллюзию счастья. Его объятия, будто солнце и далекая, мнимая свобода. Такие же теплые, такие же нещадные. Его шепот в ночи и возмущения, словно блаженный шелест листвы. Когда закроешь глаза и просто слушаешь. Его прикосновения – крылья бабочки, колыхающиеся о кожу. Такие же мягкие, требовательные. Его поцелуи – горячая, растекающаяся по телу страсть, смешанная с ревностью и жаром. Единственная отрада. - Райнер, - шепот в шею, разрыв тишины, царящий в комнате, - люби меня. И теплые объятия. Оранжевая полоска света. Огненный шар, наполненный надеждой. Когда-нибудь они вернутся домой. Вместе.