Ночь EXAmy

      Ночь. Полная луна сеет свой тусклый, бледный, таинственный и призрачный свет на землю, создавая ложные тени. Трусливые, мелкие звёзды разбросаны по чёрному, зловещему дёгтю небес, словно мелкие брызги жидкого серебра на засохшей корке чернильного океана. Дневной летний зной сменился зябкой прохладой ночи. Мгла была настолько густой, что казалось, что её можно ощутить, потрогать, откусить. Жалкий, мёртвый, рыжий свет уличных фонарей, идущих вдоль грязных, серых улиц маленького, скучного городка, насквозь провонявшего выхлопными газами машин и заводов, плохой системой коммуникаций и другими дурно пахнущими явлениями населённой среды. Редко где всё ещё свет горит в окнах четырёх- и пятиэтажек, столь частых в этом городе, редко взвизгивала машина, торопясь увезти скорее своих обладателей домой. На узких, вонючих улицах ни души. Кроме одной, чёрной, как эта ночь, тайной, как свет луны, и агрессивной, словно больной бешенством волк.       Он бродил по пустынным улицам в полном одиночестве и наслаждался давящей, звонкой тишиной. Он обожал это время; ночью провонявший, тесный и шумный, пыльный город словно вымирает, наполняется духом загробного мира, его непроглядным мраком, прохладой и сыростью. Всё, что портило хорошее впечатление от ночного города, — это его невыносимый смрад. Вонь жизни, её деятельности, её изобретений. Ни день, ни ночь не могли спасти его от этого удушающего, приводящего в безумную ярость запаха, поэтому его нос всегда был завязан повязкой с угольным фильтром. В его золочёных пряжках на ремнях кроссовок отражались свет фар и фонарей. Под рыжими фонарями его иглы казались тёмно-бордовыми, а во тьме были видны лишь чёрный силуэт и пара зловещих, светящихся призрачным адским светом, кроваво-красных точек в глубинах его непроглядно чёрных глаз. Существо ада, некогда бывшее обычным ежом, истинный бог смерти, — он мог бы давно свалить отсюда, создать свой мир, полный хаоса и разрухи, боли и смерти, но остался в этом днище ради неё. Вид её, такой невинный и влюблённый до безумия, что-то шевелил в его зачерствелой, погрязшей во тьме душе. Он страстно хотел её убить, распотрошить, разорвать на части, но не мог. Не имея гнева на глупую розовую ежиху, он не мог поднять на неё руку.       Резко остановившись, словно что-то вспомнив, синий ёж круто развернулся на пятке и скорыми, суровыми шагами направился обратно. Бежать он не стал: что-то было в скорости такое, что накрывало его с головой, какое-то чувство, которое, наполняя его целиком, могло возбудить его к новым кровопролитиям. А ему не нужно было этого. Иначе она снова начнёт рыдать над истерзанными, обезображенными разными увечьями трупами. ОН не мог спокойно видеть её слёз, не мог равнодушно слушать её поверхностное, захлёбывающееся в рыданиях, дыхание. Всё это словно разрывало его изнутри, злобным диким зверем терзало его грудь внутри, вызывая клокотание в глотке. Это клокотание, ползя из живота вверх по трахее, вырывалось из гортани зверским, утробным рычанием, от которого у всех леденела крови и волосы вставали дыбом, а у самого Соника.ЕХЕ тонкими частыми ручейками начинала литься густая, тёмно-красная, словно венозная, кровь из глаз, словно горькие слёзы безутешной вдовы. Закрыв глаза и оскалив свои острые, как бритва, клыки, он помотал головой, отгоняя заманчивые мысли, чтобы случайно не сорваться. Ведь любое чувство заполняет его целиком и полностью. Если он поддастся жажде крови и убийства, он уже не сможет остановиться. Никто не сможет. Кроме Эми. Слабая, уязвимая девочка стала намордником, ошейником и поводком для кровавого бога. Беззащитная и слабая, она стала неуязвимой хозяйкой для сеятеля смерти и уничтожителя, искусного художника-убийцы и потрошителя, мясоруба и головореза, для Соника.ЕХЕ.       Прищёлкнув клыками, ёж некоторое время с лёгким озлоблением смотрел на мрачный, ничем не освещённый, четвёртый подъезд облезлой четырёхэтажки, в которой жила его Эми Роуз. Достав ключи из глубоких карманов своих джинс, Соник не спеша поднёс магнитную пластинку к домофону. Противно-тонкое, свистящее пищание динамика сигнализировало о том, что дверь отперта. Рывком распахнув металлическую, тёмную, синевато-серую подъездную дверь, ёж заскочил на лестничную площадку. Динамик перестал издавать свои нудные звуки, дверь гулко ударилась об свой косяк и наглухо закрылась. В подъезде было черно, лишь кроваво-красные зрачки бога отчётливо виднелись на фоне общего мрака. Но тьма не мешала ему видеть, просто цвета предметов стали другими.       Тихо, не издавая ни шороха, и быстро, словно гуляя, Соник тенью поднялся по узким, грязным лестницам на третий этаж. Проходя мимо третей двери на втором этаже, чей номер был 55, бог поперхнулся густым, терпким, солёным запахом застоявшейся мочи и непередаваемым словами, преюще-кисловатым ароматом старого, немытого тела. Даже угольный фильтр не смог полностью защитить чуткий нос ЕХЕ от зловония старого, скупого соседа, который всю сознательную жизнь беспробудно пил, собирал повсюду всякий хлам и тащил в свою «нору». Острый, бьющий в нос запах вызвал волну сдерживаемой агрессии, и Соник глухо, тихо зарычал. Стоя у двери пятьдесят девятой квартиры, ёж смотрел на дверной глазок, молча перебирая пальцами руки связку ключей. Вставив ключ, похожий на крючок, в скважину, он повернул его на 180⁰, потянул на себя, упёршись в дверь плечом.       Тихо скрипнув, дверь открылась и впустила ежеподобного монстра в маленькую, но хорошо убранную квартирку. Бог тихо закрыл за собой дверь, снял с носа повязку и, разувшись, прошёл в крохотную, похожую на чулан, комнатушку. Светло-коричневая дверь с матовыми стёклами, разделяющая комнату от коридора, была приоткрыта; справа такого же цвета шифоньер; напротив него висело чернеющее зеркало; вдоль стены возле шифоньера стояла двуярусная кровать; слева у стены возле окна стоял стол и стул; рядом со столом — деревянная этажерка со стопками всяких книг; на столе раскрытая тетрадка с «фантазиями», пара синих шариковых ручек, ластик, карандаш, раскрытый пенал с канцелярскими принадлежностями; старая фотография в рамке с разбитым стеклом, изображающая Эми, которая счастливо смеясь, обнимала синего ежа, чьи глаза были цвета вечного лета; рамка помельче, с серебристой паспорту, в которой покоилась одиночная фотография Эми-именинницы; и третья, крупная, стоящая не в дальнем углу стола, а в непосредственной близости к рабочему месту, в простой рамке, — фотография нового Соника, Соника.ЕХЕ. Его дьявольские глаза смотрят прямо в объектив сумасшедшим взглядом, рот расползся в широкой, безумной, скалящейся улыбке, а по щекам стекают кровавые ручейки. На самом полотне фотографии виднеются два ржаво-коричневых смазанных пятнышка.       Так странно, после перетемнения он уже не помнил своей прежней жизни. Листая альбомы, ЕХЕ с трудом вспоминал изображённых на фотках ребят, их имена, кто они в этом мире и как были связаны со «светлым» Соником.       Бог моргнул, из уголков глаз выступило по капельке крови. В комнате витал пьянящий запах розовой ежихи. От него у ежа приятно свербило в носу, огнём полыхало в горле и гудело, ныло в груди, словно встревоженные шмели сидели в нём. Сама Эми сопела на нижнем ярусе, уткнувшись носом в перьевую подушку, накрытая лёгким, тонким одеялом. Иглы были всколочены, одна рука слегка свесилась вниз. ЕХЕ сел на палас у изголовья кровати в позе лотоса, бережно взял в ладони маленькую ручонку Эми и стал легонько покусывать её тонкие пальчики десятилетней девочки. Он мог делать это вечно, это доставляло ему даже больше удовольствия, чем полностью вымерший от его рук мегаполис. Не рассчитав силу прикуса, Соник случайно полоснул клыками нежную, податливую плоть на подушечках её пальцев. На язык ежеподобного монстра брызнула сладкая, солоноватая кровь. Сначала бог взволновался, но затем его накрыло блаженство и он заурчал от полученного кайфа.       Резко проснувшаяся от боли Эми тихо ойкнула. Она отдёрнула спросонья руку, а затем, сообразив в чём дело, вернула её на место. Ради него она была готова на всё, даже жертвовать собой. Приподнявшись на локте, Эми сонно смотрела на чёрный силуэт своего возлюбленного, в его бездонные чёрные глаза с кроваво-красными зрачками-точками. Она протянула руки с тёмными от крови пальцами к предполагаемому лицу Соника. Она не видела его во тьме, но определяла его расположение по светящимся зрачкам. А лицо его она могла нарисовать даже во сне. Её холодные пальцы коснулись его щеки, медленно и нежно поползли по ней ко рту. Эми немного удивилась широкой улыбке без оскала, которую она нащупала в полном мраке. Обычно, бог её был мрачен в такие моменты, как свинцовая туча, но сейчас, похоже, у него было более приподнятое настроение. Эми прошлась пальцами по его тонким губам, повела было руку вверх, но крепкая, жёсткая, сильная и холодная, словно стальная, рука Соника.ЕХЕ обхватила своими острыми пальцами её тонкое запястье браслетом, останавливая её окровавленные пальчики возле рта. Мягкие губы его обхватили её подушечки пальцев. Он стал лизать её кровоточащие ранки своим шершавым языком, закатывая глаза, часто дыша и поскуливая, как собака. Рот его наполнился жадной слюной, он с некоторым раздражением сглотнул её, вместе с вытекшей кровью Эми. Красное вещество возбудило бога, он хотел ещё, но слюна уже сделала своё дело. Ранки закрылись и ЕХЕ осталось лишь сосать тонкие пальчики. Когда это занятие ему наскучило, он медленно вытащил их изо рта, не разжимая стиснутых губ. Языком он слизал с щёк кровавые разводы и вытер мокрые следы тыльной стороной кисти.       — Милый… — прошептала в темноту Эми.       — Страшный, — глухо ответил Соник.ЕХЕ, глядя в раззанавешенное окно.       — Нет, любимый, — Эми тихо встала и обвила его шею руками, уткнувшись носом ему в висок.       — Я стал другим, — негромко проговорил Соник, но голос его был не таким, как прежде. Его привычный мягкий баритон сменился грубым, словно тёрка, порыкивающим и гулко гудящий шипением в голос. Ранее плавная, как равнинная речка, речь стала рваной, невнятной и отрывистой. Клыки мешали ему говорить.       — Для меня ты прежний, — почти выдохнула Эми. Смертоносный ёж фыркнул, слабо оскалившись. Он знал, что это не совсем правда. Он слышал, как встревоженно она дышит, как бьётся о рёбра её испуганное сердце.       — Не злись, — прошептала она ему в ухо, целуя его висок.       — Не могу, — бесцветно ответил бог.       — Почему?       — Не знаю.       — А хочешь? — приподняв уголки губ, спросила Эми.       — Хочу. Очень, — ломано, словно выплёвывая слова, ответил Соник.ЕХЕ.       — Разъярить тебя? — спросила она скорее из-за верности, чем из-за особого энтузиазма.       — Не… Не надо, — с трудом подавив в себе кровавые мыслишки, ответил он.       — Объясни, — не поняла его странной противоречивости Эми.       — Если разозлюсь… — начал ЕХЕ.       Быстрым движением он опрокинул её на кровать. Едва её голова коснулась подушки, Соник оказался над ней, стоя на четвереньках, словно большой пёс. Острый, резкий, возбуждаемый запах страха ударил Сонику.ЕХЕ в ноздри, тот издал глубокий и довольный рёв. Всё, он больше не может подавить свои эмоции. Пусть он и не может её убить, зато она вся его. Каждый волосок, каждая клеточка. Он с силой вцепился губами в её губы. Она, выгнув спину, издала томным, блаженный стон. Холодными пальцами она зарылась в его густую шевелюру и силилась прижать его голову как можно ближе к себе. Бог поминутно коротко порыкивал. Он наслаждался; не болью её, не слезам и не смертью, а её чувствам и жизнью, её телом. С трудом оторвавшись от неё, тяжело дыша, Соник.ЕХЕ впился расширенными зрачками в её нефритовые глаза.       -…То лишусь этого, — закончил он начатую фразу.