When we're high

I’d swallow the moon and the stars To follow the beat of your heart Oh when we’re high Oh my God, you blow my mind So let’s get high, let’s get high Live until we die, yeah Oh you and I, you and I Let’s just do it one more time, one more time A million times Let’s get high, let’s get high Live until we die, yeah*

Когда тебя впечатывают в стену, это, наверное, не слишком приятно и даже обидно, но только если это не Харрисон Остерфилд собственной персоной, — так, по крайней мере, думал Том. Холланд только что вышел из душа и поэтому был в одном белом мягком халате, с мокрыми, слегка вьющимися волосами, с чуть влажной, приятно пахнущей кожей и с четко разделенными от воды ресничками, обрамляющими блестящие карие глаза. Ну как не воспользоваться этим моментом? Вот и Хаз не понимал. Он прижал Холланда к стене практически сразу после того, как тот переступил порог ванной комнаты. Пара секунд и два отчаянных стука сердца, — и вот актёр уже стиснут между стеной и своим ассистентом, а губы смыкаются на шее, язык лениво проходится по влажноватой коже, мягкой, с запахом цитрусов. — Да ты издеваешься, — не вопрос, а как констатация факта. — Я же только вымылся. А ты грязный и телом, и мыслями. Не смотря на все попытки увернуться, — хотя, честно сказать, сопротивлялся Том очень вяло, будто лениво играясь, — Харрисон не оторвался от мягкой кожи, а только плотнее прильнул к разгоряченному после душа телу. Губы скользнули вверх по шее, чмокнув за ушком, язык обвёл ушную раковину, а после Остерфилд горячо выдохнул, отчего у Холланда побежали мурашки и чуть ли не подкосились ноги, — если бы не крепкие руки, обвивающие его талию, он бы точно рухнул вниз и падал бы бесконечно в эту вязкую бездну. Хаз смыкает зубы на мочке, зажимая нежную кожу, и перекатывает её на языке. Том закатывает глаза, открывая рот в тихом, почти безмолвном, протяжном стоне, а перед глазами всё на миг темнеет, и он падает, падает, падает в бездну, тянущую своими липкими и сладкими, как карамель, руками, — и, как ни странно, они так похожи на руки Харрисона. Выныривает из этого омута он только благодаря мягким губам, что накрывают его губы, и Холланд судорожно хватает ртом воздух, а после углубляет поцелуй, обнимая ладонями любимое лицо. Остерфилд ловко развязывает чужой халат и поддевает мягкую ткань на плечах, оглаживая их, и халат слетает вниз, к ногам. Всё тело вновь покрывается крупными мурашками, и Тому вроде бы и холодно, но в то же время удушающе жарко. Горячие ладони скользят и обводят его плечи, а тонкие пальцы проходятся будто по самим нервам, чужое дыхание обволакивает губы. Руки спускаются по локтям и вновь поднимаются к шее мягкими, ласкающими движениями, пока язык смело орудует внутри рта, гладя нёбо, а губы напористо обхватывают чужие губы. Ладони движутся к груди, намеренно, но будто невзначай, задевая твёрдые соски, и скользят ниже, пальцы перебирающе проходятся по ребрам, — Тому становится щекотно, и он широко улыбается в чужие губы. Харрисон прерывает поцелуй на секунду, но потом полностью обхватывает желанные уста, а следом зажимает чужую нижнюю губу и, делая губы «уточкой», тянет на себя. Он медленно отрывается от Холланда, и между их губами тянется поблескивающая ниточка слюны. Том обвивает руками шею парня и притягивает обратно, — пара секунд на расстоянии кажутся обоим непозволительно долгим промежутком времени, — обнимает ногой за талию. Хаз, конечно, приближается ещё плотнее к голому телу и буквально впечатывается пахом в Тома, поглаживая ладонью его бедро. Губы вольно гуляют по шее и ключицам, и Холланд запускает руку в светлые волосы, прикрывая глаза и сильнее откидывая голову назад, упираясь затылком в стену, а другой ладонью гладит предплечье, спускаясь к локтю, и потом скользит вниз по прессу, и тонкие пальцы уже ныряют под резинку серых спортивных штанов, сжимая и чуть оттягивая её. Том, чуть подпрыгивая, обвивает талию уже двумя ногами и приподнимается чуть выше, и Харрисон тут же припадает губами к груди, влажно целует посередине, а потом вновь поднимается к шее, практически вылизывая и так безупречно чистую кожу. Холланд зарывается обеими руками в чужие взлохмаченные волосы и сильнее прижимает его голову к себе, закусывая губы, чтобы не сорвать горло от криков и стонов. Но, когда Остерфилд совершает бедрами плавные фрикции и одновременно с этим целуя вдоль линии подбородка, он распахивает рот в громком коротком стоне и так и не закрывает его, хрипло дыша. И понимает, что бездна не только у него под ногами, — она везде, цепляется со всех сторон, и он, кажется, уже на треть состоит из этой бездны, — она внутри. Хаз, крепко придерживая партнёра за бёдра, отрывает его от стены и, не прекращая целовать тянущиеся к нему губы, переносит на кровать, благо, стоящую не так далеко. Том продолжает стискивать коленями его талию и поддевает пальцами ног резинку штанов, только бы поскорее их снять. Харрисон сжимает чужое бедро и отводит в сторону, впиваясь ногтями в упругую кожу, заставляет Тома закинуть ногу ему на плечо. Губы нежно касаются выступающей косточки, а ладони проводят по бедрам вверх-вниз. Холланд громко втягивает носом воздух, сжимая губы, когда средний палец обводит края входа, медленно проталкивается внутрь, а потом резко выдыхает через рот, хрустит пальцами, сжимающими простынь. Он жмурится, тихо шипит, иногда нетерпеливо подаваясь бедрами вперед, и мычит в согнутый локоть, когда четыре пальца чуть сгибаются. Громко сглатывает слюну, когда пальцы выходят из отверстия, а потом резко входят обратно. Он прикрывает глаза, — и чёрная бездна у него перед глазами, глубоко дышит через рот, так, что губы тут же пересыхают, и он то и дело облизывает их, опять сглатывает, чтобы хоть как-то смягчить иссохшее горло. Пальцы выходят из горячего нутра с чавкающим звуком, и Харрисон сразу приставляет головку к анусу, а Том ступнями пытается больше спустить чужие штаны, гладит поясницу. Первое движение — как спасительная вода для иссыхающего от жажды горла, как оазис в жаркой пустыне. Холланд глотает её жадными глотками, тонет в пресных водах, не желая спастись. Актёр притягивает ассистента за шею, ладонь соскальзывает с потной кожи, но Том сжимает крепче, почти до боли, и приближает к себе плотнее, резко подаваясь бёдрами навстречу. Он судорожно дышит Остерфилду на ухо, а потом скользит языком по ушной раковине, кусает мочку и хрящ. Хаз шипит и толкается сильнее, жёстче, заводя руку другу за плечо и обнимая его ладонью, вжимаясь пальцами в ключицу. Он кусает другую ключицу, и, с закрытыми глазами, Том отчётливее ощущает чужие зубы и мягкость языка. Ещё один резкий толчок — и Холланд выгибается дугой, потому что головка попадает по простате, и перед глазами разноцветные искры начинают метаться ошалелыми огнями в бесконечно-черной бездне. Харрисон припадает к чужим губам грубым движением, ловит ртом горячие вздохи и с каждым палящим губы выдохом толкается бедрами вперёд. Терзает зубами тонкую кожицу, ласкает языком нёбо и дёсны, кусает подбородок и отставленную шею. Том гладит ладонями спину, а потом спускается к пояснице, сжимает чужие ягодицы и тянет вверх, почти рычит и после кусает чужие губы в ответ. — Давай, пожалуйста!.. Пожалуйста, пожалуйста… — ему остаётся только молить и громко стонать, сжимая бёдра и ладони, впиваясь ногтями в кожу и оставляя красные полосы. Руки перемещаются наверх, к голове, и пальцы путаются в волосах, взъерошивая их, прижимают ближе. И Хаз наклоняется к груди, целует мягко, поднимается губами к плечу, влажно чмокая кожу. Он ускоряет темп, начиная вбиваться быстрыми толчками в умоляющее тело, и Том обнимает чужие плечи, дерёт ногтями кожу от почти разрывающей его горячей плоти внутри и почти захлебывается в своих стонах и тихих мольбах. Остерфилд изливается внутрь через пару таких толчков, рукой помогая Холланду дойти до пика, и актёр кончает ему в ладонь, из которой сперма крупными каплями падает на часто вздымающийся живот. Том наконец распахивает глаза, выгибаясь дугой и раскидывая руки в стороны, — и в этот самый миг он чувствует себя распятым на кресте грешником, — до острой боли закусывает нижнюю губу, и от резкого света перед глазами белеет, но сквозь этот плотный туман он находит лицо друга и касается ладонями его горячих щёк, приближая к себе. Он мягко, почти невесомо, целует губы ассистента, часто моргая и с нежностью смотря в ярко-голубые глаза, пока туман не растворяется в карей радужке. Том дышит часто-часто, не в силах привести дыхание в порядок, и челюсть уже начинает сводить от того, что он открывает рот слишком широко. Но Харрисон, совсем не помогая, а наоборот усугубляя, целует его плечо и ключицу, громко причмокивая и оставляя красные следы, а где-то ещё и от зубов. Губы ведут ниже, к животу, и собирают капли семени, Хаз обводит языком пупок и слизывает белёсую жидкость. Холланд, откидывая голову назад, почти свешивая её с кровати, задерживает дыхание, а потом резко выдыхает; томно мычит, когда губы доходят до тазовой косточки, а чужие ладони поглаживают его бёдра и колени. Остерфилд наклоняется ниже, задевает губами мошонку, спускается языком вниз и переводит взгляд на Тома, пододвигая ближе к нему белую подушку. И Том всё понимает. Без слов. Только по одному взгляду ярко горящих голубых глаз. Он берёт предлагаемую подушку и, перевернувшись на живот, подкладывает под грудь, уперевшись подбородком в мягкий материал. Холланд чуть приподнимается, упираясь коленями в постель и отставляя зад, нервно покусывая губы то ли от нетерпения, то ли от стыда, или от того и другого сразу. Харрисон не спешит — легонько ведёт пальцами по икре и сгибу колена, наблюдая, как чужое тело покрывается мурашками, поднимается чуть шершавой ладонью по бедру и немного продавливает на левой ягодице упругую кожу кончиками пальцев; замирает. — Если ты так и продолжишь пялиться, я двину тебе пяткой в нос, — сглатывая слюну, угрожает Томас, но на самом деле это своего рода просьба поскорее начать. Хаз смеётся, и Том чувствует кожей его смех совсем близко, и уже через секунду мягкие губы пару раз целуют ягодицу. Язык спускается от копчика вниз по ложбинке, Харрисон ладонями раздвигает ягодицы и обводит языком сжимающуюся дырочку, скользит внутрь и чувствует вкус собственной спермы вперемешку со смазкой. — Ты же знаешь, мне все равно придется мыться… Из-за кое-кого, — голос актёра звучит совсем немного недовольно. Язык выскальзывает из ануса, и губы сразу перемещаются на ягодицы, оставляя влажные поцелуи — Мне, — поцелуй, — всё равно. — Ну, я так и поня~л!.. — последняя гласная срывается на громкий стон, потому что язык вновь оказывается внутри, заставляя сперму стекать наружу. Том зажимает рот рукой и утыкается лицом в подушку, сжимая её и слыша, как она хрустит под пальцами. Он почти жалобно стонет и мычит в ладонь, пока Хаз трахает его языком то медленно, сильнее впиваясь ногтями в кожу, то резко, проталкивая его максимально глубоко и слыша, как внутри чавкает слюна со спермой. Харрисон, вынимая язык, облизывает губы и шумно сглатывает, вновь целует копчик и скользит губами вверх по позвоночнику, гуляя пальцами по рёбрам. Добирается до шеи, опаляя её своим дыханием, и кусает хрящ, хватая Тома за влажные на загривке волосы и потягивая на себя. Холланд, упираясь локтями в подушку, выгибается, будто кошка, и Остерфилд следит, как капля пота стекает по позвонкам к копчику, а член скользит между ягодиц, терзая чувствительную нежную кожу, и Том изредка подаётся взад-вперед, усиливая трение. Харрисон тычется губами в шею, горячо дышит в затылок, обнимая его ладонью за шею и водя большим пальцем по позвонкам. Он медленно двигает бёдрами, так, что головка проезжается по копчику, а яйца шлепают по ягодицам. Остерфилд ведет пальцами по нежной щеке, скользит по губам, собирая слюну, и проталкивает два пальца Холланду в рот, потягивая на себя. Он мычит и почти хрипит, впиваясь зубами в фаланги, но всё равно облизывает пальцы и подаётся бёдрами назад, прикрывая и закатывая глаза. Каменный стояк скользит между ягодиц, сочась смазкой, и Том, не без наслаждения, ощущает, как она вместе с семенем стекает вниз по бедрам. Оборачивается назад и открывает губы, и Хаз сразу выполняет его желание — целует тянущиеся к нему губы, и Холланд чувствуется солоноватый вкус на языке. Они отрываются друг от друга с громким причмокиванием. Он остервенело дрочит себе рукой, захлебываясь слюнями и наслаждением, и кончает во второй раз, закатывая глаза, и, дрожа всем телом, падает грудью на подушку, соприкасаясь с ней щекой и чувствуя, как слюна стекает по подбородку. Харрисон отодвигается и садится на постель, быстро водя кулаком по члену, чтобы поскорее довести себя до разрядки. Но в планы Тома это не входило. Он приподнимается и садится на колени перед ассистентом, останавливая его руку и целуя в шею, переходя короткими поцелуями на скулу. Давит ладонью на грудь, заставляя его облокотиться на спинку кровати, и Хаз чуть отодвигается назад, принимая более удобное положение, а Холланд скользит поцелуями вниз, по груди и прессу. — Том, что ты… — его вопрос прерывают губы актёра, обхватившие головку члена, и ладони, что легли на бёдра, чуть сжимая. Он отрывается от члена с мокрым звуком и поднимает голову, смотря прямо в голубые глаза. — Мне запрещается доставлять тебе удовольствие? — Нет, но… — Тогда помолчи и получи это удовольствие, — Холланд рукой затыкает другу рот и вновь наклоняется к члену. Он пускает слюну на головку и слегка дует на неё, а потом заглатывает её полностью, так, что упирается в щеку, и, поворачивая голову, скользит губами по стволу, обхватывает мошонку и выпускает изо рта с громким причмокиванием. Широко лижет от основания до конца и мягко обхватывает головку, гладит языком уретру, спуская ладонь от шеи до бедра. А после резко берёт в рот настолько глубоко, насколько позволяет горло. И в этот самый миг Харрисон понимает, что делать минет — самая лучшая идея Холланда за весь день. Хаз упирается затылком о резную деревянную спинку, давя почти до боли, и мычит, тихо стонет, хватая каштановые волосы и наматывая на палец мягкие пряди, почти высохшие после душа, но влажные от пота у корней. Том вновь заглатывает почти полностью, быстро работает головой вверх-вниз, ловко орудуя языком и изредка специально касаясь зубами тонкой кожицы. Он в последний раз обхватывает головку губами, стягивая кожу, громко хлюпая слюной, и Харрисон кончает ему на лицо, сжимая бедра и зажмуриваясь до цветных разводов перед глазами. Сперма стекает по щеке, влажным губам и подбородку, капает на ключицы, и Том судорожно дышит, часто моргая и облизывая свои губы, ощущая на языке уже ставшим родным солоноватый вкус. Остерфилд в порыве то ли страсти, то ли нежности резко подаётся вперед, целуя любимые губы и смакуя их вкус, размазывает белесые капли по щеке, притягивая ладонью к себе за шею. Он отпрял от друга всего на секунду, а потом, быстро чмокнув в самые губы, соскочил с кровати и пошёл в сторону душа. — И ты оставляешь меня одного в таком виде? И это ваше британское джентльменство, Харрисон Остерфилд? Хаз посмеивается, улыбаясь краем губ. — Ну, тогда, может, ваша светлость Томас Стэнли Холланд соизволит пойти с простым смертным в душ? Его хватит и на двоих. — Пошёл ты! — белая подушка летит в Харрисона, но он уворачивается и скрывается за дверью ванной комнаты. Том тут же идёт следом. — У меня вся спина в царапинах, да? Жжется, — спрашивает Хаз, поворачиваясь спиной, когда Том заходит. — Да. — Чёрт. Если Зендая увидит это и начнет стебаться, ты будешь выкручиваться, — предупреждает Остерфилд, включая воду. Холланд смеется, легонько тыкая друга локтем в бок. И когда Харрисон слышит этот смех, его глаза начинают сиять ярче огней ночного Лос-Анджелеса за окном.