Трудоголизм

Кузни кипели работой и жаром. На нижних уровнях ковались кривые ятаганы; двое злых от лавовой жары и света помощников Тхурингвэтиль в обликах летучих мышей цеплялись лапками за стену, завернувшись в кожистые крылья, и нещадно кусали каждого орка-кузнеца, посмевшего отлынивать от работы или сделать ошибку. Выше майар заклинали бичи балрогов и делали к ним рукояти; броня авангарда проходила через их руки, и творили они для командиров, не просто живого мяса, и стучали молотами по будущим стальным когтям для волков. В стороне же от них изготавливались вещи не для войны – крепость дышала, была живой, в крепости вечно что-то ломалось, и от замены петель на вратах в тронный зал и цепей для пленных до ножей на разделывание мяса на кухни, - у кузнецов всегда были заняты руки, и посменная работа никогда не останавливалась полностью. Кузница пела и была сложным муравейником из рук, огня и окриков. И лишь наместник Ангбанда мог менять что-то в этой сложной системе, когда у него находилось личное время, чтобы здесь появиться, или дело, которое необходимо было свершить самому. Майрон сбросил влажную рубаху в сторону и глянул ещё раз на стопку эскизов. Всю ночь он выбирал лучший, но до сих пор не был уверен в своём решении. Поминая поганую историю с эльфийской девкой – грёбанная сука, после потери Тол-ин-Гаурхот Майрон годами восстанавливал свой статус - владыка их Мелькор пожелал иметь при себе такой же нож, каким вырезали камень: чтобы давать пленным доспех, а потом, смеясь их ужасу, вскрывать небольшим оружием, словно прорезая бумагу. Ну, или фрукты резать под настроение. В общем, Владыка Тьмы жаждал развлечений и незамедлительной исполнительности. Обломки Ангриста майа изучил, сколько мог, и уже понял, как улучшить работу какого-то там подземного крота, который лишь создание Ауле, но никогда не видывал своего великого «Махала». Пускай с годами стал бывший учитель раздражать, его чопорность – глаза резать, и замечания стали пустыми, ограничивающие лишь его стремления, но мало кто в Арде мог сравниться с ним в мастерстве и искусности. Майрон считал, что уже мог. Майа выложил перед собой три эскиза, а остальные бросил в раскалённую печь. Все три были сочетанием изящества и острых углов – он знал, какие вещи придутся по душе Мелькору, потому что их вкусы были всегда противоположными. Майрон утёр пот и сдавленно зевнул; три недели он поднимался ещё до тусклого северного рассвета, так как Мелькор перед новой военной кампанией, которая должна была стать сокрушительной точкой для эльфов, вздумал переформировывать армию, а следить за исполнением своих стратегических идей назначил Майрона. Основным изменением были драконы – а орки боялись их больше любого бича, и только Майрон мог вышколить их так, чтобы визжащий и орущий тупой сброд превратился снова в машину убийства, инструмент в руках Мелькора… Разумеется, Майрон не жаловался. Майрон и сам бы никому этот труд не доверил, как и многий другой. А на кинжал можно попробовать не один вариант. Майа стянул волосы в высокий хвост тесьмой, надел кожаный фартук. Он пропитался жаром кузницы, и если была с ним какая усталость, то постепенно уходила она от предвкушения. Выбранный им заранее металл уже раскалился. И Майрон с наслаждением ударил по заготовке. Мелькор скрытой тенью проник туда, куда ходить не любил. Жара его отвращала, если это был не жар его любовника, так что в кузницы он приходил лишь тогда, когда был в достаточно хорошем расположении духа, чтобы искать Майрона лично, и чтобы показать себя жителям крепости; орки взирали с рабским ужасом и хмельным восторгом одновременно, майар кланялись сдержанно, пряча яркие, огнём ещё Удуна, глаза. Но сейчас Мелькор никому не показывался. Ему нужен был хозяин этой кузницы, так как Мелькор находил забавным отвлекать его от работы. И это стоило того, чтобы укутаться в обрывки темноты, прокрасться ходами у стен и, потревожив лишь нюх вампирских тварей на живую кровь, очутиться в десяти шагах от ничего не замечающего Майрона. А майа на самом деле увлёкся. И был непростительно… Волосы факелом взвивались над плечами; то медные, то всё же рыжие, сейчас они переливались языками пламени. Сильные мышцы бывалого кузнеца, позволяющие ему без труда поднимать-отпускать молот, перекатывались под кожей, очерченные от напряжения; Майрон был меньше Мелькора в росте и в ширине плеч, но никогда не был слаб. Солёный пот катился с майа градом, пропитывая завитки волос на загривке, делая блестящей спину и опускаясь влагой в изгиб поясницы, которую приятно было накрыть ладонью. Мелькор как скрестил руки в проходе – так и замер. Потому что слишком уж легко было представить, что можно подойти, обхватить сзади поперёк пояса, развернуть за волосы голову и затолкать язык глубоко во влажно-теплый рот. Затем оттащить к столу, сбросить с него всё любовно-рядочками разложенное барахло и завалить Майрона прямо здесь, заставляя кусать пальцы, срываться в рваные стоны и закатывать глаза от удовольствия. Или орать. Или просить. Или чтобы он взял в рот, а потом сам подставился. Или самому взять сначала, усадив майа на всё тот же стол и раздвинув ему ноги, вала против сейчас не был. Кажется, они не спали друг с другом слишком долго. Кончики пальцев в перчатках закололо, а в животе настойчиво потянуло. Мелькора потянуло вперёд… И Майрон ударил по заготовке снова, выкрикнул что-то громко и столб пламени до потолка на миг окутал его. Мелькор поморщился и кисло подумал об уже имеющихся ожогах на руках. Плохая идея. - Повелитель? – Майрон удивлённо обернулся. – Ты давно здесь? - Ровно столько, сколько ты меня не замечаешь, - пренебрежительно отмахнулся Мелькор, потому что от вида раскрасневшихся скул и шеи он потерял изначальную мысль. Вала подумал, что было бы хорошо провести от ярёмной впадины по уродливому шраму от собачьих клыков языком. Майрон ненавидел, когда он так делал, но взвыть мог так, что аж дрожал всем телом. Майрон потянулся и смахнул пот со лба. Но больше он не отвлекался, продолжая делать базовые манипуляции с заготовкой, чтобы не испортить её. - Что ты делаешь? - То, что ты просил. Я сделал несколько эскизов, но утром ты отказался их смотреть, а потом у меня не было времени. Мелькор лениво взял один из листов за край. - И чем это ты таким был занят? - Был на учениях с драконами, кстати, объясни им уже разницу между нашими солдатами и эльфами, меня они не слушаются; два волколака больны, но это самки, их волчата, вырастая, всегда были самыми яростными, и никакой орочьей бурдой их лечить не станут; идиоты из третьего разведывательного отряда повадились таскать каждого рыжего эльфа, которого удаётся поймать у Предела Маэдроса, даже баб, и мне приходится их проверять по очереди… А ещё мор, что ты отправил людям в лес Бретиль через заражённых орков, оказался не таким сильным, и несколько из них вернулись. Лучники не знают, стрелять ли в них, ведь сейчас лето, и трупы начнут разлагаться и распространять болезнь, так что если бы ты… - Я понял! Достаточно! – Мелькор раздражённо взял уже третий эскиз и кусок угля. – Ты занят, я понял. Ещё несколько столетий назад за подобные слова вала вырвал бы Майрону язык. Однако за годы слишком многое в Ангбанде стало держаться на нём, и хитросплетённая хаотичная сеть жизни в крепости была для Майрона огромным, но понятным механизмом, к которым он временами испытывал странную жажду. Даже Мелькор не знал всего того, что происходит в Ангбанде в той или иной день, не желая погружаться в большую часть копошения этих термитов – но если было необходимо, то он спрашивал Майрона, и у него всегда находился ответ. А Мелькор творил драконов, проклятья и судьбы вдали от этого низменного гудящего роя. «Интересно, он есть успевает?» Майар, оно, конечно, не обязательно. Но лишним никогда не было… Спать-то точно успевал. Однако это Мелькор знал от того, что Майрон занимал левую половину постели в их общих, обширных покоях, и имел привычку закидывать на него со спины руку и ногу, дыша в ухо. Мелькор парой быстрых росчерков подправил эскиз, добавив на лезвие зубьев. Развернул к Майрону и сказал: - Сделаешь так. Рукоять на твоё усмотрение. Майа несколько секунд ничего не говорил. После чего медленно выдохнул и толкнул заготовку в чан с холодной водой. Та зашипела, поднялся пар, а на вопросительный взгляд Майрон только пожал плечами. - Ты не говорил, что тебе надо зазубренный. Материал лучше другой. - Добудешь, - скучающе. - Добуду, - кивнул Майрон. А ведь Мелькор уже успел подумать, что тот начнёт спорить. Майрон зевнул, взял эскиз, бросил в огонь остальные. Кожа с подсохшим потом оказалась близко-близко, но сейчас Мелькор решил его не трогать. Успеется ещё. Совсем скоро успеется. И завалить его на несколько часов на удобную постель будет куда приятней. В час ночи Мелькор осознал, что его «скоро» надулось и лопнуло, как мыльный пузырь. Вала не думал, что дождаться собственного любовника в его же комнате будет так сложно, но шёл час, второй, а Майрон и не думал появляться. Крепость, тем временем, постепенно ушла на покой, даже крики пленных вдали поутихли в усталости, и пускай Ангбанд никогда не был тих окончательно, но зоркая в темноте и с острым обонянием Тхурингвэтиль уже разместила своих летучих мышей стеречь крепость до рассвета. Подобно чудовищной горгулье вампирша лично просидит над воротами несколько часов, так как волкам Мелькор теперь не доверял; и обо всех этих восхитительных событиях крепости ему уже доложил Лангон, так как Мелькору было решительно нечем себя занять. Вала не отпустил его, но приказал пить и играть шесть партий в кости подряд; за проигрыш Лангон бы лишился ушей. Когда он после третьего стакана чего-то креплёного, с юга, из кактусов, умудрился не проиграть, Мелькор заподозрил его в слишком тесном общении со стражниками – те резались в кости бесконечно, пока их никто не видел – и выгнал вон. Майрона всё не было. К половине второго Мелькор потерял терпение, раздражённо избавил голову от особенно давящей усталостью на виски короны и решил, что поймает Майрона утром. В тот же миг боковая дверь в спальню открылась, майа бесшумно скользнул в спальню из своей половины их общих комнат – обоих хватало на общую постель максимум – и только спустя несколько секунд заметил не потушенные факелы и сидящего на постели Мелькора. - О, - произнёс Майрон спустя ещё секунд десять. – Ты не спишь. - Не сплю, как видишь. - А… ага. Не спишь. Майрон разоблачался на ходу. Плащ, сапоги и лёгкая верхняя куртка остались на полу у входа, пояс и рубаха слетели на полпути к кувшину воды, из которого майа отпил жадно и прямо от края. Мелькор вытаращился на него, так как Майрон мог стать раздражённым, если переставить книги на его полке в неправильном порядке на одну, но похоже разведённый вокруг себя бардак его не волновал. Как только Майрон остался лишь в штанах, из головы валы мигом вылетело всё раздражение на задерживающегося майа. Мелькор хорошо знал, чем его с лихвой компенсировать. Снять штаны вала дал Майрону самостоятельно. Смутно осознающий происходящее Майрон полетел в его объятья, когда Мелькор дёрнул его за запястье. Майа неловко рухнул ему на колени, и жадный нетерпеливый поцелуй принял осоловело, но покорно. Мелькор прижал его крепче к себе. Перевернуться и повалить на постель и без того раздетого, в одном только белье, Майрона, стоило всего ожидания. Пока торчал один, Мелькор насчитал, что они не занимались сексом уже несколько месяцев. Сучья засуха в пустыне. Майрон что-то невнятно пробормотал. Вала подумал, что хочет его бубнёж игнорировать, и стянул зубами со своих рук тонкие перчатки, уменьшавшие контакт и боль в ладонях. Но настойчивое желание, сразу запульсировавшее в паху, сметало его здравый смысл - не в первый раз и не в последний. Мелькору хотелось всё ощущать напрямую. - Мелькор, постой… давай, не сейчас... эй, ты меня слышишь вообще? Майрон упёрся ладонью в плечо. Вала недовольно нахмурился; если Майрон не хотел, то не давался вообще, и не ломался уже в виде разложенном и готово-манящем. - Я устал, давай потом… - Майрон широко зевнул, жмуря пряно-золотистые глаза и ёрзая на постели. – Высплюсь… - Ты охренел? - Нет, ну я, правда, усну скорее, - вяло пробормотал майа. – Или просто… уа-а-а… усну… Спать хочу. Сейчас. - Ты хочешь спать, когда я к тебе пристаю? – со сдерживаемым раздражением и нарочитой задумчивостью сказал вала, проведя плавно ладонью по чужому бедру. Всегда этот простой жест находил отклик. Всегда. - Я просто хочу спать, - Майрон тронул валу за щеку, но равнодушно уронил руку. – Отстань, а? Потом давай. От удивления Мелькор даже дал Майрону повернуться набок прямо перед ним, притянуть к себе подушку и уткнуться в неё носом. А когда вала опомнился, майа уже спал так крепко, что когда Мелькор грубо сдвинул его с середины постели, то тот только тихо засопел. Спустя три недели попыток зажать Майрона и развести хотя бы на глубокие поцелуи, несколько засосов у шрама и неторопливый расслабленный петтинг, Мелькор досконально знал его расписание и понимал, что майа сошёл с ума. Первую неделю Мелькор потратил на вычисление времени его подъёма – наивный идиот. Из теплой постели Майрон выбирался задолго до рассвета, на севере позднего и темного за тучами, но более-менее обозначавшего начало серого дня. С выучкой, от которой за милю пахло муштрой Ауле, майа приводил себя в порядок и умывался за какие-то полчаса, и следы его недосыпа испарялись с его лица, после чего оборачивался в летучую мышь и покидал покои через окно. В такой час и самому ничего не хотелось. Весь день наместника Ангбанда оказался расписан поминутно, с учётом переходов от места к месту. Ни разу Мелькор не застал его бездельничающим или хотя бы отдыхающим, предававшимся размышлениям. В его день включалась слежка за учениями, волками, кузница, а так же тысяча и одна тех или иных дел, которым вала быстро потерял счёт, и не подозревавший раньше, сколько вещей в крепости одновременно могут пойти не так. Время на еду Майрон выделял себе через раз, на ногах был часы подряд в течение многих дней, но глаза его горели энтузиазмом, и лишь изредка майа позволял себе потереть переносицу. Он выполнял работу рук и глаз Мелькора идеально – и, пожалуй, даже слишком идеально. Потому что вдоволь навампирившись своим трудоголизмом, Майрон падал в постель после полуночи и спал от силы четыре часа. Чтобы наутро всё начать сначала. Мелькор снял с него часть приказов; ответственность раскидалась по тем нескольким лицам, которым он сам доверял. Драконами Мелькор занялся сам, тем более что это Майрон даже просил; валу они слушались лучше, а орки и пикнуть не смели, зная, что сам Владыка Мелькор за ними наблюдает, и готовы были б лезть хоть в клыкастые глотки. Кинжал сковать мог бы только Майрон и уже увлёкся любимым делом, но Мелькор сказал ему, чтобы не вздумал торопиться и вообще, он готов ждать хоть до зимы. Лангону за его докладом он прозрачно намекнул, что ему стало казаться, что в его вотчине бардак. И в итоге не изменилось ровным счётом ничего! Переполненный рьяного фанатизма Майрон сам находил себе новое дело. С дерганой истеричностью он волновался за качества дел в крепости, в которых перестал принимать участие, уверенный, что они будут недостаточно совершенными. Казалось, Майрон чувствовал себя комфортно лишь будучи загруженным до самого верха. Стремление к абсолютному порядку никогда не могло привести ни к чему хорошему: не привело тошнотворный Валинор, не привело и Майрона. Его майа просто окончательно свихнулся. Конечно же, прекрасно зная, что на холодную постель Мелькор скрипит зубами, но всё равно не оставляя свободным капли своего ценного времени. - Только не говори, что будешь снова? - Ты отбиваешься или вырубаешься. Это начинает мне надоедать. - Не вырубаться не могу. Сегодня у Майрона был расслабленный день. Он пришёл на целых полчаса раньше, но желание к нему приставать пропало у Мелькора ещё на прошлой неделе. Майа продолжал вяло отмахиваться обещаниями отоспаться и всё наверстать, но они были так же лживы, как и уверенность Майрона в собственной адекватности. У него как раз под глазами появились нездоровые мешки от недосыпа. До недавнего времени Мелькор считал, что у айнур так не бывает, но Майрон бил все трудовые рекорды и привычно шёл в первых рядах. Майрон сидел на стуле и готов был заснуть, уткнувшись в его спинку. Спустя пару минут Мелькор закатил глаза – он что, боялся приближаться? не собирался вала больше приставать – но майа вдруг выдал: - А впрочем, валяй. Делай, что хочешь. Но я всё равно буду дремать. - Какой смысл… - Моё дело предложить. Майрон разделся догола до того, как Мелькор возразил, стянув и хлопковое бельё. Не стесняясь своей наготы, он разлёгся на кровати на животе и отвернулся от валы. Видимо, решил, что ответ Мелькора – нет. Но вала поймал себя на том, что колеблется. С одной стороны, это предложение казалось откровенно скучным. Майрон был достаточно уставшим, чтобы не реагировать ни на какие внешние раздражители; да и ковыряться самому в одиночку – ни смысла, ни удовольствия. Но с иной… В полумраке спальни Мелькор всё равно видел веснушки на его лопатках и рот наполнялся слюной от желания их прикусить. Так что, притянув уже задремавшего майа ближе и уложив спиной к себе, вала так и сделал. Мелькор не ожидал, какой острой вспышкой предвкушения отзовётся вкус гладкой кожи и запах волос. Зализав укус, он прижал Майрона к себе теснее и, потеревшись о его ягодицы пахом, провёл языком по неровной поверхности шрама и впился в него губами. Это оказалось восхитительно. Сдерживаться не имело никакого смысла. Перчатки он бросил в стену. Майрон был сладко-расслабленным, каким Мелькор его редко видел, а трогал – ещё реже, и в этом оказалась своя прелесть. Носом он убрал пряди волос в сторону, чтобы прижиматься к мочке уха, покусывать её; а ладони сами собой огладили бока, торс, чуть сжали шею, давя, но, не перекрывая дыхание, и тяжко-жадно всё ощупывали. Горячее тело Майрона, чей внутренний огонь ослаб в покое и сне, было таким покорным и мягким, что Мелькора потянуло на аккуратность, и, вклинив всё же колено ему сзади между ног, плечи он расцеловал неторопливо, вдумчивая и прикусывая даже без следов. Собственная страсть перестала терзать. Вместо этого она тонким слоем разлилась в воздухе и покалывала кожу. Мелькор опустил руку к чужому паху. Трогать мягкий член было странно, и приходилось осторожничать, но стало интересно, возбудится ли так Майрон, и как быстро. Другую руку он протолкнул под ним и огладил соски. От прохлады в комнате те были чуть твёрдыми. Вала задышал чаще. Бархатная кожа ягодиц и ложбинки между ними одурманивала. В паху откровенно жгло – он тёрся твёрдым членом, то скользя плавно, то надавливая чуть сильнее, чем это было необходимо. Не сдерживаясь, он то и дело ощупывал внутреннюю сторону бёдер Майрона, и хрипло выдыхал от нежности кожи там, представляя не раз видимую там яркость следов. И, что возбуждало ещё сильнее, чужое естество под рукой постепенно наливалось кровью, а майа, пускай сохраняя ровное дыхание спящего, краснел щеками, шеей и пятнами на светлой коже ключиц. Мелькор развернул его, укладывая больше на спину и на сгиб своей руки, и поставил на них три засоса, надавливая костяшкой пальца на головку. Майрон рвано вздохнул и поморщился во сне, когда Мелькор взял в рот плотный сосок. На члене выступила густая капля смазки. Перчатку и смазку вала искал нервно. Ему уже хотелось большего. Пальцы в Майрона между его раздвинутых ног проскользнули легко. Давление было болезненно обожжённой руке – зато майа ни капли не зажимался, и шло не слишком туго. Голова Майрона чуть запрокинулась, губы приоткрылись, и Мелькор обвёл нижнюю языком. Спал уже майа не так уж и крепко. А в ответ на давление изнутри его член дёрнулся и прижался к животу, настолько стал напряжённым. Мелькор снова повалился сзади него, хотя рукам так было неудобно. Голова кружилась от запаха разгорячившегося Майрона, тесноты внутри него и то, насколько абсолютно майа в его власти. Вала заталкивал пальцы в любовника глубже, проходясь по твёрдой точке внутри него, и вскоре Майрон уже начал дёргаться на такие фокусы. Всё его тело потряхивало дрожью с головы до ног, и, мотая головой и будто бы не желая даже сейчас просыпаться, майа издавал судорожные вздохи. Грубовато обхватив мошонку любовника, Мелькор нажал внутри него сильнее. Майрон издал глубокий протяжный стон и стиснул пальцы на подушке. И ещё раз. И ещё раз. - М-м-м… - он приподнялся на локте, ударил плашмя ладонью, - ма-а-ах! Майрон осоловело развернулся. Посмотрев в его бездонные, расширенные со сна и от возбуждения зрачки, Мелькор осознал, что его терпение закончилось. - Ложись на живот, - прохрипел он, но в итоге уложил его сам. Ещё сонный Майрон сам раздвинул бёдра шире и сжал руками подушку. Мелькор растёр лучше смазку и вошёл, не встретив сопротивления. Его плоть обхватили мышцы плотно, но не так неприятно-сильно, как могло бы быть после долгого перерыва, и вала даже зажмурился на несколько секунд, пережидая смесь накалившегося пика удовольствия и оглушительного облегчения. Майрон промычал что-то невнятное, но нетерпеливое, и дёрнулся было полезть руками к своему паху. Мелькор навалился на него, придавил собой и толкнулся глубже. Как же майа застонал… Обычно Майрон больше сдерживался. Он шипел сквозь зубы, выгибаясь, зажимал себе рот рукой; а если тот был сверху, то Мелькора всегда ожидал пренеприятный укус от любовника в плечо во время оргазма. Но сейчас всё ещё плохо соображающий Майрон от наслаждения соображал ещё хуже, и на самоконтроль его не хватало. Мелькор крепко вжимал его в постель. Трение и воздержание накладывались друг на друга – он не смог бы долго держаться, не хотел этого, да и не было необходимости. Каких-то пара десятков глубоких и сильных движений понадобились разгорячённому Майрону, чтобы задохнулся, зажаться, застучать кулаком по постели и сорваться в три коротких рваных вскрика от накатившего на него оргазма. Вала резко кончил в сжавшееся вокруг него жгучее нутро, наплевав на то, как Майрон ненавидит после такого отмываться. Он локтём зажал вздрагивающего майа под собой, чтобы тот не думал отстраниться, и не выходил из него до того момента, как сердце не стало ровнять ритм, а по мышцам не разлилась восхитительная нега. Когда Мелькор отпустил его, Майрон даже не пошевелился – только до сих пор тяжело дышал. Он был весь перепачканным и перепачкал постель, за что обязан был вскоре зашипеть. Мелькор удовлетворённо почесал низ живота, подтянул бельё на место и вышел за полотенцем, чтобы обтереться. Спустя несколько минут обнаружив по-прежнему голого и уже снова откровенно сопящего в подушку Майрона на том же месте, где и оставил. Закатив глаза, вала отпихнул это вялое тело в сторону и – так уж и быть – обтёр и его. Рано утром Майрон проспал, а привыкший за ним следить Мелькор уже разослал предупреждение об отсутствующем наместнике по крепости и сделал вид, что крепко-накрепко обнял его во сне и придавил достаточно, чтобы смена облика не обернулась ничем хорошим. Спустя час майа смирился с ситуацией. И с наслаждением много часов отсыпался до полудня. А приходить после полуночи и уходить до рассвета Мелькор ему запретил прямым приказом.