***
А потом я прошёл через все пять стадий принятия неизбежного. Сначала было отрицание. Я до последнего не верил, что меня, такого расчудесного и распрекрасного, взяли да выкинули, как использованный гандон. Весь день я дышал над кастрюлей с варёной картошкой, отчаянно уповая на то, что я мог невероятно сильно простудиться и потерять голос в середине июля. После бессмысленное отрицание сменилось дикой яростью, и я заорал. Ну, как заорал. Бестолково поразевал рот, словно умственно отсталый тюлень, не смог выдавить ни звука и только ещё сильнее вышел из себя. С трудом подавив желание обмакнуть собственное лицо в кипяток, я перешёл к ёбаной надежде и выдумал хуллиард всяких «Вот если бы…», которые теоретически могли мне помочь не оказаться в нынешнем идиотском и обидном положении. Как ни поразительно, на практике это не помогло. А затем наступила моя любимая стадия. Я наебнулся в депрессию. Упал в неё с размаху, завернулся, как в мягкое одеялко, лёг и начал с упоением барахтаться, извалялся в ней и изгваздался. Я чувствовал себя, как человек, который купил миллион алых роз, бросил к ногам своего любезного, а затем выяснилось, что у него аллергия на цветы, поэтому у него распухла рожа и пришлось срочно везти его в больницу. Или как человек, который отвёл возлюбленного на крышу, чтобы показать ему рубиновый закат, а он панически боится высоты, из-за чего вцепился в какую-то ржавую трубу и дурным голосом орёт, что не хочет умирать. Или как человек, который приготовил любимому праздничный ужин, а того после домашней стряпни вдруг прошиб понос. Ну, как лошара ёбаный, короче.***
На следующий день наконец пришло принятие, и несколько часов подряд я провёл, инспектируя инстаграм-аккаунт Арсения на предмет лайков всяким шлюхам и пидорам. Основных подозреваемых было двое: стрёмная блондинка с нарисованными углём бровями и педиковатого вида пацан, который вечно фоткался в таких обтягивающих брюках, что можно было определить размер его члена прямо по фото. И по моим прикидкам хвастать там было нечем, кстати. По большому счёту мне было плевать, с кем он там трахался, но нужно было хотя бы определить, что писать на плакате — «Я знаю про твою блядь» или «Я знаю про твоего блядуна». Отправлять сообщение мне не хотелось, потому что, во-первых, этот паскудник мог вообще домой не явиться, а во-вторых, душа требовала драмы. В итоге я остановился на весьма лаконичном и изящном с моей точки зрения варианте «Ой, беги, сука, я всё знаю». Именно с таким транспарантом я и встретил своего мудака около десяти вечера в прихожей. — Привет, — бодренько поздоровался мудак, скидывая ботинки и даже не глядя на меня. Ага, скотина, в глаза мне смотреть стыдно, да? — На въезде в город такие пробки, ты бы видел… Да-а-а, про-о-обки, коне-е-ечно. — Что это у тебя? — удивился Арсений, наконец обратив внимание на кусок ватмана у меня в руках. — «Ой, беги, сука, я всё знаю». Что это? Ты о чём, Тох? Это шутка? — он усмехнулся, но, как мне показалось, нервно и наигранно. Ну неудивительно, блять, что тебя из актёров выперли. Я громко дышал и яростно смотрел на него, внезапно осознав, что объяснить-то ничего не могу. — Тох?.. — Попов уже с искренним испугом уставился на меня. Я молча (ну, естественно) показал ему жестом, чтобы он подождал, сбегал за маркером и быстро накарябал на обратной стороне листа «Я знаю, что ты мне изменил, падла». — Знаю, что ты мне… ну и почерк у тебя… что ты мне… изменил? — Арсений так ненатурально разыграл изумление, что сомнений в моей правоте не осталось. Хотя погодите-ка, их не осталось ещё в тот момент, когда я, блять, потерял голос из-за этого урода. Я бешено закивал и потянулся к заранее приготовленной половой тряпке, которой собирался прогнать его по улице через весь город. Жаль, обоссать её не успел. — Тоха, Тоша, Антон… Антон, еба-а-ать! — дикие вопли Арсения слышала, наверное, вся улица. Ну и поделом. Моего-то голоса, наверное, ещё долго никто не услышит.***
Если мы живём в мире, где даже соулмейты изменяют своим любимым, то нахуй такой мир. И нахуй таких соулмейтов.