ОТНОШЕНИЯ: ВСЁ СЛОЖНО

ОТНОШЕНИЯ: ВСЁ СЛОЖНО I. - Что это у вас? Перестановка мебели на ночь глядя? – спрашивает Иван. - Это не перестановка, - отвечает Леня Шадрин, поплотнее прикрывая за собой дверь гримерки. – Это у нас Ростик. Ростик. Коротко и ясно, больше пояснений не требуется. Кстати, очень подходящее имечко, чтобы назвать так какой-нибудь средних размеров тайфун, разнесший пару-тройку городов на океанском побережье. А то все «Марианна» или «Санта Анна» какая-нибудь… Сплошь несерьезные имена, совершенно не отражающие сути события. Иван направляется было в сторону выхода, но тут из-за двери доносится такой отборный, этаж за этажом, мат, что Ожогин невольно замедляет шаг. Нельзя не признать, что в исполнении Колпакова даже очень непечатная лексика может звучать музыкально. Если не слишком вслушиваться в текст, конечно. Хорошо, что сегодня экскурсии нет. Сейчас бы любознательные поклонницы мюзикла основательно пополнили лексикон. Дверь распахивается настежь и с размаху ударяется об стену. Ростик возникает на пороге. Из глаз летят искры, щеки горят, отросшие кудри стоят дыбом. Вся поза такая, словно он сейчас вцепится зубами в глотку первому встречному. И этим первым встречным оказывается Иван. - Какого … тебе тут надо? – шипит Ростик, яростно полыхнув глазами. Иван, конечно, впечатлен столь эффектным появлением, но реагирует спокойно. Он всякое повидал за прошедший год и стал менее восприимчив к подобным выходам. - Я домой, - говорит он. – Могу подбросить. - Спасибо, - угрюмо отвечает Ростик, слегка сбавив обороты. – Меня уже подбросили. - В смысле? – вежливо уточняет Иван. Ростик уходит в гримерку и начинает кидать вещи в рюкзак. На полу валяются стулья. Иван аккуратно обходит их и останавливается у окна. - Ты будешь смеяться, - почти рычит Ростик. – Мне сейчас сказали, что из меня хреновый гей. Иван с трудом удерживает лицо. - Кто сказал? - Угадай! – Ростик с ненавистью утрамбовывает в рюкзак футболку. Имя не звучит вслух, но Иван понимает, что речь идет о Корнелиусе Балтусе, который был сегодня на спектакле. После выступления мэтр пожелал сказать некоторым артистам пару слов наедине, и сегодняшнему Герберту тоже досталось пять минут аудиенции. Ростик ненавидит Герберта всеми фибрами души. Понимает, что Герберт не виноват, и это его личные тараканы, но поделать с собой ничего не может. Сегодня, в связи с визитом высокого гостя, Ростик завязывается в узел, берет тараканов в руки и пытается сделать вид, что рад играть этот адов сиреневый кошмар. Но, судя по всему, пустить Балтусу пыль в глаза не удалось. Ожогин понимает, почему Ростик в такой ярости. Иван, конечно, на особом счету: во-первых, он Ожогин, а во-вторых, он играл графа в Германии. Участие в мюзикле, поставленном на европейской сцене, для артиста из России почти как звезда Мишлен для владельца ресторана. Колпаков в Европе не играл, зато у него самый солидный актерский багаж в постановке русского «Бала Вампиров». Ростик переиграл в нем больше ролей, чем кто бы то ни было. Режиссер-постановщик в Москве это учитывал и, если вносил какие-то правки и замечания в его работу, то все равно не слишком усердствовал. Колпакову позволяется больше, чем остальным. Остальным же оставалось молча смириться с тем, что Ростику, за его стаж и послужной список, разрешается кроить роли по своим выкройкам. Но сегодня Ростик получил по шапке именно от того, кто имел полное и абсолютное право дать ему по этой самой шапке. Никто не спорит с тем, что Ростик почти идеален, но вот гей из Ростика, действительно, не получается. Выходит смешно, страшно, угарно, незабываемо, блестяще – как угодно круто и каждый раз по-разному, но только не то, что требуется по сценарию. Ну не дается Ростику правильный Герберт! А Балтуса, как нарочно, принесло именно на тот спектакль, где он играл Герберта. - Видите ли, этот образ не по сценарию! Не по сценарию ему, …! – Колпаков поддевает ногой валяющийся на боку стул и с грохотом ставит его на ножки. – …твою-то мать! Вот неожиданность, а? Да я и три года назад не мог сыграть, как ему хотелось! И если у меня никогда не получалось, то какого … меня опять воткнули на эту роль?! Я что, ее просил?! Да лучше обратно в ансамбль! Задолбало!!! - Не принимай близко к сердцу, - говорит Иван. Ростик с ненавистью во взоре оборачивается к нему. - Мне в «Геликоне» вообще сказали, что я могу хоть два платья на себя надеть, но от этого женственности у меня не добавится, - миролюбиво поясняет Иван. Ростик несколько секунд глядит на него. Потом резко поддевает ногой еще один стул и ставит его к стене. - Он мне посоветовал посмотреть парочку тематических комедий и снять оттуда что-нибудь характерное, - Ростик старается говорить так, словно речь идет о текущих рабочих моментах, но выходит у него не очень. Его отчитали, как школяра, практически обвинили в непрофессионализме. И Иван понимает, каково сейчас Ростику. Для самолюбия подобное просто невыносимо. - Ну вот, хорошо, примеришь что-нибудь на себя, и дело пойдет. - Пойдет! Как же! – с горечью отвечает Ростик. – Ну нет этого во мне! НЕТ! Не могу я это из себя достать! Могу только скопировать! - А мне даже кино смотреть не предлагали, - говорит Иван. – Я, видимо, совсем безнадежен. Ростик качает головой, берет рюкзак и закидывает его на спину. - До завтра, - бросает он, нахлобучивая на голову шапку, и выходит из гримерки. Иван не торопится идти за ним. Можно сказать, их интеллектуальная беседа прошла в теплой и дружественной обстановке. Ни один из них не гей и никогда себя таковым не ощущал. И тем не менее. Есть в этом изрядная доля абсурда. Именно у них – и не получается. Заставь их режиссер изобразить страсть друг к другу на сцене – наверняка получится еще провальнее, чем у Ростика с ролью Герберта. А между тем их свидания начались настолько давно, что это уже вполне можно назвать стабильными отношениями. II. В съеме квартир на час они оба профессионалы. Паспорта хозяевам отдают по очереди, уже предварительно между собой не договариваясь. Владельцы таких квартир не задают лишних вопросов. Оплата наличными. Залог. Через час или два – возврат паспорта и оставшиеся деньги из рук в руки. Схема отработана. Ростик лежит, закрыв глаза и закусив губу. Как на приеме у врача. Потерпите, больной. До конца процедуры еще десять минут. И пикнет долгожданный таймер. Иван не знает, что лучше – сделать ему приятно или сделать больно. Лучше или хуже? Какое наказание страшнее? Медленная тягучая нежность, которая вытаскивает душу и заставляет ныть каждый нерв? Или резкая быстрая боль? Болью Ростика не напугать. С нею он умеет справляться. То хромает, то морщится, просовывая руку в рукав куртки. Навернуться с высоты второго этажа с каких-нибудь декораций – для него обычное дело. Боль для Ростика привычна. Принимать ее легче и проще, чем ласки. Чертовски хочется сделать ему больно и вытянуть хоть какую-нибудь реакцию помимо выдоха сквозь зубы. Но Иван снова вспоминает, что боли Ростик не боится. Значит, пойдем от обратного. Губы скользят вдоль царапины на груди. Иван касается ее языком. Загрубевшая по краю рассеченная кожа имеет легкий металлический привкус. У Ожогина на боку такая же царапина. Оба получили ранения в бою: темпераментная Агата зацепила каблуком во время «Игры с огнем». Только у Ивана царапина ниже, чем у Ростика – из-за разницы в росте. Участия в процессе от Ростика не дождаться. Он демонстративно проявляет минимум интереса к происходящему. А вот делать с ним можно, что захочется. В определенных пределах, конечно. Даже в рамках концлагеря заключенному разрешается передвигаться. И Иван не упускает возможности. Их встречи зависят от изменчивых настроений Ростика, и каждый раз есть риск, что встреча не повторится, поэтому сегодня он позволяет себе не слушать желаний партнера. Да, игра не по правилам, но ведь они никогда правила не обговаривали. Так что Ростик сам виноват. И Иван удваивает усилия. Ростик обеими руками вцепляется в подушку. Зубы сжаты, глаза зажмурены. Но всему есть предел, и он вспыхивает, уже не в состоянии притворяться. Разъезжается по шву застиранная ткань наволочки. С губ бессвязно и рвано срывается: - П-пожалуйста... Нет, не в этот раз. Сегодня Иван не остановится. Ростик задыхается, закусывает палец, всерьез, до крови, но это не заглушает стон, и он стонет. Громко. Сладко. И больше не может себя сдерживать. Все остальное происходит бурно и неконтролируемо, как взрыв. …В комнате тают отзвуки только что случившейся катастрофы. Звезды перестают сыпаться с потолка, и становится опасно тихо. «Он ни себе, ни мне этого не простит, - думает Иван. – Но, что бы там ни было дальше, сегодняшний день я не забуду». Ростик спихивает его с себя и садится. Широкая спина белеет в темноте. Он тяжело дышит и резко отодвигается, когда Иван касается его плеча. - Что-то не так? Идиотски звучит. Но он не знает, что еще спросить. Ростика от этого вопроса ожидаемо подбрасывает. - А ты считаешь, хоть что-то из этого – так?! Иван молчит. Сейчас не требуется ответ. В молчании проходит несколько минут. Ростик выходит из ванной и начинает одеваться. Иван молчит. - Мы так не договаривались, - наконец произносит Ростик. Судя по смазанной речи, у него стучат зубы. - Верно. Мы вообще никак не договаривались, если помнишь. Ты со мной никогда не говоришь. Ни о чем. Ростик с остервенением влезает в толстовку, дрожащими пальцами убирает упавшие на лицо волосы. - Почему ты соглашаешься? Просто скажи. - Обойдешься, - уже совладав с эмоциями, огрызается Колпаков и уходит, на ходу надевая куртку. Вечером у них спектакль. Они увидятся, но не поговорят. Как и прежде. III. - Мужчины, может, хватит о работе? Кто-то, кажется, обещал стриптиз, - в шутку напоминает Агата к концу застолья, посвященного очередному дню рождения. Народу в команде «Бала» много, и праздники стабильно случаются раз, а то и два раза в неделю. Обычно перед началом таких междусобойчиков все рыдают, что больше не могут пить, но после пары шотов приходит второе дыхание, и посиделки становятся весьма душевным времяпровождением. Ростик нечастый гость вечеринок, но сегодня он никаких причин для ухода не придумывает и остается. Иван еще более редкий гость подобных мероприятий. Только долг коллективу уже давно отдан, а он так и не понял, что на него нашло, и почему он все еще тут. С ними. С ним. - Агата, душа моя, я для тебя готов на все, что угодно, – говорит Иван. – Но для стриптиза я еще слишком трезвый. - А мне уже в самый раз, - заявляет Ростик, и, не успевают зрители опомниться, как он оказывается на столе и начинает стаскивать с себя свитер. – Ну, музыку-то включите! Проходит не меньше минуты, пока половина компании с хохотом поддерживает начавшийся беспредел, а вторая половина компании (питерская, уже имеющая опыт общения с этим доморощенным стриптизером) пытается поставить Колпакова на пол и водворить свитер на место. В итоге свитер улетает в угол комнаты, а с трудом скрученный Ростик в задравшейся до ушей футболке оказывается лежащим поперек стола и требует, чтобы ему немедленно налили, как жертве произвола. Иван опасно близко видит голубоватый рисунок вен на бицепсе, яркую царапину на светлой коже… И понимает, что ему срочно надо на свежий воздух. Нет, это ничего не значит. Он уже умеет с этим справляться. Просто сегодня он выпил и чуть-чуть потерял над собой контроль. Ожогин гуляет туда-сюда вдоль парапета, глядя на заснеженный парк. С черного неба медленно летят снежинки. Из подъезда выходят Кирилл и Агата и отправляются покурить. Иван не спешит обратно. Надо отдышаться и убедиться, что подвохов от организма не будет. Нет, ну надо же… А Колпакова ничем не пробить. Ведь ему не нравится так себя вести! Но он уверен, что иначе нельзя, что именно этого от него все ждут! И вот, пожалуйста. Снова изображает из себя шута горохового… Словно в ответ на мысли, на парапете материализовывается темный силуэт и начинает двигаться в его сторону. У Ивана на секунду останавливается сердце. Высота с той стороны парапета несколько метров. Внизу грязь, снега почти нет, сугробы не смягчат падения. Камень скользкий. Ростик пьяный. Черт возьми, да что за наказание! Колпаков приближается к нему не очень ровной походкой. - Ростик, слезь. Ростик делает было шаг и застывает на месте. На одной ноге. - Ростик, слезь, - повторяет Иван чуть громче. Колпаков продолжает стоять на одной ноге, ощутимо пошатываясь в сторону далекого газона. - РОСТИК, ДА ТВОЮ ЖЕ… Иван хватает его за куртку и рывком стаскивает с парапета. - Ваня, ты чего нервный такой? – удивляется Ростик, оказавшись с ним на одной плоскости и поправляя расхристанную куртку. - Ты взрослый мужик! Какого хрена ты это все вытворяешь!!! Кто-то из ансамбля (в темноте не видно, кто именно) оборачивается к ним, а следом доносится голос Кирилла: - Не ходите туда, там Ожогин Ростика воспитывает. Раздается смех. Ребята уходят. Дверь хлопает. Иван и Ростик остаются на улице вдвоем. Колпаков склоняет голову к плечу и произносит: - Вот странно… - Что? – раздраженно спрашивает Иван. - Ты ведь меня не считаешь ни взрослым, ни мужиком. Но у тебя это так убедительно звучит! - Ростик, я один из тех немногих, кто действительно так считает. И поэтому меня люто бесит, когда ты начинаешь вести себя, как последний кретин! Колпаков глядит ему в лицо чистыми серыми глазами. - А это гораздо проще. С умного, знаешь ли, слишком много спрашивают. - Ну, нашел выход, нечего сказать! Ты хоть иногда можешь быть серьезным? Ростик внезапно хватает его за шарф и притягивает к себе. Иван невольно наклоняется, и они прижимаются друг к другу щеками. - Я могу быть серьезным, но не уверен, что тебе понравится, - шепчет Ростик ему на ухо и отпускает шарф. Иван выпрямляется. Ростика уже след простыл, а щека до сих пор горит, будто к ней приложили горячий утюг. IV. К весне у Ростика обостряются провалы в памяти. Его забывчивость и рассеянность вызывают у окружающих разную реакцию – от легкого раздражения до глубокой обиды. У него в голове не удерживается ничего, что не связано непосредственно с работой на сцене. Там он еще кое-как контролирует происходящее. В остальном же у Ростика в жизни полный хаос. Он забывает встречи, даты, обещания, вещи. Вещи он регулярно оставляет в машинах коллег и в такси. С коллегами, конечно проще – потерянное быстро возвращается владельцу. Впрочем, с таксистами тоже почти нет проблем. Ростик обычно забывает в такси такое, чему простому смертному применение найти довольно трудно. И до сих пор Ростику везет. Проблема с перчатками решается просто – в Питере он покупает новые, привозит их в Москву, забывает в Москве, покупает в Питере новые, едет в Москву, опять забывает перчатки в Москве… Круговорот перчаток на маршруте бесконечен. Лена Газаева предлагает повесить перчатки на резинку и продеть ее в рукава куртки, как делают малышам в детском саду. Ростик в отчаянии сам от себя и согласен уже и на это. Коллеги пытаются хоть чем-то облегчить ему жизнь. Постоянно после спектакля спрашивают, все ли он с собой взял. Подбирают оставленные вещи, чтобы не пропали. Все устало вздыхают у Ростика за спиной, но в беде не бросают. В их группе в WhatsApp большой популярностью пользуется картинка, на которой написан стишок: Если видишь, что в розетке заряжается айфон, На столе ключи и майка, шарф, перчатка и бадлон, Полкило презервативов, и чего-нибудь еще – Это значит, снова Ростик здесь забыл свое шмотье. Ростик вяло требует автора, но автора никто не сдает. Скорее всего, потому, что это творчество коллективного разума. Иван понимает состояние Ростика, как никто. К сожалению, помочь тут ничем нельзя. Иногда он не может с собой совладать и мстительно думает: «Хотели быть, как я? Будьте». Колпакову и остальным сейчас достается и достается жестоко. Держать темп можно, если есть здоровье. Но вот удержать в узде нервную систему, память и внимание – это уже проблема. На прогоне Ростик стоит посреди сцены, глядя пустыми глазами в пространство. Вступление давно прошло, оркестр перестает играть. Колпаков приходит в себя и оглядывается. - Простите. Что сейчас надо петь? - Книги, - подсказывает дирижерский пульт. - Точно, - с облегчением выдыхает Ростик, и его нахмуренный лоб разглаживается. Ненадолго. Ростик теперь регулярно просыпает станции, остановки, поезда, а людей вокруг становится все больше, и дышать становится все тяжелее. И Колпаков начинает срываться. Батарейка у него мощная, резервов хватает и на мотание между городами, и на официальную работу, и на подмену заболевших коллег, и на левые концерты, а вот с предохранителями дело обстоит плохо. Предохранители горят. И замыкания случаются все чаще. Еда на вкус делается никакой. Как-то в кафе Ростик от отчаянья насыпает в чайную ложку соли и съедает эту соль одним махом. Но соль не соленая, сахар не сладкий, и еда, несмотря на чеснок и острые приправы, напоминает картон разной степени безвкусности. - Больше не могу, - шепчет Ростик. А потом делает вдох и выходит. На сцену, к поклонницам, к телевизионщикам. С разными результатами. В общем и целом, все проходит неплохо. Если вы его видите впервые. Но если знаете, с чем сравнить… И на фоне всего этого случается то, что должно было случиться. Они ссорятся. Кажется, что насмерть. Вся эта видимая цивилизованность в их… в их… отношениях оказывается миражом. Ростик не стесняется в выражениях и своих истинных чувств и мыслей нисколько не скрывает. Иван понимает, что ссора – его вина, не надо было заводить разговор, не надо было вообще Колпакова трогать, ведь знал же, что он, как порох, особенно сейчас. Но невозможно все время молчать и оставаться в ряду его приятелей только Ожогиным, при котором в комнате всегда смолкают веселые разговоры. Словно в класс пришел учитель. И когда Ростик, ссылаясь на усталость, заверяет, что едет домой, а сам едет к Саше Казьмину в Театр Мюзикла, Иван не выдерживает. В конце концов, он тоже имеет право… Ростик несколькими фразами довольно ясно дает понять, что никаких прав у него нет. И не будет. Не то чтобы это новость. Но это удар. Иван сам не ожидает от себя подобной реакции, но ему плохо. Он не раздражен, не обижен и не злится. Ему просто плохо. И Ростик, несмотря на собственный раздрай, вдруг чувствует его настроение. И приходит сам. Неожиданно возникает на пороге гримерки после скандала. Иван глазам не верит, но вот он, Ростик. Здесь. - Я пришел не извиняться, - говорит он ровным голосом. – Все, что я сказал, правда. Я так считаю и своего мнения не изменю. Иван ждет продолжения. - Но я не думал, что для тебя все это настолько важно. Увы. Хотелось бы небрежным тоном ответить, что Ростик заблуждается, и случившееся не имеет никакого значения, только говорить заведомую ложь нет смысла. Ростик все прекрасно понимает. Кому, как не ему, понимать лучше… - Я не хочу, чтобы между нами что-то изменилось. Больше всего Иван желает подойти к нему, встряхнуть и сказать, что он-то как раз ждет, чтобы что-то изменилось, но глядит на Ростика и молча кивает. И на том спасибо. - Я хочу с тобой завтра встретиться. Ростик впервые говорит «я хочу». Не «о'кей, давай» в качестве ответа на вопрос. А именно «я хочу». - Хорошо, - коротко отвечает Иван. Вспоминать об этой встрече до сих пор жарко. В первый и последний раз Ростик проявляет активность и интерес к происходящему. И тут Иван понимает, что теперь сам с нетерпением ждет сигнала таймера и окончания «процедуры». Какие фильмы Ростик смотрел для вхождения в образ Герберта, Ожогин не знает, но это точно было что-то весьма забористое, и однозначно не только комедии. И уж на что Иван успел многое в жизни повидать и попробовать, но после этой встречи ему даже перед самим собой как-то неловко. Он долго бродит один по ночным улицам и думает. Все слишком затянулось, путь ведет в никуда, им обоим это не нужно больше, и пора остановиться. Но что взамен? Колпаков не скрывает, что не станет с ним приятельствовать. Ростик временно, до возвращения труппы в Питер, перестал его ненавидеть, но они не друзья, они просто работают в одном театре. И иногда встречаются. Другого не дано. Вот и все. Коридор закончился тупиком. И куда идти дальше, Иван не знает. V. К завершению сезона все устали и ощущают себя не лучшим образом. Все говорят: «Вот сейчас начнется весна, и будет легче». Но вместо долгожданной весны на улице каждый день метель. Снег озадачивает, выводит из себя, вгоняет то в истерику, то в депрессию. В зале окон нет, в зале постоянно одно время суток. На сцене то и дело метет. Но стоит оказаться на улице и увидеть, что творится в реальности, как настроение сразу падает ниже уровня пола. Иван не знает, зачем они опять договариваются о встрече. Наверное, по привычке. Ростик приезжает на такси. Значит, чувствует себя не очень. Обычно он предпочитает общественный транспорт. Таксист не торопится уезжать и, хотя у него уже мигает новый заказ, выбирается из машины и вытаскивает из багажника самокат. Пассажир не то пьяный, не то спит на ходу, таксисту не досуг это выяснять, а чужой хлам ему без надобности. Ростик без эмоций подхватывает чуть не уехавший в даль светлую самокат и тащится пешком на пятый этаж очередной съемной квартиры. Ожогин идет открывать дверь и ловит Колпакова в объятья. На пол с грохотом обрушивается многострадальный самокат. Если бы Иван не прижимал к себе Ростика, тот упал бы рядом. - Что с тобой? - Только с поезда слез. И спал в последний раз, кажется, в понедельник, - невнятно поясняет Ростик, уткнувшись лбом Ивану в плечо. В понедельник. А сегодня, на минуточку, четверг. - Понятно, - Ожогин ведет его в комнату. – А позвонить и сказать, что тебе сегодня надо домой, не судьба? - Вань, мне сюда ближе ехать, чем домой! - жалобно отвечает Ростик. Глаза у него с трудом удерживаются в открытом состоянии. - Угу, - Ожогин забирает у него рюкзак. – Раздевайся и ложись. - Что, вот прям сразу?! – Ростик от такой внезапности на секунду даже приходит в сознание. - Спать ложись, придурок! – беззлобно отвечает Иван, унося в угол комнаты рюкзак и куртку Ростика. Колпаков неподвижно сидит несколько секунд, переваривая информацию. Потом вмиг стряхивает с себя ботинки и заваливается на кровать. - Будешь трахать – не буди, - бормочет Ростик, засыпая прежде, чем его голова касается подушки. - О Господи, - устало вздыхает Иван. Не осталось ни эмоций, ни страсти. Они продолжают видеться, но с каждым разом все сложнее понять, для чего. Ожогин укладывается рядом, подперев рукой голову, и разглядывает спящего. Замечает, что черты лица стали жестче, нос заострился, у губ и щек пропала мальчишеская пухлость. Гладкая кожа напоминает полированное дерево, на котором тонким лезвием прорезаны глубокие линии - мимические морщины. Пока еще мимические, но это вопрос всего нескольких лет. Годы, к сожалению, очень быстро и незаметно пробегут. Ростик во сне вздыхает, поворачивается на бок и утыкается носом в подушку, а Иван открывает в телефоне Интернет и забивает в поисковик фразу «психология отношений». Он не надеется найти там интересующий его ответ. Но такое чтиво помогает упорядочить мысли и все разложить по полочкам. Хотя, у него давно все разложено. Дело за малым: узнать, каким домкратом сдвинуть с места то, что между ними происходит. Иван бросает на Ростика короткий взгляд, вбивает в поисковую строку «как приручить гремучую змею в домашних условиях» и швыряет телефон на кровать. Черт! Почему Колпакова не смущают тайные встречи для подобного рода утех, а вот открыто пойти вместе в кино или пообедать – это ненормально, вдруг кто-нибудь узнает! О чем, ради всего святого? Что они сели поесть за одним столом? Где тут криминал? Через час Иван расталкивает Ростика и отправляет его умываться. А потом они едут обедать. Ростик толком еще не пришел в себя и не оказывает сопротивления. Самокат они оставляют в гардеробе вместе с куртками. Обед проходит в молчании. Ивану хочется задать волнующий его вопрос, но, глядя, как Ростик лишь со второй попытки попадает ложкой в рот, надежда получить внятный ответ тает на глазах. И все-таки, когда Иван просит повторить для них еще по чашке кофе, и взгляд у Колпакова становится более осмысленным, Ожогин говорит: - Мы ведь можем просто общаться. Ростик отрицательно качает головой, откусывая от пирога. Иван изумленно смотрит на него. - Что… Почему?! - Потому что ты все равно все испортишь, - жуя, отвечает Ростик. – Так уж лучше я первый, а тебе зато будет, на кого потом все свалить. Иван не находит слов, чтобы ответить. Он один за другим отметает варианты: молча уйти; двинуть Колпакову в челюсть; двинуть Колпакову в челюсть и молча уйти… Нет. - Так значит, все остается, как есть? – осведомляется Иван самым спокойным и безразличным тоном. Ростик пожимает плечами. - Ну. - По крайней мере, ты не сказал, что это надо совсем прекратить. Ростик на секунду зависает над чашкой. - А что, можно было так сказать? – спрашивает он, невинно приподняв брови. Ожогин откидывается в кресле и смотрит на него. Мысль хорошенько врезать Ростику кажется все более соблазнительной. Но устраивать разборки в кафе как-то не комильфо, а бить лицо после выхода из кафе тем более. Кошку надо наказывать вовремя. Через десять минут кошка уже не помнит, что натворила. - Ну, что ж, Ростислав, - медленно говорит Ожогин. – Идем… Продолжать нашу жизнь. Цитата из Горького приходит на память сама собой.* Иван не знает, понял ли Ростик, откуда и к чему сказана эта фраза. Но Ростик выходит из-за стола и с учтивым поклоном, не то в шутку, не то всерьез, предлагает ему согнутую в локте руку с видом кавалера, приглашающего даму прогуляться. Значит, он понял. И он не против продолжать. И неважно, по какой причине он это делает. Пусть все остается без изменений. Лучше уж как сейчас, чем так, как было раньше в Питере. Хотя еще совсем не поздно, на улице уже сумерки, и в свете фонарей косо летит мокрый снег. С фасада Московского Дворца Молодежи скалятся челюсти. Колпаков катится до угла на своем стальном коне, но потом внезапно останавливается и ждет, когда Иван его догонит. Со стороны стоянки к Ростику направляются Кирилл Гордеев и Костя Барышников. Они здороваются, и, подходя к ним, Иван слышит, как Кирилл спрашивает, не хочет ли Ростик с ними перекусить перед спектаклем. - Нет, спасибо. Мы с Ваней поели только что, - беззаботно отвечает Ростик, повергая товарищей в ступор своим заявлением. Иван равняется с ними. Они пожимают ему руки, стараясь выглядеть не слишком офигевшими. Пока все четверо поднимаются по лестнице, Ростик об их с Иваном совместной трапезе больше не упоминает, но очень простые и в то же время очень важные слова, произнесенные вслух при свидетелях, до сих пор звенят в сыром стылом воздухе. И это уже кое-что. И, несмотря на мокрый снег и мертвые газоны, апрель наконец начинает ощущаться апрелем. конец