Слепок

Тихими ночами они встречались на окраине селения Клана. Одна лишь покровительница знала о том, каким нежными были прикосновения юноши к гордой дочери Огня, каким чувственным был взгляд девушки. Это была их тайна, разделенная с Цукиеми. — Хацунэ-тян, все будет хорошо, — с первым лучом солнца он уйдет, оставив ее в одиночестве и страхе, с отчаянной надеждой, что все закончится хорошо и в этот раз. Изуна и сам был не рад, но как можно было оставаться в безопасности, пока другие воины погибают от рук Сенджу? Юноша был одним из сильнейших ниндзя Клана и не мог отказаться от участия в патрулировании. Это бы подвергло Клан опасности, не меньшей, чем дурные идеи Мадары. Право слово, они были хуже заразы! И пусть он сам не сильно любил старейшин, но в этом не мог не согласиться с ними: брат чуть не отрёкся от Клана, от семьи. От Ненависти… Этого бы предки никогда не простили. Дурной остался бы без их защиты! И тогда стало бы вопросом времени, когда ему, Учиха Изуне, пришлось бы разжигать погребальный костёр для него. Его отец погиб от яда Сенджу. Они загнали Учиху в угол, словно зверя, и одна царапина решила исход боя. Он нашел отца в лесной канаве. Чёрные языки пламени тогда, казалось, касались неба. Его матери перерезали горло. От его братьев остались ошметки. Практически ничего не осталось, что можно было бы предать огню. И он не позволит Сенджу и пальцем коснуться его Хацунэ-тян, гордой дочери Огня. Не позволит… Не он ли поклялся в этом несколько дней назад? Сейчас Учиха только и мог, что рычать, проклинать Сенджу, биться в бессильной ярости, осознавая, что не уберег. Сидеть у бледного тела гордой дочери Огня, молить о прощении. Ее последние минуты были не завидны. Она, как и несколько других девушек и женщин, вышли в лес, чтобы собрать лекарственные травы, под прикрытием двух шиноби средней силы. — Я уверен, ты тогда много смеялась, Хацунэ-тян, — шепчет Изуна мертвому телу. Он взял холодную руку девушки, которую видел своей невестой, женой, матерью своих детей, но никак не одной из тех, кто ушел из реальности, продолжая жить в его воспоминаниях, сердце. Уж сколько раз Хацунэ прикасалась к собственной груди. Она любила чувствовать биение сердца своего, а позже и его. И ее глаза сверкали, когда под маленькой, по сравнению с его, ручкой гулко билось в груди сердце воина, принадлежащее ей одной. Сейчас ее глаза прекрасного черного цвета были подернуты вуалью смерти… И тонкая, словно обтянутая кожей кость, рука с длинными, паучьими пальцами закрыла глаза мертвой Учихи. Изуна вскинулся. У головы Хацунэ на корточках сидела странная, неприятная девушка с необычными нежно-розовыми, как лепестки вишни, волосами. На голове у нее был венок из ромашек и ярко-желтых, «пушистых» цветов. Таких теплых цветов, похожих на солнце, Изуна еще никогда не видел. Босая девчонка в белом платье на тонких бретелях была иллюзией и не могла влиять на реальный мир, на самого Изуну. Она не могла говорить, лишь слушать, улыбаться и прикрывать рот, пряча безмолвный смех. Это он узнал позже, но пока незнакомка протягивала руку в его сторону, мило улыбаясь. И эта улыбка вызывала болезненную тяжесть в груди юноши, потерявшего любимую. У незнакомки была улыбка Хацунэ и яркие, будто подсвечиваемые, лазурные глаза. Она преследовала его в иллюзиях. Стоило только направить ток чакры в глаза и активировать Шаринган, как эта девчонка появлялась в поле зрения. Иногда за спиной брата, иногда рядом с врагом, всякий раз зля одним только своим видом Изуну. Юноше казалось, что Богини Аматерасу и Цукиеми попытались дать ему столь жалкую замену Хацунэ. «Милая, нежная Хацунэ-тян», — в одиночестве ночь была темна и холодна. Изуна продолжал приходить на окраину и только теперь он смотрел не на любимую девушку, а на чернильное небо, тусклые звезды и Луну: «Прости меня». Изуна все меньше и меньше использовал Шаринган и гендзюцу, совершенствуясь в огненных техниках, сюрикендзюцу и кендзюцу. Он доводил свои навыки до идеала и не желал видеть немую девчонку. — Изуна! — после очередного патрулирования, с которого младший брат Демона вернулся без единой царапины, терпение Мадары подошло к концу. — На полигон, быстро. Два сильнейших Учихи в Клане сошлись в тренировочном бою. Мадара не имел собственного же ограничения в использовании Шарингана и предвидел каждый выпад младшего брата, который не спешил сверкать Додзюцу. Он пытался дать отпор, но сила Учиха раскрывается лишь с активацией Шарингана. — Возьми себя в руки, Изуна, пока не умер, — сказал Мадара, уходя с полигона. Он разбил брата, не позволив ему задеть себя, и показал ему пропасть между Учихой с Шаринганом и Учихой без Шарингана. — Черт! — стиснув зубы, прошипел Изуна. Он крикнул. — Черт возьми! Учиха не знал, почему его преследует эта девушка. И то, что она не уходила, увидев его в бою, пугало, ведь для него не было секретом, что в пылу боя больше был похож на демона, жадного до крови и жизни врага, чем на человека, воина-защитника. — Познакомимся? — на это девушка кивнула, неуверенно переминаясь с ноги на ногу. Ему же было интересно, как она собирается отвечать, если проходит сквозь те же свитки и кисти, не оставляет следов на земле. У нее был способ. — Изуна, — представился первым юноша и чуть не повторил жест, которым одаривала его девушка — прикрыл лицо ладонью. Она просто говорила, словно не беря в расчет, что он мог не уметь читать по губам. — Идиотка. Сеэи пожала плечами и сказала, что в таком случае он мог «создать» ей бумагу и кисть. Хотя, она предпочла бы тетрадь и авторучку. — Кто ты? — ответ был странным. — Ты в своем уме? Кто вообще в здравом уме назовет себя слепком личности?! Девушка с улыбкой поясняла ему. Не каждая душа отправляется в Чистый мир или же проходит через очищение, чтобы отправиться на перерождение, некоторые просто списываются. Спускаются в мир живых и потихоньку копят злость, превращаясь в призраков и злых духов. Ее так же не признали, выдворили на эту землю. Ее сил хватило только на такое вот ущербное, но зато устойчивое существование. Учиха смотрел на свой, как оказалось, якорь и не понимал, с чего бы этой девчонке отказываться от подобия жизни в теле Хацунэ, выбирая между ним и бестелесностью призраков второе. «Смерть все равно не поможет мне уйти дальше. Я знала это, когда делала выбор», — она обняла себя: « К тому же, то тело не следовало тревожить. Оно много пережило и устало не меньше, чем душа, что жила в нем». Когда Изуну ранил один из братьев Сенджу, Сеэи сразу поняла. Это конец. Он попросил брата оставить его одного ненадолго и активировал Шаринган, чтобы видеть ставшую ему сестрой девушку, что, пройдя сквозь множество битв, продолжала смотреть в глаза Учиха. — Я не жилец и хотел бы отдать свои глаза брату. Он слепнет, но куда быстрее меня, — он смотрел в глаза своей персональной иллюзии. — Что произойдет с тобой? Сеэи пожала плечами. Она этого не знала, но, понимая Изуну, ей было ясно одно. Якорем ей придется быть не для одного из братьев Учиха. Девушка приблизилась к нему. «Я буду с тобой до самого конца. Ты можешь не видеть меня, просто знай, что я рядом… друг мой».