***
В поисках вдохновения Намджун всегда выходит на улицу.
Вырванная фраза из диалога, пойманная взглядом статья в журнале, прочитанная за столиком кафе газета – всё это является началом зарождения намджуновской идеи, которую он развивает, истерично перебирая всевозможные подходящие слова в голове и уходя в себя на неопределённое время. В такие моменты работоспособности фантазии до парня невозможно достучаться. Его мир сводится до листа в ноутбуке и еле виднеющихся на горизонте задумок, которые вскоре должны перейти в полноценный абзац или даже главу. А в один будний день он даже был вынужден остановиться посреди пешеходной дороги и исписать весь лист блокнота. Его задевали плечами, на него косо глядели и оборачивались. Но творческая пылкость Намджуна, совершенно неконтролируемая, не прерывает свой ход до тех пор, пока мимолётная мысль не будет полностью исчерпана. Так и живёт Ким Намджун, обращающий внимание на всё и всех вокруг, игнорируя самого себя.
Именно сегодня он, словно предчувствовав на выходе из квартиры надвигающиеся погодные изменения, захватывает с собой зонт. И непонятно, то ли это чистая случайность, то ли предусмотрительность, которая, на самом-то деле, ему абсолютно не свойственна, как и бережное отношение к своей одежде. Первая капля ударяет по экрану ноутбука, и Намджун, сводя брови на переносице, тут же стирает её, глядя на неё грозно, будто она, крохотная, невежливо прерывает его работу. Удары об экран вскоре повторяются, вынуждая Кима поднять голову к небу и понять – начинается дождь, о наступлении которого не подозревали жители Сеула. Поэтому сейчас они, совершенно растерянные и ускоряющие шаг, спешат разбрестись по зданиям, не имея совершенно никакого желания промокнуть и простыть.
Природные факторы не всегда заботят Намджуна, будь это шквал, низкая температура или нестерпимая жара. У него к этим явлениям какой-то иммунитет и стальная выдержка. Но под дождь попадать ему не хочется точно так же, как и остальным, точнее, ноутбук жалко будет. Он заворачивает ногу на ногу, закрывая крышку ноутбука одной рукой, и продолжает следить за небом, постепенно покрывающимся чёрными полосами. По голубому полотну словно проводят кистью, добавляющей в нежно-голубые оттенки серые и угнетающие, облака похожи на вату, которую нечаянно уронили в грязь. Солнце скрывается за ними, тухнет, и вдохновение пугливо где-то прячется, не показываясь больше на глаза писателю. Ему на нос падает очередная капля, затем ударяет снова, по самому кончику, и тогда Ким, словно очнувшись, поднимается со своего места, пытаясь понять, где он находится, потому что последнее, что он помнит, – как закрывал квартиру на ключ. Куда его увели ноги – неизвестно, и как ему теперь добираться до дома, тоже неизвестно. Глаза в панике обводят улицу, и Намджун, сбрасывая оковы оцепенения, сдвигается с места, по пути пихая ноутбук в сумку и вешая её на плечо.
Наверное, думает Ким, небо собирается выплеснуть свою ярость на город, ударяя всех, кто не успел спрятаться. Грозные тучи, свинцово-серые, виснут над головой и будто склоняются к земле из-за своей тяжести так, что невольно начинает казаться, что, если подставить стремянку и встать на последнюю верхнюю ступеньку, можно будет дотянуться до них, погрузить руку и получить обморожение.
Намджун раскрывает широкий зонт, умудряясь попасть наконечником спицы себе по лбу, и, выглядывая из-под тканевой поверхности зонта, рыскает глазами в поисках автобусной остановки. Соседние зонты задевают его собственный, и Киму даже как-то на мгновение обидно становится, лучше бы кто помог, а не спицами бил. Угрюмые тучи, скрывающие за своими боками солнце, спешат за Намджуном, они клубятся, стремительно увеличиваются в размерах, и парень боится, что они буквально через несколько секунды навалятся на него и раздавят. Удары становятся сильнее – это парень слышит прямо над своей головой, дождь разрастается, а количество пробегающих людей уменьшается. Кажется, в этом городе каждый знает свою дорогу, кроме одного единственного Намджуна. Он, озадаченный безвыходностью своего положения, мечется по улице, совершенно не представляя, куда ему податься. Ткань на зонте сейчас, наверное, порвётся, и тогда Ким промокнет, заболеет, будет неделями лежать в кровати, не имея возможности вдохновиться людьми на написание новой книги, а это для него равняется самой бесчеловечной пытке.
Широкие шаги длинных ног уже не такие уверенные, как минутами ранее. Парень, вроде бы, знает этот город, но сейчас он совершенно дезориентирован, улица, на которой находится Ким, ему кажется такой же чуждой, как и любому приезжему иностранцу. Начинается ливень, и шум нарастает в громкости, Намджун в панике прижимает к животу сумку с ноутбуком, продолжая стремглав уноситься куда глаза глядят. Поворот, пешеходный переход, ещё один поворот, тротуар, на которой совсем пустынно, и парень, наблюдая за этой картиной, мимолётно думает, что было бы неплохо взяться за фантастику, когда мир на грани апокалипсиса.
Небольшая остановка словно мираж посреди пустыни для путешественника. И Намджун, улыбнувшись собственной находке, перебегает дорогу в неположенном месте, не беспокоясь о камерах или о том, что кто-то поймает его. Тут ни одной живой души или автомобиля, так о чём переживать? Он запинается о собственную ногу, но равновесие не теряет, только к груди сильнее прижимает ноутбук и в этот момент замечает, что на остановке без крыши в одиночестве стоит человек. Тот выглядит совсем потерянным, наверное, он даже теряет всякую надежду на то, чтобы вернуться домой сегодня сухим. Куртка, прикрывающая голову, тяжелеет под ударами капель, и Ким, глядя на беспомощность незнакомца, дрожащего в одной футболке, считает своим гражданским долгом прикрыть его и пустить под свой зонт. Он что, совсем бесчеловечный, если позволит кому-то мёрзнуть прямо на его глазах? Нет, Намджун людей любит.
Чимин оказывается пойман врасплох. У него нет совершенно никакого укрытия от подобного коварства природы. Утреннее солнце, настырно заглядывающее в окна, тогда казалось настолько тёплым и ослепительным, что не было ни намёка на дождь или грозу. На горизонте было чисто, а небо настолько синим, что выглядело настоящим полотном, которой хочется разрисовать пёстрыми цветами. Именно на эту обманчивость Пак и повёлся, за что теперь вынужден страдать. Его глаза, расширенные, бегают по дороге. Он, ищущий спасений от упавшей температуры, продолжает дрожать, вместе с тем стуча зубами. На противоположной стороне дороги он замечает высокий силуэт. Со зрением у него проблемы, а очки, на которые Пак махнул рукой утром, лежат на столе без надобности. Силуэт приближается, бежит прямо в его сторону, а после запинается, и это вызывает смущённую улыбку у Чимина, которую он тут же прячет кулаком, позабыв о том, что ему следует крепче держать куртку, потому что дождь попадает на рыжую чёлку. И совсем рядом с ним оказывается юноша, державший в своих руках сумку так, словно это самая последняя и самая ценная вещь в его жизни. Ким неловко приближается к мальчишке, который, краснея, поднимает глаза на свои руки, будто бы убеждаясь в том, что они у него ещё на месте: он их сейчас почти не чувствует. Второй он ещё умудряется удерживать книгу, купленную им совсем недавно. Страшно за то, в какое состояние она вскоре может прийти из-за внезапно начавшегося дождя, который, кажется, даже не собирается в ближайшее время затихать.
И какого же удивление Пака, когда над головой нависает тёмно-синяя ткань, накрывающая и его, и того высокого незнакомца. Чимин кидает испуганный взгляд на Намджуна, ища объяснений этому действию, но, не выдержав и секунды всей той пронзительности в глазах напротив, поджимает губы и опускает куртку, по неосторожности задевая ею парня и тем самым намочив его плечо.
— Спасибо, — неуверенно благодарит Пак, отводя голову в сторону. Благодарность будто скомканная какая-то, жалкая.
Этот глубокий взгляд незнакомца западает в душу и устраивает переворот во всём внутреннем мире Чимина, отпечатывается в памяти и приводит в трепет сердце. И даже если мальчишке свойственно смущаться любого контакта с малознакомыми людьми, за такое поведение ему стыдно самому. Пак, продолжая устранять хаос своих мыслей, пытается мимолётно вспомнить детали лица юноши и тут же понимает, что ничего, кроме его выразительных глаз, не успел запомнить. Он решается поднять взгляд, раздвигая рыжую чёлку, и натыкается на чужой профиль. На профиль прекрасный, заставляющий позабыть о собственном местонахождении. Глаза проводят по линии скул, нижней челюсти, округлому подбородку и опускаются на выпирающий кадык. Намджун ударяет носком кроссовка по асфальту, сбрасывая намокшую грязь, и изо всех сил игнорирует пытливый взгляд мальчишки, который совершенно бессовестно и нагло разглядывает его уже в течение нескольких минут. Ким переводит на того своё внимание и улыбается – тепло и ласково, замечая в его глазах расширенные зрачки, в которых, как кажется Намджуну, он сумеет разглядеть самого себя.
И такой нечестный ход, от которого спирает дыхание, настолько жестокий, что Чимин, будучи человеком влюбчивым и до жути наивным, думает, что влюбляется
с первого со второго взгляда. Уголки губ дрожат, и находящийся в бессознательном состоянии Пак выдаёт в ответ такую улыбку, при которой его глаза пропадают, превращаясь в полумесяцы. Эту глуповатую улыбку мальчишка не любит, но контролировать её всякий раз почти невозможно, и только спустя секунды до него доходит вся несуразность его поступка. Радостное выражение лица сменяется на строгое и немного суровое, Пак снова отводит глаза в сторону, сгорая со стыда и сдерживая внутренние позывы выкрикнуть на весь город о том, насколько же прекрасен незнакомец, укрывающий его от дождя.
Предрасположенность к открытому общению не является главным коньком ни Намджуна, ни Чимина. Киму эта ситуация напоминает какой-то анекдот о двух стеснительных людях, застрявших в одной комнате. Только, на радость парню, никто не вздыхает и не выдаёт раздражения. Перед глазами рыжая макушка, в каких-то местах влажная от дождя. Руки мальчишки, худые в запястьях, скрепляются спереди, обхватывая книгу и куртку.
— Runch Randa? — удивляется Намджун, успев разглядеть между пухлых пальцев псевдоним, и мальчишка крутит головой, уставляясь на Кима, не расслышав его. — У тебя книга Runch Randa?
— Ох... это? — Пак скромно улыбается, поджимая губы, и поднимает книгу на уровне диафрагмы, чтобы ближе рассмотреть обложку книги, будто он видит её впервые, будто это не он час назад разглядывал её картинки, в очередной раз восхищаясь художественными способностями автора. — Да, сегодня купил... А ты… ты что, знаком с творчеством этого автора?
Намджун ухмыляется, выпрямляясь в спине, – тем самым выглядев для Чимина ещё более высоким и прекрасным – приподнимает зонт и отвечает:
— Ну, можно и так сказать. Давно увлекаешься?
— Я-я не знаю, правда! — Чимин глупо смеётся, смущаясь своих слов, и чувствует, как к его щекам приливает кровь, создавая на коже лёгкий румянец, который выдаёт его неловкость перед незнакомцем. — Я даже не помню, когда начал. Один хороший друг просто вынудил меня купить одну его книгу, а потом я с головой погрузился в его произведения, хотя читать я совсем не люблю! Сначала я нашёл одну его книгу, потом вторую, — Пак неожиданно заикается, прочищает горло кашлем и, воодушевившись, продолжает: — Одна чудеснее другой, этот человек открыл мне совершенно другой мир. Буквально на днях я увидел "Камелии на белых простынях" на полках магазина. Названия у него всегда странные, но это ли важно в книгах? Не думаю! Совсем не терпится прийти домой и погрузиться в чтение, а потом!.. — он затыкается, обрывая предложение на середине, его глаза округляются, выдавая весь стыд, вынуждающий его сильнее покраснеть. — Я заговорился немного, прости, - и Чимин кидает последнюю улыбку, лишённую какой-либо живости.
— Всё в порядке, правда, впервые встречаю таких пылких поклонников его работ. А каким ты его представляешь? — глаза Намджуна заинтересованно блестят на самой поверхности. Внутри него разворачивается самый настоящий триумф и нарастает обожание этого смущающегося мальчишки, которого тянет поцеловать в макушку за подобную восторженность.
— Не думаешь ли ты, что он уже в возрасте? Разве... разве могут люди в юном возрасте, ну, такие, как у меня или... или... у тебя? Могут ли писать подобные откровенные произведения, пронизанные таким смыслом, который не всякому удаётся понять? Я представляю его с такой смешной бородкой и немного пухлым лицом, наверное, у него даже есть очки! — за всё то время, пока Чимин тараторит, он не поднимает глаза на Кима, считая унижением смотреть на него и осознавать с каждым вздохом, насколько же красивы линии его лица, представляющее собой целое искусство. Как же жаль ему, что этот незнакомец вскоре покинет его, оставляя после себя прекрасное воспоминание, которое будет отдаваться чем-то горьким, напоминающим несчастную влюблённость.
Шум дождя, который прежде пугал Намджуна, не прекращается, только для тех двоих, ведущих беседу о книгах, он не слышим теперь совсем. Так, звучит жалким фоном приятного тона намджуновского голоса. Их никто не слышит, потому что на улице они совершенно одни, а ещё потому, что падающая с неба вода, разбивающаяся об асфальт, поглощает каждое их слово, уносит с собой и проникает вместе с ними в землю. Улыбки становятся мягче, и Чимин невольно начинает глубоко в душе надеяться на что-то волшебное, на несколько слов от незнакомца, которые бы подали ему надежду на новую встречу.
— А знаешь ли ты, что это эротический роман о нетрадиционной ориентации? — интересуется Намджун, когда мальчишка устаёт говорить, и ударяет указательным пальцем по обложке книги, указывая на её название.
— Эротический? — на лице Чимина выражается изумление, от которого вытягивает его лицо. — А ты уже прочитал? Успел? Какой ты быстрый!
— И ты всё равно прочтёшь его, так ведь? — Ким чувствует, как скручиваются его пальцы, которым просто необходимо прикоснуться к мальчишке. Ему не терпится узнать, издаёт ли тепло его тело, узнать, как оно отреагирует на этот жест, узнать, во что способно привести одно касание нервную систему мальчишки. И Намджун позволяет себе опустить ладонь на плечо, слабо сжимая его и улыбаясь Чимину, как старому другу.
— Конечно! Конечно же, я прочту!
Пак испуганно глядит на подъехавший автобус, который неизвестно когда подошёл, и больше всего на свете он боится того, что этот незнакомец покинет его, помашет рукой на прощание и, крадя вместе с собой часть души Чимина и зонт, скроется за дверьми автобуса, навсегда потерявшись среди десятков тысяч жителей города. Но нет, юноша продолжает стоять на месте, опуская руку, и так же настороженно озаряется на автобус, ненавистный ему в данный момент и внушающий страх. Тот так и не дожидается, когда в него забегут те двое на остановке, продолжающие перепугано стоять под хлеставшим дождём, тихо закрывает двери и тихо трогается с места. В салоне наверняка тепло и сухо, но здесь, прямо сейчас, родственная душа и интересный собеседник. Намджун даже забывает о своём коте, которого он последний раз кормил сегодня утром, а Чимин о том, что хотел забежать за пеной для ванны по пути в магазин, который скоро закроется.
— Ой, у тебя плечо намокло! — замечает Пак и тычет пальцем в мокрое место, прикрывая рот ладонью. — У тебя ведь большой зонт, чего же ты себя не жалеешь?
— Как получилось, — рассеянно отвечает Намджун, не ожидавший от самого себя такой невнимательности, но зонта на себя не надвигает, боясь, что, если на мальчишку попадёт хоть капля, он тут же растает, потому что именно такие мысли внушает ему эта белоснежная кожа.
Чимин замолкает, наконец-то обращая внимание на то, что дождь всё ещё не прекращается, и втягивает блаженный запах, который издаёт земля, переполненная влагой. И это, пожалуй, один из запахов счастья, который только способна подарить природа. Пак закрывает глаза и, втягивая воздух, думает, что дождь, всё же, самое душевное природное явление, а Намджун, стоявший невероятно близко, замечает, как дрожат пышные ресницы и как полные губы изгибаются в улыбке, придавая этим какую-то удивительную притягательность мальчишке. Чимин выдыхает, ощущая негу в солнечном сплетении, поправляет рыжие волосы, забрав короткие локоны за ухо, крепче сжимает куртку с книгой и распахивает глаза, глядя на мир как-то по-новому и свежо. Внутри него порождается какая-то сила и уверенность в том, что эта встреча обернётся для него удачей. Что этот человек, душа которого притягивает и привязывает к себе со всеми конечностями, первым возьмёт его за руку и признается, насколько судьбоносен стал для него этот дождь. Томит только то, насколько долго никто из них не решается произнести хотя бы слово.
Уходит ещё один автобус, ещё и ещё, под ногами разрастаются лужи, Чимин чувствует, как мокнут его кроссовки, но с места не сдвигается, боясь утратить эту близость с юношей и возможность наслаждаться одеколоном. Время уже давно идёт ближе к вечеру, и Ким заглядывает на наручные часы, косясь на мальчишку, сгорающего от нетерпения. Он даже понятия не имеет, на какой автобус ему следует садиться. Только терять этого рыжего лиса не хочется, следует захватить его с собой, унести куда подальше и спрятать от дождя, чтобы тот перестал дрожать от прохлады. Шаткая уверенность ему не на руку. То он раскрывает рот, чтобы поинтересоваться у мальчишки о его имени, то он настолько же быстро и захлопывает его, не позволяя словам быть произнесёнными. Чимин крутит пальцами куртку, расцарапывая искусственную кожу.
— А ты... — его голос вдруг становится совсем тихим, он исходит будто откуда-то издалека, даже шум дождя, до этого не слышимый, громче его слов. Намджун настораживается всем существом и наклоняет голову, приближаясь к мальчишке, уверяя себя в том, что тот произносит в данный момент что-то невероятно важное. — Ты... — Пак сжимается, стремясь уменьшиться в размерах, и поворачивается к юноше, встречаясь с его глазами, всё такими же глубокими и выражающими заинтересованность в собеседнике. — Ты тоже пропускаешь свой автобус, чтобы познакомиться? — Чимин совершенно не думает, насколько самоуверен он в своих словах, не думает, что его, возможно, примут за какого-то извращенца.
Пухлые пальцы судорожно сжимают книгу, от решительности не остаётся и следа. Мнимая твёрдая решительность, пожалуй, сыграла злую шутку, думается мальчишке, эти молчаливые секунды, тянувшиеся неприлично долго, невозможно терпеть. Пак хочется выкрикнуть хоть какое-нибудь извинение и далеко убежать, наплевав на огромные лужи на дорогах.
Намджун ошеломлённо раскрывает рот, изгибая пальцы свободной руки, и нечаянно дёргает зонтом при этой жестикуляции, собираясь промычать хоть что-то в ответ. Дождь, до этого дробивший по синей ткани, ударяет по чиминовскому плечу, и мальчишка мгновенно обращает на это внимание, думая, что незнакомец немедленно спешит покинуть его. Вот бы дождь смыл с города не только грязь, но и его стыд.
— Ким Намджун.
Зонт возвращается в прежнее положение, два коротких слова, прозвучавшие, как кажется Паку, с особой чувственностью, щекочут его ухо, будто бы юноша стремится этим достичь самого сердца. Неловко протянутая рука Намджуна остаётся незамеченной Чимином, потому что тот свой взгляд поднимает на Кима, выражая искреннюю признательность за проявленную добросердечность.
— А я Пак Чимин, — вместо привычной улыбки он вновь поджимает губы и дёргается, когда его руку – холодную и мокрую – захватывает чужая, которая способна передать своё тепло.
Соприкосновение горячей кожи к ледяной – неизвестный прежде для мальчишки контраст, о котором он только читал в книжках. Но Чимин до этого не верил, что разница температур способна довести человека до неопределённого состояния, при котором невозможно отличить лихорадку от дичайшего смущения, сопровождающегося помутнением рассудка. Вялую ладонь мальчишки жмут, пока тот находится в своём мире, и Намджун, жадный до тактильного общения, не упускает возможности провести мизинцем по ребру ладони.
— "Какой глупый, но прелестный парень", — размышляет Ким, натыкаясь на восторженный и преданный взгляд напротив, и отпускает миниатюрную ладонь, свою пряча за спину.
Намджун даже тогда, когда он находит свои мысли, взбредшие ему в голову, нелепыми и дурацкими, вынужден записать их прямо сейчас в блокнот. Он даже не противится тому, что этот рыжеволосый мальчишка, кажется, теперь его новый истинный источник вдохновения, его личная муза и некий покровитель его будущий произведений. Чимин растерянно глядит на то, как юноша хлопает по карманам сумки, висевшей на плече, и как тот вынимает блокнот с помятыми первыми листами, без слов передавая ему зонт. Намджун не замечает этого заинтересованного взгляда, закусывая ластик на карандаше, пробегается глазами по строчкам с кривым почерком и добавляет что-то в самом конце листа, останавливается, как бы оценивая написанное, заглядывает на мальчишку, продолжавшему увлечённо разглядывать непонятные предложения, и улыбается, видя, как тот, складывая губы, надувает щёки.
— Подглядывать не хорошо, — Ким щёлкает пальцем по кончику носа с милой горбинкой и убирает блокнот обратно, когда на него попадает три капли дождя, потому что Чимин держит зонт слабо и криво.
— А что это ты делаешь?
— Да так, заметки, пригодятся потом.
— А зачем, если не секрет? — задаёт вопрос Пак и выдаёт улыбку, располагавшую к нему каждого человека в общении. У него забирают зонт.
Им не стоит забывать о реальном мире, необходимо помнить, что окружающая улица – не какая-то декорация к постановке. Это именно улица, на которой опасности можно ожидать откуда угодно. Главная ошибка в сильный ливень, когда лужи, достигающие нереальных размеров, захватывают почти все дороги, – стоять на краю тротуара. Намджун в этом плане не слишком опытный человек, таких деталей не учёл, и для него уроком послужит промчавшаяся машина, которая, проезжая по лужам, расплёскивает воду, нарушая её покой шинами. Лужа даже взлетает над асфальтом, разлетается в стороны, и правая сторона брюк Намджуна оказывается покрыта грязью.
Неопытного водителя Намджуну остаётся только провести взглядом, цепляясь за сумку с ноутбуком. Его подбородок слегка выставляется вперёд, что говорит о испорченном настроении. Чимин чудом оказывается спасён от подобной участи и только улыбку прикрывает кулаком, наблюдая, как ярость искажает лицо парня, который продолжает не шевелиться, боясь, что если совершит хоть одно движение, то его просто разорвёт от злости. Автомобиль сворачивает на перекрёстке, и Намджун, не выдержав, топает ногой по асфальту, а Пак тут же принимается успокаиваться его, при этом продолжая хихикать и хлопать того по плечу, призывая остудить пыл.
– Да ладно тебе! Велика беда – брюки испачкались! — тот раскрывает рот при новом приступе смеха и сгибается, хватаясь за живот, находя забавным недовольную гримасу нового знакомого. В нескольких десятках метров Пак замечает четыре огня, которые может издавать только автобус.
— Проблема в том, что я даже не знаю, как мне добраться до дома! — возмущается Ким, взмахивая руками в воздухе.
— Я могу помочь тебе, если ты пообещаешь мне потом показать свой блокнот: уж больно интересно его содержимое. Договорились? — он указывает рукой, сжимающей толстую книгу, на автобус, хватается за намджуновский локоть и слабо тянет его на себя, как бы зовя парня проследовать за ним.
У Намджуна и выбора нет, но даже если бы ему и пришлось выбирать из целой сотни предложенных вариантов, он бы, не колеблясь, в любом случае поддался улыбке мальчишки и его руке, продолжающей тянуть за собой. Зонт, спасший двоих несчастных, закрывается, с него стряхивают тяжёлые капли дождя. Чимин падает на кресла, расположенные в конце автобуса, прижимается к окнам и приглашает к себе Намджуна (нет, даже заставляет сесть совсем близко), потянув за лямку сумки.
Намджун без понятия, куда его увозят, но с Паком сейчас хоть на край света. На его плечо падает тяжёлая голова, Чимин тяжко выдыхает и прикрывает глаза, понимая, что его одолевает спокойствие и сон вблизи юноши. А тот уже мимолётно рисует мальчишку главным героем своей новой книги, которой, кажется, собирается посвятить лучшую часть самого себя, потратить ценные часы собственной жизни. Подумать только, на какие жертвы он пойдёт ради человека, с которым знаком чуть больше двух часов. Или, может, его просто вдохновляет этот дождь, который напоминает теперь о себе ударами по толстому стеклу. Чимина он отпускать теперь не намерен, потому что теперь Намджуну думается, что без него он пропадёт. Ему кажется непонятным то, как прежде ему удавалось писать без очаровательной музы.
