Часть 1
16 июля 2017 г., 03:27
Наш тихий город захватили крысы.
Крысы скребутся на чердаках, шуршат под полом, пожирают зерно в амбарах, сыры и колбасы в лавках купцов. Крысы бьют бутылки в винных погребах и лакают вино, оглашая подземелья нестройным хоровым писком, оставляя на местах преступления помет и клочья шерсти. Крысы хозяйничают в порту: без визы, оставленной на борту их зубами, не выходит в море ни один торговый корабль. Крысы легко и умело избегают ловушек, воруют приманку из крысоловок, смеются над ядами. Крысиные банды запугали котов и собак, и Кот в Сапогах, главный мышелов страны, признал свое бессилие и вышел в отставку. Говорят, поселился в соседнем королевстве и пишет мемуары.
Вчера вечером, зайдя к Медвежонку, я застала посреди детской огромную крысу. Наглая зверюга, приподнявшись на задние лапы, нюхала воздух и внимательно смотрела на колыбель. Я закричала и, кажется, топнула ногой. Медвежонок проснулся, заплакал — а крыса повела носом в мою сторону и неторопливо ретировалась, гордо, как знамя, неся за собой хвост. Странно сказать, но мне почудилось в этой крысе что-то знакомое.
Позади еще один жаркий хлопотливый день. Наступает вечер, полный шорохов, возни и шуршания лапок во мраке. Впереди беспокойная ночь. «Что же делать? Что делать?» — думаю я в сотый раз, убирая в стол бумаги в отцовском кабинете — и не нахожу ответа.
Запираю ящики стола, поворачиваюсь, чтобы задуть свечи — и вдруг вижу, что я здесь уже не одна.
Он сидит, развалившись, в отцовском кресле с другой стороны стола. Смутная серая тень в полумраке.
— А вы похорошели, милая моя принцесса! Хоть и выглядите усталой. Семейная жизнь и королевские хлопоты явно пошли вам на пользу.
Знакомый голос. Странный, с какими-то скрипуче-шипящими призвуками — но, несомненно, знакомый.
— Какая я вам «милая»?! — Это вырывается автоматически, прежде, чем я успеваю задуматься, сообразить, осознать.
— Хорошо, «дорогая». Так лучше? Драгоценная моя невеста. Ведь наша помолвка так и не была расторгнута, верно? Только, пожалуйста, давайте обойдемся без криков, обмороков и всего этого. Мы же взрослые люди. Да и вы определенно не из тех женщин, что визжат при виде крыс.
Он придвигается ближе к свету. Теперь я вижу серый камзол, короткий серый плащ с рваным, словно изгрызенным краем. Тускло-рыжеватые волосы со стальной проседью — неровные, словно взъерошенная шерсть. В волосах серый зубчатый ободок из какого-то тусклого металла. Все серое. И что-то не так с лицом. Лицо в тени, мне плохо видно — но с ним точно что-то неправильно.
— Думали, превратив меня в крысу, вы легко от меня избавитесь? Просчитались, дорогая моя. Крысы — народ живучий.
— Но как… как вы… — у меня подгибаются ноги, и я опускаюсь на стул.
— Как выжил, вы хотите спросить?
Он поворачивается ко мне; теперь я вижу. Левый глаз и щеку пересекает широкий, неровно зарубцевавшийся шрам. Незваный гость усмехается мне правой половиной лица: левая остается неподвижной.
— Поначалу нелегко пришлось, — отвечает он, рассеянно проводя пальцами по шраму. Я не могу оторвать взгляд от четырехпалой когтистой лапы с тяжелым безвкусным перстнем-печаткой на среднем пальце. — Мой нынешний народ не слишком любит чужаков. Но я сумел с ними договориться. Доказал, что могу быть полезным. Видите ли, крысы — создания рациональные, в сущности, они намного разумнее людей. Это вы вечно сомневаетесь, задаетесь вопросами — зачем то, зачем это. Отдаете власть над собой химерам, дурацким выдумкам вроде «совести», «принципов», «убеждений». А крысам все это чуждо. Они точно знают, чего хотят. Выжить. Оставить потомство. Захватить новые территории. И, ни перед чем не останавливаясь, идут к своим простым целям.
Это мне знакомо. Кажется, он и прежде любил поболтать, похвалиться своей житейской ловкостью и дешевой философией. Впрочем, я плохо помню. Этот человек никогда меня не интересовал. Странно, но теперь — серый, обезображенный, с кривой ухмылкой, обнажающей острые нечеловеческие резцы, он выглядит… нет, не лучше, разумеется. Но выглядит как-то… крупнее. Значительнее. И намного страшнее.
— И все же кое-чего крысам не хватает. У них слишком узкий горизонт. Потенциал огромный, но нет видения, нет масштаба, как я это называю. Им нужен был организатор. Тот, кто хорошо знает противника и может…
— Довольно! Говорите, что вам нужно?
— Вы, — просто отвечает он.
Спокойно! Спокойно. Выйду из себя — он только посмеется. Я принцесса, черт побери, меня учили в любых обстоятельствах сохранять достоинство.
— Что ж, давайте обсудим сложившуюся ситуацию, господин… министр? Принц? Как вас теперь называть?
— Можно просто «ваше величество». Мы ведь с вами теперь на равных.
Да он уже смеется надо мной!
— Сколько вы хотите?
Он одобрительно кивает.
— Вот это деловой подход! Ваш папаша-король, царство ему небесное, был бы доволен. И прежде я, пожалуй, взял бы отступные. Но теперь… подданные смотрят на меня, я должен оправдывать их ожидания — сами знаете, как это бывает. Нет, принцесса, мне нужно то, что вы мне обещали. Ваша рука — и королевство.
В полумраке у него за спиной мечутся тени, слышится шорох и невнятный шепоток. Крысы охраняют своего повелителя? Или ждут, когда он даст слабину, чтобы наброситься и разорвать?
— Вы забыли, что я уже замужем! И муж мой убьет вас голыми руками, когда вернется…
— Если вернется, — поправляет он.
Это удар под дых. Я поспешно отвожу взгляд. Только бы не выступили слезы!
— У меня, дорогая моя, везде свои глаза и уши. Я в курсе, что ваш муж тяготится дворцовой жизнью и придворным этикетом, не чувствует вкуса к государственным делам — и все чаще уезжает в горные леса, к своей семье, и с каждым разом все дольше там задерживается. М-да. А сколько было песен, плясок и сентиментальной болтовни вокруг этой вашей истории! Великая любовь! Чудо! И что вышло? Сколько медведя не корми, он все равно в лес…
— Замолчите!
— Одним словом, ничто не мешает вам расторгнуть брак. Тем более, что до свадьбы вы были помолвлены со мной. За сына не беспокойтесь, — добавляет он, — с ним ничего дурного не сделается. Просто отошлем его в горы, к деду с бабкой в берлогу. Свежий воздух, здоровая жизнь на природе — что еще нужно ребенку?
— А если я откажусь?
— Тогда… Например, как насчет чумы?
— Вы этого не сделаете! — Все-таки мне не удается оставаться спокойной. — Ведь тогда погибнут и тысячи ваших подданных…
— Хотите проверить?
Нет. Не хочу проверять. Верю. Помоги мне, Боже, я создала чудовище.
Не я!
Нет, все-таки я. Просто чужими руками. Волшебник превратил лесного зверя в прекрасного принца — пусть это, в конечном счете, никому не принесло счастья. А я обыкновенного дрянного человека превратила в могущественную, смертельно опасную тварь. Да так, чтобы за это не отвечать даже перед собой. Бедный папа, все-таки прав он был насчет королевской наследственности!
— Это я виновата! — Я не хотела этого говорить, само вырвалось. — Я не понимала, что делаю. Не замечала ничего и никого вокруг — сперва от горя, потом от счастья. Играла своей жизнью… и вашей. Простите меня.
— Да ладно вам! — снисходительно откликается он. — Сначала я вас чуть не укокошил, потом вы меня — дело житейское. То ли еще бывает в супружеской жизни! Ну что же, согласны?
— Ни за что! Я… я напишу Волшебнику, он приедет и меня спасет!
— На здоровье. Только пишите на веленевой бумаге, она вкуснее.
«Что же делать?!» — отчаянно думаю я. В голове проносятся мысли одна безумнее другой. Вспоминаю даже о бутылке любимого отцовского вина — особого вина — что все еще стоит за резной дверкой бара, я все собиралась его вылить, да так и не собралась… но тут же останавливаю себя: ничего не выйдет, крысы чуют яд.
Только что он сидел напротив — и вдруг каким-то молниеносным, текучим движением оказывается у меня за спиной.
— Забудьте, дорогая моя. Никто не придет вам на помощь. Сказки кончились, началась жизнь.
Он склоняется к моему уху, дыхание его становится шумным. Меня обдает острым мускусным запахом — запахом зверя.
— Соглашайтесь, принцесса! У вас будет все. Вы не представляете, какие возможности открывает наш мир для крыс — и для тех, кто служит крысам!
Когтистые руки у меня на плечах. Надо оттолкнуть его, хотя бы отстраниться, но я не могу шевельнуться. Истолковав мою неподвижность в самом грубом смысле — как согласие — он поворачивает меня лицом к себе и целует. Больно, кусая губы своими острыми зубами. Я чувствую запах зверя. Чувствую его желание. В нем нет ничего от любви — только уязвленное самолюбие, и жажда мести, и желание взять верх. Простые цели.
Но все же он желает меня — а значит, уязвим... И в этот миг я понимаю, что мне делать.
— Не сейчас! — шепчу я, отстраняясь. Голос дрожит; это хорошо. — Пожалуйста, не сейчас… подожди до завтра!
— Значит, согласна?
Я киваю.
— Завтра в полдень, на Приморской площади. Пусть сойдутся все твои подданные. Мы подпишем договор и сыграем пышную свадьбу.
Пол-лица его озаряется торжествующей улыбкой; другая половина остается неподвижной и мертвой. А в следующий миг он исчезает — лишь в дальнем углу, возле камина, мелькает и скрывается за очагом длиннохвостая серая тень, слишком крупная для обычной крысы.
Отдышавшись и немного успокоившись, я захожу к Медвежонку. Он крепко спит и уютно посапывает во сне.
— Не бойся, милый, — говорю я тихо. — Никто нас с тобой не разлучит. И королевство мое останется моим, а в должный срок достанется тебе. Тебе, а не крысам.
Время движется к полуночи; но спать мне сегодня не придется. До завтрашнего полудня нужно многое обдумать и сделать.
Я иду в дворцовую библиотеку и, поднявшись по приставной лестнице, начинаю листать ветхие запыленные тома с верхних полок. Тома, которые никто не трогал уже десятки, а может, и сотни лет.
Наконец я нахожу то, что искала.
Предание о далеком северном городе, осажденном крысами. Историю Крысолова, что сумел заворожить крыс и заставил их броситься в море. Армия хитрых, безжалостных существ, способных за минуту разорвать его в клочья — покорно шла за ним, зачарованная его песней, поверив, что за морем ждут их сияющие новые земли. «У них не было масштаба» — что ж, он дал им масштаб.
Здесь, в рассыпающейся от ветхости книге, есть и чертеж флейты Крысолова, и записанная крючковатыми нотными знаками мелодия его песни.
И приписка в конце, подтверждающая то, о чем я догадывалась и сама. Флейта, мелодия — все это частности, их можно заменить. Суть не в этом.
Однажды, вскоре после свадьбы, когда Волшебник еще гостил у нас, я спросила его о природе волшебства. Он ответил: волшебные палочки, заклинания, взмахи рук — все это второстепенно. Сегодня одно, завтра другое. Важно то, что внутри.
Добрые волшебники, продолжал он, творят чудеса без всякой особой цели, от избытка сил и радости жизни. Волшебство изливается из них, словно вода из переполненного кувшина…
…и невзначай калечит судьбы, и рождает чудовищ…
У злых не так. Злой волшебник всегда изначально несчастен, ущербен, ущемлен в чем-то. Страстные желания пожирают его изнутри; они-то и становятся основой его магии.
Ни перед чем не останавливаясь, идет он к своим простым целям.
Так, как пойду завтра я.
Одна сказка кончилась; началась другая.