Your past times Consisted of the strange And twisted and deranged
Он посмотрел вдаль в надежде на то, что сможет собраться и понять, наконец, что обозначают ноты на разлинованном листе и что с ними нужно вообще делать. Но они будто нарочно разбегались в его глазах. Каждый новый учебник по сольфеджио становился злейшим врагом, которого Гарри собирался побороть, хоть и ненавидел это все до боли. Бои были действительно зрелищные, он не сдавался даже ночью, наивно перелистывая страницу за страницей. К сожалению, мало чего хорошего из этого получалось, понять самостоятельно это было почти невозможно, а миллионы нервных клеток парня отмирали без шанса на возвращение. Заметив знакомую тень в стороне кухни, где загорелся теплый желтый свет ламп над столом, он встал с кресла, бережно сложил все свои книги и бумаги. Ручка же предательски покатилась к краю стола, задумав сотворить немного шума, чтобы хозяина снова застали работающим по ночам. И, конечно, он не успел ее поймать. В комнату вошла Энн, мама Гарри. Темные волосы женщины были уложены в аккуратный пучок, лицо выражало самую настоящую усталость, а руки держали стакан с водой. Женщина заняла позу, говорящую о недовольстве, на что сын ответил легкой улыбкой, а его глаза – испугом. – Я уже собираюсь идти спать, мам, – его голос немного дрожал. – Очень на это надеюсь, ведь завтра тебя ожидает достаточно ранний подъем, – Энн вздохнула. – К тебе придет репетитор, будешь заниматься теперь со знающим человеком, а не с матерью, которая окончила музыкальную школу почти двадцать лет назад. – Мам, у нас ведь нет денег на репетиторов, зачем? – достаточно обеспокоенно спросил Гарри. – Я бы сам справился. – Он не так много берет, – она сделала паузу, чтобы сделать глоток воды. – А теперь, дорогой, ты идешь спать. С этим он спорить не стал, ибо знал, что спор ни к чему не приведет. Мама его все же была властным человеком, даже огромная любовь к детям в ее сердце не делала дисциплину мягче, так что мальчик быстро поднялся в свою комнату и лег в кровать. Сонливость быстро покинула подрастающего музыканта, ее место заняли мысли. Мысли о том, как себя завтра вести, что говорить, как стоит реагировать на его появление вовсе. Больше всего Гарри боялся ударить в грязь лицом, так как он ничего не знал, не понимал, даже малейшая база отсутствовала. Начинать нужно было с нуля. Осознание этого беспокоило его, но ничуть не смущало. Гарри думал: «Почему это должно быть неловким? Я ведь старался, усердно работал и проводил часы за учебниками и уроками на YouTube*. Точно, это не должно сковывать меня, иначе я не смогу задавать интересующие вопросы, накопившиеся за все это время, а если я не буду задавать вопросы, то ничего так и не освою». Сделав, как ему показалось, верное умозаключение, он уснул. Уснул таким сном, который обычно бывает перед некими важными событиями, когда тебе очень хочется расслабиться, но страх перед тем, что все может пойти не так, берет свое, делая твой сон беспокойным и излишне чутким. За одну такую ночь человек может проснуться около шести раз. Вот и парень усиленно старался подтвердить статистику. Гарри вообще всегда старается, даже посуду моет с особым чувством важности этого действия. Он относился к ряду тех, кто старается все делать идеально. И именно ему знакомо это саднящее чувство несовершенности, с которым у себя в душе он боролся даже чаще, чем с непониманием музыки. Этой ночью плохо спал не только Гарри, за несколько кварталов от его дома был еще один несчастный – мистер Томлинсон, его новый репетитор, переживавший о том, что может не понравиться ученику и его маме. Чувство несовершенства прожгло дыру в каждом человеке, в каждом из нас.The next time that I caught my own reflection It was on its way to meet you Thinking of excuses to postpone