Amor gignit amorem

— Я ему не доверяю, — признал Лайтвуд, и по настороженному тону его голоса можно было понять, что он не соврал. С тех пор, как Алеку досталась новая должность, он мало кому мог доверять. Не то чтобы раньше это было иначе. Он, ещё не будучи Главой Института в Нью-Йорке, впервые узнав о существовании Клэри и пропаже её матери, не поверил и ей. Он не пожалел об этом, потому что девушка оказалась дочерью Валентина (пусть и не была в этом виновата). Алек знал, кому может доверять. Родителям, Джейсу и Иззи. В этот список было почти невозможно попасть, и Магнус Бейн, недавно прибывший из Испании, не стал исключением. — Брось, Алек, — недовольно проговорила Изабель, у которой, как выяснилось, было много общего с новоприбывшим охотником, — Будь Магнус приспешником Моргенштерна, его бы сейчас здесь не было. В Нью-Йоркском Институте раньше жил один из охотников, верных Моргенштерну. Он-то и помог ему скрыться, помог избежать наказания, которое охотник мог понести за многочисленные смерти жителей Нижнего мира и своих сородичей. От этого охотника не осталось и следа. Он пропал без вести, как и все члены его семьи. Члены Клэйва считали, что вся их семья служила отцу Клэри и скрывалась, готовясь к очередному восстанию. Наверно, Магнуса и вправду не было бы в Нью-Йоркском Институте, если бы он служил Валентину. Наверно, он был бы сейчас рядом со своим сподвижником. Но, возможно, в этом и состоял приказ обезумевшего охотника? Находиться в Институте, где живут его дети, и стать своим среди них? — Он пытается втереться к нам в доверие, Из, — охотник, на самом деле, был в этом уверен. Его беспокоило, что никто, кроме него, не считал азиата чересчур любезным и подозрительным, — Разве, это не очевидно? Магнус Бейн с первых дней своего пребывания в Нью-Йорке сдружился с Клэри и Иззи. В Институте было не так много тех, кого интересовало хоть что-то, кроме спасения человечества. Эти трое сблизились, сами того не заметив, и знали, что могут доверять друг другу. Магнус завоевал доверие и младшего из Лайтвудов. Ему, как ни странно, удалось понравиться даже Максу, который для десятилетнего ребёнка был слишком разборчив в людях. Азиат пытался наладить отношения и с Джейсом, но Эрондейл не был в этом заинтересован и старался избегать сумеречного охотника, похожего на экстравагантного мага. Алек, в свою очередь, попытался хотя бы изобразить, что его не настораживает прибытие Бейна, и казаться беспристрастным по отношению к нему. Он показался юному охотнику кем-то неприступным и недоступным. Магнус, которому было всего лишь девятнадцать, не смог остаться равнодушным к лидеру сумеречных охотников в Нью-Йорке, который выглядел, как мужчина его мечты. Его нельзя было за это винить. Любой бы на его месте не устоял. — Магнус совсем один в Нью-Йорке. Разумеется, он хочет стать одним из нас, — Изабель возмущало, что её брат не понимал очевидного, — Ему тоже страшно, Алек. Он тоже не может никому доверять. Но ему хватает смелости хотя бы попробовать. Она, наверняка, хотела добавить: "В отличие от тебя, Алек". Но не стала. Иззи давно повзрослела. Даже раньше, чем её старшие братья. Она была мудрой не по годам и понимала, что её брат боялся потерять единственное, что на самом деле имеет для него значение – свою семью. Только из-за этого страха он казался окружающим хладнокровным, неприветливым, угрюмым и грубым. — Я не могу подвергнуть опасности жизни всех охотников, живущих в Институте, — Алеку и впрямь казалось, будто в один прекрасный день Магнус снимет с себя маску благодетеля и сможет испортить жизнь многим охотникам и жителям Нижнего мира, — Они полагаются на меня, Изабель. Я не могу их подвести. О лучшем лидере, чем Алек, жители Нью-Йоркского Института не могли и мечтать. И он это знал. Знал и то, что с большой славой приходит не менее большая ответственность. — Что заставляет тебя думать, что Магнус может нас предать? С того дня, как Бейн понял, что очарован Александром, он буквально не давал ему прохода. Если Алек тренировался, Магнусу внезапно хотелось сделать вид, что он усердно тренируется, снять с себя рубашку и любоваться покрасневшим от физических нагрузок Лайтвудом. Если Лайтвуду нужно было связаться с кем-либо из магов, вампиров и оборотней, азиат был готов прийти к нему на помощь. Если Алек хотел пойти в ночной рейд по улицам Нью-Йорка, Бейн оказывался первым в числе добровольцев. Он не скрывал, что его интересует Лайтвуд, и пытался добиться хоть какой-то ответной реакции. За девятнадцать лет у азиата было немало связей с охотниками, охотницами и жителями Нижнего мира (пусть и не было серьёзных отношений). Из-за этого он постоянно подвергался общественному осуждению, и его имя было у всех на устах. Но даже это не тревожило охотника, лишь заставляло в очередной раз убедиться в собственном превосходстве над другими. Магнус был уверен в том, что все вокруг готовы потерять сознание от одного лишь его взгляда, пока не встретил Лайтвуда. Алек, похоже, намеревался стать первым, кто отвергнет юного азиата. По мнению Бейна, он и так во многом был для него первым. Он был первым, в кого охотник влюбился. Первым, чьего внимания Магнусу приходилось добиваться самостоятельно. Первым, кто даже не замечал его влюблённых взглядов. — Он завоевал доверие почти всех моих близких. Он не отходит от меня ни на шаг. Мне иногда кажется, что его послали следить за мной, — признался Лайтвуд сестре. В ответ на это заявление брата Изабель улыбнулась. Когда дело не касалось управления Институтом, ответственных миссий и заданий или соблюдения законов, Алек казался уязвимым. У него за двадцать три года жизни не было ни одних серьёзных отношений. Это настораживало, но делало Алека невинным, очаровательным и желанным. — Всё дело в тебе, Алек, — Иззи не смогла скрыть от брата то, что, по всей вероятности, к нему испытывает Бейн. Она надеялась, что этому жизнерадостному парню удастся растопить сердце Алека, — Ты ему нравишься. Лайтвуда это признание ввело в недоумение. Разве, он бы не заметил, если бы кто-то испытывал к нему симпатию? Тем более если бы её испытывал кто-то, за кем он следит? Навряд ли. Алек совершенно не разбирался в романтических отношениях из-за неопытности и до этого мгновения не беспокоился об этом. Он понимал, что девушки его совсем не интересует, но знал, что однажды женится на какой-нибудь благородной охотнице, чтоб продолжить род Лайтвудов. В его планы на жизнь, видимо, не вписывалось влюбляться в кого-либо, испытывать к кому-либо интерес или любовь. — Я думаю, что он тебе тоже нравится, — Иззи, ухмыльнувшись, попыталась открыть старшему брату глаза на очевидное. Да он его до этой минуты сумеречным охотником не считал! — Это неправда, — неуверенно возразил Алек.

***

— Мистер Лайтвуд, — знакомый голос заставил Алека обернуться. Его взгляд упал на охотника, чьей причёске позавидовал бы даже его парабатай. Лайтвуд не осознавал, что должен чувствовать, зная, что нравится ему. Что он должен был чувствовать? Что не сможет причинить ему боль, отвергнув его? Что теперь он был обязан влюбиться в него в ответ? Алеку не хотелось признаваться в том, что он чувствует, и это было причиной того, что он не мог разобраться в своих чувствах. Магнус, очевидно, не был к нему равнодушен, и мужчина впервые заметил это. Заметил и то, что волнуется. Впервые не из-за братьев и сестры, не из-за долга перед человечеством. Из-за этого ослепляющего парня, стоящего напротив него. С чего бы ему волноваться? — Просто Алек, — поправил азиата мужчина, — Ты что-то хотел? Бейн не хотел покидать этот Институт прежде, чем успеет очаровать этого стойкого и вечно серьёзного охотника. Но обстоятельства вынуждали его покинуть Нью-Йорк. Испанский Институт подвергся нападению демонов, и многим охотникам не удалось выжить или остаться невредимыми. Он не мог оставаться здесь и бездействовать, когда в нём нуждались. Такова была его сущность. Магнус всегда заботился о тех, к кому не был равнодушен, и не бросал их в беде. Мать прививала ему это с самого детства. Пример брать Бейну было больше не с кого (его отец умер, когда он был младенцем), и он вырос отзывчивым. Алек, как он успел заметить, и сам был таким же. Для него помочь нуждающемуся всегда было на первом месте. Наверное, он сможет понять его и позволит вернуться домой. Даже несмотря на то, что азиат хотел лишиться возможности видеть Лайтвуда каждый день меньше всего на свете. Похоже, ему всё-таки не удастся стать для Главы Института кем-то большим, чем рядовым охотником. — Я хотел попросить Вас кое о чём. Это не терпит отлагательств, — Алек впервые не услышал в его голосе игривые нотки. Лишь беспокойство и безысходность. — Что-то произошло? — спросил Лайтвуд, и его и вправду это волновало. С каких пор его волновало, в порядке ли Магнус? Он сам не успел этого заметить и навряд ли сумел бы ответить на этот вопрос. — На Институт в Мадриде напали. Многие охотники погибли и пострадали. Им нужна моя помощь и поддержка. Моим друзьям, по крайней мере, — в Магнусе нуждались в Испании, и это не могло не беспокоить его. Магнус нужен был друзьям и матери. Алек хотел сказать, что он и ему нужен. Но не сказал. Вовремя остановился. Лайтвуд не заметил, что, сам того не замечая, давно нуждался в этом охотнике. В его ежедневных просьбах потренировать его, научить стрелять из лука, взять с собой на миссию; в его флирте, который, по мнению охотника, всегда был уместен; в его комплиментах в свой адрес, которые Алек никогда не воспринимал всерьёз. Лайтвуд хотел сказать, что он ему нужен, что он не отпустит его к родным и близким, что он невольно помогал ему справляться со всем происходящим безумием. Но не сказал. А стоило ли Алеку сказать это Бейну? Определённо. — Отправляйся в Мадрид, Магнус, — произнёс Алек и попытался улыбнуться, — Ты им сейчас нужнее. Магнус благодарно улыбнулся в ответ на эту реплику. Он хотел бы разочароваться в Лайтвуде, но не мог. Он хотел бы забыть о нём и своей первой неудавшейся влюблённости и жить в Мадриде, словно никогда не был в Нью-Йорском Институте. Магнус хотел бы, чтобы его сердце не замирало от осознания того, что он надолго расстаётся с Лайтвудом. Но он понимал кое-что, что мешало ему оставить Алека в прошлом. Он, определённо, не ошибся, влюбившись в этого мужчину. Он ещё вернётся однажды, чтобы завоевать его сердце. В этом не стоило сомневаться.

***

Когда жителям Нижнего мира перестала угрожать опасность и Валентин Моргенштерн и Джонатан были пойманы, Алека Лайтвуда, как и Джейса, начали считать героем. Он по-прежнему был одинок и не считал нужным беспокоиться по этому поводу, в отличие от сестры и родителей. Его родители, находясь в Аликанте, пытались подобрать для своего старшего сына наиболее подходящую партию, и им казалось, что они делают это ради счастья Александра. Многие девушки, которые слышали о его красоте и мужестве, были вдохновлены этой новостью и старались сделать всё, чтоб понравиться Лайтвудам. Слухи об этом дошли до Нью-Йорка так же быстро, как и до Мадрида. Магнус бы ни за что не признался, что его это беспокоило. Ему казалось, что он будет выглядеть жалко на фоне прелестных охотниц с благородными фамилиями и Глава Нью-Йорского Института на него и не взглянет. Он хотел забыть о существовании Лайтвуда и своих чувств к нему. Но его парабатай чувствовал, что с Бейном что-то происходит, и хотел помочь ему. — Не хочешь выпить? — предложил Магнусу его парабатай, Рафаэль Сантьяго. Другого способа разговорить друга испанец не знал. — Ты вообще со мной знаком? — Бейн и сам не помнил, когда в последний раз отказывался с кем-нибудь выпить или сходить на очередную вечеринку, организованную жителями Нижнего мира. — У нас раньше не было секретов друг от друга, — заметил Сантьяго, — потому что ты никогда не умел врать. — Мне нечего от тебя скрывать, — невозмутимо произнёс Магнус и протянул руку к бутылке виски, желая разлить алкоголь по бокалам. — Ты сам не свой с тех пор, как вернулся из Нью-Йорка, — Рафаэля волновало, что с его другом в этом городе могло произойти всё, что угодно, — Что случилось? Магнус доверял ему и мог рассказать обо всём, что его беспокоит. Мог рассказать и о том, что, наконец, смог влюбиться в кого-то (пусть и безответно). — Я кое-кого встретил в Нью-Йорке. Кое-кого особенного. Бейн полагал, что навряд ли встретит однажды кого-то, похожего на Лайтвуда. Ему казалось, что его сердце всегда будет принадлежать этому охотнику. — Я влюбился в него, — признался азиат. Он осознал, что должен был признаться в этом не своему парабатаю, а Алеку. Возможно, это признание смогло бы что-нибудь изменить. — Не говори мне, что ты сдался, — ухмыляясь, произнёс испанец, — Бейны всегда добиваются своего, не так ли? Магнус в ответ на эту реплику отодвинул бокал с виски и улыбнулся. Он знал, что его друга тоже ждут в Нью-Йорке.

***

— Александр, — сердце Лайтвуда забилось быстрее, когда он услышал голос Магнуса, — Я рад, что мы снова встретились. Лайтвуду казалось, что он ещё до конца не проснулся и видел очередной сон с участием азиата. Ему никогда не везло, и на этот раз дела навряд ли обстояли иначе. Судьба не могла предоставить ему второй шанс обрести счастье. Но, кажется, так оно и было. У него появилась возможность быть рядом с Магнусом. Он мог сжать парня в объятьях и пообещать больше никогда не отпускать его. Но вместо этого он лишь сдержанно улыбнулся. — Что, больше никаких "Вы" и "Мистер Лайтвуд"? — охотнику, по всей видимости, пришлось по душе, что парень назвал его Александром (несмотря на то, что так его называли только рассерженные родители). — Я здесь не по приказу Конклава, — уточнил Бейн и улыбнулся. Более подходящего момента для признания в любви, казалось, нельзя было найти. — Что заставило тебя вернуться? — Алек был заинтригован и надеялся на честный ответ. Магнус хотел заявить: "Ты, Александр. Я вернулся ради тебя". Он бы так и поступил, если бы не был прерван парабатаем, появившимся из ниоткуда. — Рафаэль Сантьяго, — представился испанец и протянул руку Алеку. Лайтвуд не ожидал, что Бейн на этот раз приехал не один. Он неуверенно протянул руку для рукопожатия. — Алек Лайтвуд, — представился охотник и облегчённо выдохнул, когда Рафаэль оставил их наедине друг с другом. — Вы давно знакомы? — спросил Лайтвуд, пытаясь скрыть свои настоящие эмоции от Магнус. Алек чувствовал зависть. Он завидовал Сантьяго, потому что испанец мог быть рядом с Бейном постоянно. Он мог любоваться им и во время дневных тренировок, и во время ночных рейдов. Лайтвуду же оставалось довольствоваться лишь воспоминаниями. Он чувствовал ревность. Потому что, наверняка, Магнус был парнем Сантьяго. Рафаэль имел возможность целовать его, когда захочет. Он, наверное, по десять раз на дню напоминал Магнусу о том, что любит его, что ему повезло с ним. Алек хотел, чтобы до Бейна имел право дотрагиваться только он сам. Он мог в этом признаться не только себе. Но что бы это изменило? Алек чувствовал злость. На Рафаэля. На самого себя. Потому что на прошлой неделе он спас ни одну сотню жизней, не боясь погибнуть ради благополучия других. Но он по-прежнему был недостаточно смелым и уверенным в себе, чтобы признаться Бейну в своих чувствах. Алек чувствовал, что Магнус необходим ему, и с этим ничего нельзя было поделать. — Я знаю Рафаэля всю свою жизнь, — парень подтвердил догадки Лайтвуда. — Он познакомился с одним парнем из Нью-Йорка в Мадриде и теперь не может жить без него. Ты, наверняка, знаком с ним. Когда я жил здесь, он почти не покидал стены Института. Но я даже его имени не помню. Кажется, Стивен или Самуэль, — Бейну, может быть, удалось бы вспомнить имя лучшего друга Клэри, если бы его это сейчас и впрямь волновало. Единственное, что имело значение – то, что Алек находился настолько близко, что хотелось сделать шаг вперёд и поцеловать его. Единственное, что имело значение для самого Алека – то, что Сантьяго не претендовал на его потенциального парня. — Его зовут Саймон, — зачем-то уточнил Лайтвуд. Алек совсем не это собирался сказать. Он не видел Магнуса несколько месяцев и успел истосковаться по нему. Он мог бы признаться, что ему не хватало жизнерадостности Бейна и его самого. Но не смог. Снова. — Я слышал, что ты собираешься жениться, — Магнус, в отличие от своего возлюбленного, был настроен решительно и не хотел обнадёживать себя, если сердце Лайтвуда уже было занято. Сердце Алека и вправду уже было занято. И никакие попытки родителей свести его с одной из сумеречных охотниц не могли этого изменить. — Это всего лишь слухи, — возразил Лайтвуд. Бейну только это и нужно было, чтобы решиться пригласить Главу Нью-Йоркского Института на свидание. — Ты здесь надолго? — не дал заговорить Бейну Александр. В его голосе можно было услышать отчаянную надежду. — Думаешь, мне стоит остаться в Нью-Йорке? — вопрос азиата прозвучал провокационно. Алеку, на самом деле, хотелось, чтобы он остался в Нью-Йорке. Не ради своего влюблённого друга, а ради него самого. — Тебе здесь всегда будут рады, Магнус, — мужчина искренне улыбнулся, и азиату стоило немалых усилий сдержать эмоции, рвущиеся наружу. Бейн осознавал, что, если не предпринять ничего сейчас, ничего не изменится. Он по-прежнему будет для Лайтвуда одним из сумеречных охотников, за которых он обязан нести ответственность. Он никогда не сможет без стука войти к нему в кабинет и назвать его своим парнем. Магнус не хотел торопить события. Но ему больше не хотелось притворяться, что Лайтвуд ему безразличен. Влюблённые стояли напротив друг друга возле кабинета одного из них, и ни один из них не решался сделать шаг навстречу другому. Магнус не боялся признаться Алеку в том, что влюблён в него. Разве, ему было что терять? — Александр, я... — Бейн был прерван охотником, который не мог больше находиться рядом с ним и не иметь возможности дотронуться до него. Алек поцеловал его, не дав договорить. Нежно и трепетно. Словно от этого поцелуя могло зависеть, захочет ли Бейн остаться в Нью-Йорке. Охотник был удивлён тем, что парень перехватил инициативу и не оттолкнул его. Он целовал его и понимал, чего ему не хватало всё это время. Он никогда прежде не чувствовал, что в нём нуждаются не из-за его фамилии, способностей или готовности пожертвовать собой. Алек чувствовал, что этот парень нуждался в нём. Но без весомой на то причины. Магнус нуждался в нём, просто потому что он такой, какой есть. Неопытный, неискушённый, испуганный. Мужественный, храбрый, самоотверженный, честный. — Я скучал, — признался Лайтвуд, едва успев оторваться от губ своего возлюбленного. Магнус не понимал, чего ему хотелось больше: смеяться или плакать. — Ты что-то хотел сказать? — напомнил ему Алек, которого тревожила тишина, воцарившаяся после поцелуя. — Не поверишь, — усмехнулся азиат, глядя на Лайтвуда, — но я хотел пригласить тебя на свидание. Алеку показалось, что он поторопился, когда услышал слова Бейна о свидании в прошедшем времени. — Я рад, что ты, очевидно, не из тех, кто не целуется на первом свидании, — Магнус всё ещё не мог поверить в то, что небезразличен Лайтвуду, и сжал его руку, не желая расставаться с ним. Бейн, сам того не осознавая, мог успокоить Алека одним своим неловким жестом.