«Ш-ш-ш… Тихо… Он приближается…»
Будто перешёптываются травинки и камыши между собой, чувствуя приближение хищника. Адского хищника, чья сущность спит в теле равнодушного, жестокого, злого мужчины. Вода тихо журчит, но как увидела блеск лунного света в стекле очков, утихла окончательно, боясь попасть в демонические руки, что обжигают своим холодом. Клод всегда думал на миг, а если судьба повернётся так, что он станет человеком… навсегда, потом попадёт в лапы такого же существа как он. Подобные мысли просто улетали, когда в поле зрения попадался Сиэль. Сладкая душа, но какая хрупкая, такое ощущение, что только дотронешься до неё подушечками пальцев, сначала пойдут трески, потом сломается полностью, не останется ни частички, ни пылинки. Когда демон оставался полностью один, глаза начинали блестеть нездоровым огоньком, язык жадно облизывает губы, показываются клыки. Точно адский хищник их владелец, однако эти два слова перестают подходить описанию дворецкого, когда он снова начинает задумываться.«Гадкий, мерзкий, пусть подавиться своими душами!»
Будто ворчали столетние деревья, удивляясь жадности Фаустуса, а он сам будто слышал все эти разговоры. Как будто это человеческие души разговаривали о нём, возмущались, ставили его на своё место. Их переполняла ненависть, чувство мести, расправы, они видели истекающего кровью Алоиса, который захлёбывался слезами и молил дворецкого о помощи. Дворецкого, у которого нет ни чувств, ни эмоций, дворецкого, у которого кроме жадности, жестокости, зла, великой силы и духовной никчемности больше ничего нет. Он только и умеет что пожирает души, дерётся за них и работает, в ожидании награды, которая являлась этим лакомым кусочком. Эгоизму предела нету, эгоизм не знает, что такое границы, препятствия, рамки. Никто об этом подумать не мог, ведь сам Клод выглядел хоть и не слишком по-доброму, но внушающим доверие в какой-то степени. А вот когда узнаешь его изнутри, понимаешь, что он хуже животного. Самый жадный на свете, самый беспощадный, никто ещё кажется не встречал такого человека, одним словом — монстра. Монстр, чудовище, нечисть, чёрт, сам Дьявол. Как только его не называли, говорили, что его имя будто синоним всем этим словам, оскорблениям, а внешний вид так и вызывает отвращение. Особенно, если удастся увидеть на серьёзном лице ехидную улыбку, а потом и смешок. Тихий, сдержанный смешок, в то время как в голове звучит злобный хохот дьявола, который отдаётся эхом. Этот смех всё-таки вырвался наружу и раздался эхом по всему лесу. Почти всю живность он бросил в дрожь, у кого-то от страха, у кого-то от холода, который чувствовался за несколько километров от этого мужчины, а у кого-то даже от злости, жажды расправы. Природа взяла своё.«Да пробуди ты в себе эту чёртову совесть, жалкое ты ничтожество!»
Рука сама достала из-за пиджака золотой столовый нож, и во время того, как он крутился в ловких пальцах, на траву полетела белоснежная перчатка. Мужчина встал на одно колено, закатав рукав пиджака и рубашки и нагнулся к воде. Начал проводить ножом по вене, почти не дотрагиваясь, но уже чувствовалась эта боль, хоть лёгкая. Как будто демоном кто-то управляет, он не понимает, что делает. Мир был в ожидании, что будет дальше, что сейчас ему придётся увидеть. Нож медленно проходился по всей вене, из которой несколькими ручьями потекла кровь. Слизнув капли, глаза сами расширились и загорелись красно-розовым огнём. От сладости пересохло в горле, хочется ещё, ещё и ещё. Демон слизывал всю кровь, что текла по руке, жадно, без остатка. Кровь капала в воду и растекалась по ней, как нефть. Эта алчность заставляла Клода изувечить руки полностью, до тех пор, пока он не почувствовал ноющую боль в них. Хотелось скулить, хотелось кричать, но хотелось ещё и этой вкусной крови. Потом хочется души, но брюнет опомнился, что он — демон, и у него нет души. Он теперь хочет сам стать человеком, после чего стало чувствоваться тяжесть на широких плечах. — Это грехи Клод, грехи… — Ты кто? Покажись! — мужчина вооружился несколькими ножами и еле стоя на ногах оглядывался, реагируя на каждый шорох. — Я — твоя совесть, добро пожаловать в человеческую жизнь, Клод Фаустус… От бессилия он упал на колени и взглянул в воду. Вся природа будто глядела на него осуждающим взглядом. Она думала, что этого достаточно, однако вспоминая бедного Алоиса, что плакал и молил о помощи, скуля и всхлипывая. Глядя на себя в озере, Клода мучила совесть, заставляя вспоминать те поступки, что он совершал. Он начинал понимать, что он медленно становится человеком, однако он не каялся, что совершал эти грехи. Только мысль об этом промелькнула, будто тысяча ножей пронзают тело, как будто читают молитву Господу. Эта боль заставила Фаустуса кричать упасть спиной на землю и рвать траву, от чего исцарапанные ладони ныли ещё сильнее. «Познай кто ты — монстр… Познай кто ты — монстр… Познай кто ты,» — будто шепчет водное зеркало. — «Познай кто ты — монстр… Познай монстр боль людскую!» — Да, я монстр, да, я чудовище, но мне это нравится… — лишь губами прошептал дворецкий, закрыв глаза. Только природа знает продолжение судьбы этого демона, только природа знает результаты казни, и только природа сможет хоть чем-то помочь ему, если помощь потребуется, однако навряд ли. Жадность не утихла, жестокость билась сильнее, злость копилась внутри, а эгоизм по прежнему не имел предела. Даже такой урок не может исправить этого душегуба, хоть и дал ему столько боли. Единственное Клод понял — что такое «быть человеком» и испытывать боль от физических увечий и душевную боль от совершённых поступков. Жестокость только выросла, которая может перерасти в садизм. Лесное озеро теперь запомнило Клода как "монстр", но так как он увидел его в себе только глядя в воду, то сам дух озера запомнил его как "монстр в зеркале".Монстр в зеркале... Монстр в зеркале... Монстр в зеркале... Монстр в зеркале...