***
– Не отпущу, – грозится Чонгук, нависая над расслабленным Тэхеном, устраивая руки по обе стороны от него и экспансивно расцеловывая лоб, нос, щеки и подбородок, но не касаясь малиновых губ. – Ну, это мы еще посмотрим, – выражает некое недоверие Тэхен, взметает руки и умещает лицо Чонгука в аристократичных кистях, прикрывая веки, на которые ложатся невесомые поцелуи, и опоясывает ногами чужую талию. Кто знает, может быть, у этих двоих действительно есть совместное будущее...zero
16 июля 2017 г. в 22:08
Ким Тэхен, прилежный студент Сеульского национального университета, будущая гордость корейской исторической науки и, по совместительству, яркая звезда и завсегдатай тусовок всех масштабов – от закрытых вписок с числом людей не более двадцати, до грандиозных сборищ гулящего народа, отрывающегося, как в последний раз – стоит вполоборота перед длинным настенным зеркалом и критически осматривает себя. Сегодняшний вечер особенный, поскольку празднуется не что-то там, а выпуск лучшего друга Тэхена – Мин Юнги, который принимает решение закатить основательный кутёж в загородном коттедже, снятом на выходные. Юнги славится связями по всей столице, а потому Тэхен подозревает, что список приглашенных обширен как бескрайний космос – отличная, если не уникальная возможность не только недурно провести время, но и подыскать себе спутника с добротным членом близкими по духу взглядами и мировоззрением, конечно же. Тэхен не усматривает никакой проблемы в своей ориентации даже с учетом того, что проживает в достаточно традиционной стране – друзья, среди которых имеется парочка его собратьев, полностью поддерживают его, но без борьбы, тем более внутренней, не обошлось, однако эта напряжёнка давным-давно в прошлом. Родители же, полагает он, свыкнутся с течением времени.
Прокручиваясь перед зеркалом, Тэхен без удовольствия отмечает, что чуть-чуть прибавил в весе, поэтому с презрительным фырканьем снимает обтягивающие штаны и надевает более свободные, словно струящиеся и немного зауженные книзу светло-голубые джинсы, в которых неясно, есть что-то «лишнее» на бедрах или нет. Тэхен – ярый любитель изобретать ирреальные проблемы, утрируя их, а потому даже если он слегка поправился, это означает, что его шикарное тело всего-навсего приобретает привлекательные округлые формы, которые, между прочим, очень заходят представителям его пола. Затем на верхнюю часть туловища опускается пастельных тонов свободная футболка с замысловатым принтом, заправляемая в джинсы. Последним штрихом становится ожерелье-чокер из мягкого бархата с белым крохотным камушком в центре – самое оно для бесчисленных фетишистов на вытянутую лебединую шею. В прихожей дожидаются белоснежные криперы и шипованный рюкзак, сопровождающий хозяина на увеселительные мероприятия; в гостиной Тэхен напоследок приглаживает светло-русые волосы, посылает себе распрекрасному воздушный поцелуй и скачет к входной двери, предвкушая изумительный трах, что поджидает его через пару добрых часов.
Тэхен прибывает раньше официального начала, любезно вручает уже подгулявшему Юнги картонную коробку, в которой таится пижама, стилизованная под кумамона (Тэхен чуть с ума не спятил, пока заказ находился в пути – мало ли, вдруг размер не подойдет или еще какой курьёз приключится, а сейчас будто гора с плеч свалилась), и оказывает посильную помощь в организации предстоящего празднества. Собственно, все готово, даже развешаны гирлянды из лампочек и предусмотрительно убраны подальше от загребущих рук хрупкие предметы; на столах с цветными ножками и свисающими скатертями расставлены лакомства и главная ценность всяк сюда входящего – пёстрые бутылки с различным содержимым, призванные взорвать вечер. Публика подтягивается довольно быстро, заполоняя собой немалые пространства, и Тэхен не успевает исследовать второй этаж этого почти что особняка, когда на него вихрем надвигается и повисает визжащий Чон Хосок, бывший одноклассник Тэхена, с которым они почему-то прекратили общение после школы. Оказывается, у него появилась девушка, являющаяся сокурсницей Юнги, поэтому виновник торжества не мог не позвать чету. Хосок оставляет даму сердца на растерзание еще трезвых гостей, пока товарищи по школьной скамье с хохотом вспоминают былые времена, принимаясь без стеснения подливать друг другу (как же не опрокинуть рюмку-другую за встречу). Тэхен энергично жестикулирует и провозглашает, что им в срочном порядке нужно устроить встречу выпускников, на что улыбчивый Хосок согласно кивает, мешая виски с колой и протягивая сие творение Тэхену, который и не думает отказываться. Когда же миловидная леди перетягивает внимание парня на себя, Хосок поспешно извиняется и чирикает что-то о том, что они еще встретятся в здешнем безбрежном океане, а Тэхен высматривает все глаза в поисках знакомых физиономий.
Юнги не устанавливает каких-либо правил или ограничений – любой желающий может напиться вдребезги, позабыв о треволненном море житейском, и завалиться в укромный угол, где на него никто не обратит внимания; кто-то отыскивает старых приятелей и погружается в пучину прошлого; некоторые (как Тэхен, к примеру) потягивают один высокоградусный напиток за другим, разворачивая охоту на самцов или юных дев, дабы как можно скорее запереться с ними в одной из многочисленных спален (пока Тэхену успех не сопутствует); отдельные группировки самоорганизуются и коротают досуг за веселыми настольными играми. Тэхен, захмелевший более чем наполовину, сжимая полупрозрачную бутылку соджу, опрометчиво решает, что, раз ему не везет в «любви», значит, повезет в картах Уно или «Кодовых именах». Он осторожно пробирается, словно кошка, через буйную толпу, и, завидев обособленную кучку людей, примыкает к ним, что лишь приветствуется азартными игроками. Однако в «Кодовых именах» команда Тэхена неизменно терпит поражение за поражением, поскольку вливающий в себя горячительную жидкость парень туманит собственный рассудок и постоянно выбирает не то слово, из-за чего соперники, «синие», ликуют и мнят себя триумфаторами. Подобный расклад неимоверно раздражает Тэхена, рвущегося к победе, но, боги, никто и никогда не гневил его столь сильно, до внутреннего цунами в шесть баллов, как мудак из противоположной команды. Он, видимо, почитает своим долгом не только просверлить дыру в Тэхене своими угольно-чёрными глазищами, но и нервически ухмыльнуться всякий раз, когда из-за Кима «красные» снова продувают. К слову, на незнакомце красуется черная маска, контрастирующая с бледностью кожи, что не мешает Тэхену подметить ехидно посмеивающиеся глаза и наверняка глумливое выражение лица. К тому же, он не может отделаться от нелепой мысли, что зрит данного персонажа не впервые. Но, окончательно уяснив, что «Кодовые имена» – не его конек, Тэхен пробует испытать колесо фортуны в картах Уно, не замечая, что бесящий его субъект поднимается с насиженного места и отправляется вслед за слегка пошатывающимся парнем, не спуская с того изучающий взгляд.
Тем временем в другой точке пространства формируется круг внушительного размера, объединивший увлеченную молодежь, которая вносит свои коррективы и постановляет, что тот игрок, который зазевается и не успеет выкрикнуть: «Уно!», когда в его руках останется одна карта, несет наказание и исполняет любую блажь первого указавшего на сию оплошность. Тэхен обреченно вздыхает, изо всех сил стараясь сконцентрироваться на игре, но из-за ударившего в затылок алкоголя, общей суеты и оглушительной музыки впадает в сплошную дезориентацию и напрочь забывает вымолвить заветные буквы, когда по счастливому стечению обстоятельств оказывается с одной картой. Между прочим, до этого рокового момента ему удалось пару раз заставить пропустить ход расположившегося поблизости парня, на которого Тэхен не удосуживается взглянуть, а также вынудить его набрать лишних карт. И вот, когда, кажется, сама судьба благоволит Тэхену, он мешкается, теряется, краснеет и бледнеет, но, слыша высокое: «Уно!» прямо над ухом и немного разворачивая голову, готов голыми руками вцепиться в глотку и прикончить владельца такого… знакомого голоса? Тэхен отчетливо помнит его, несмотря на вызванное спиртным легкое беспамятство.
То ли Тэхен, когда налакается до состояния нестояния, являет миру образчик непроходимого дурака, который теряет способность быстро опознавать людей, то ли до последнего не желает признать, кто именно находится под его левым боком. Тэхен отводит преисполненный злости взгляд (теперь ясно, почему Тэхен возненавидел этого придурка еще в предыдущей игре), проклинает Юнги на чем свет стоит и божится, что нахальный брюнет, соизволивший сорвать маску, не уйдет отсюда живым, когда до затуманенного сознания доносится издевательское:
– Итак, пострадавший, я буду милосерден к тебе и даже банален, – дерзновенно укладывает свою ладонь на полусогнутое колено Тэхена наглый парень под десятками пытливых глаз, в то время как Тэхен хочет, но не может спихнуть ее, потому что, черт возьми, гребаная ладонь треклятого бывшего – это пиздец, не иначе, – я прошу лишь об одном невинном поцелуе, – откуда-то со стороны доносятся присвистывающие звуки и пошловатые хмыканья, ибо пара-тройка человек в курсе, что связывало этих двоих когда-то. У Тэхена чешутся руки влепить самонадеянному самцу грубый жест прямо в лицо, ультимативно потребовав исчезнуть из поля зрения и жизни так же, как он сделал это четыре года назад, но унимается, обещая, что непременно осуществит задумку – вечер ведь предстоит долгий.
И, судя по всему, нескучный.
Великодушно сжалившись над провинившимся, игроки решают, что желание подлежит реализации после окончания настоящей партии, а Тэхен окидывает присутствующих благодарной улыбкой, что не распространяется на соседа слева, который всё норовит свести на нет расстояние между собой и Тэ. Периодически рука, порождающая противоречивые эмоции, опускается на острое колено, отчего Тэхен едва заметно вздрагивает, но убирать ее не рискует – что ж, пускай дитя тешится, рассуждает про себя Тэхен, все равно не получит ничего, кроме злосчастного поцелуя. Раскидывать ножки перед внезапно объявившимся бывшим точно не умещается в планах Тэхена…
Выстроенная схема поведения окончательно и бесповоротно летит к чертям, когда по окончании игры Тэхена без лишних фраз грубым образом хватают за руку, утягивая наверх, и резво перебрасывают через плечо, так что голова его болтается где-то в области лопаток Чонгука, который, игнорируя всех и вся, невозмутимо проносит свой драгоценный груз. Тэхен желчно шипит проклятия и поколачивает игрушечным кулаком спину нерадивого похитителя, стремясь удержать в правой руке опустошенную бутылку. Чонгук подкидывает безнадежно пьяного Тэхена, дабы тот не сполз, и ловко преодолевает ступени, носком кроссовок поддевая каждую дверь, и, найдя наконец незамкнутую, водворяется в полутемные апартаменты. Он оборачивается, снимает обувь и щелкает замком, дабы никто не помешал бурному выяснению их запутанных отношений.
На Тэхена накатывает полудрема, а потому он с трудом соображает, что вытворяют с ним здесь и сейчас, однако продолжает хулить сквозь поджатые губы своего обнаглевшего бывшего, который бережно возлагает его на хрустящие простыни и задвигает криперы под кровать. В следующий миг Чонгук распахивает длинные занавески и ставит окно на проветривание, впуская свежий летний воздух и озаряя комнату серебристым светом неполной луны; с минуту неотрывно смотрит на полубессознательное тельце, распластавшееся по поверхности кровати. Перед мысленным взором возникает их достопамятный последний раз, когда они сначала начисто разругались, излив, без обиняков, все, что думают друг о друге, а затем налетели на постель, словно хищники в кровавой бойне, и полночи срывали с уст громоподобные стоны. Следует признать, что их отношения, довольно эксцентричные, не укладывающиеся в какие-либо рамки, служили притчей во языцех в известном кругу их друзей – иные даже делали ставки, как скоро Чонгук и Тэхен вновь разойдутся, как в море корабли, а потом неизбежно поймут, что задыхаются; кто первым пойдет на уступки; стабилизируется ли, в конце концов, ситуация. Но окончательного разрыва отчего-то не предрекал никто – слишком помешанными и одержимыми друг другом ребята казались, однако он свершился, как гром среди ясного неба. Правда, то, что бурлило между ними, и любовью-то язык не повернется назвать – так, обоюдный психоз, жгучая ломка без тел друг друга и жажда насытиться ими сполна, а, пресытившись, опять отдалиться на неопределенный промежуток и вернуться обратно. Такой вот порочный круг.
Неизвестно, сколь долго ему суждено было тянуться, если бы Чонгук не разорвал его, с тяжелым сердцем приняв предложение отправиться за океан для усовершенствования танцевальных навыков, чему, естественно, воспротивился Тэхен, хотя, с другой стороны, был несказанно рад за успехи своего парня. И тогда на обоих снизошло ясное озарение, что без звучных стонов в ворохе простыней им не остаться парой как таковой. Первоначально в их сердцах теплился огонек надежды на то, что Чонгук время от времени будет наведываться в родные края, и молодые люди смогут пропитаться телами друг друга, но дни, недели, месяцы и годы шли своим чередом, а Чонгук ни разу не навестил дом, чем страшно разозлил Тэхена. А теперь, когда полный курс обучения пройден, Чонгук стоит на распутье – попросту трахнуть Тэхена и оставить его в далеком прошлом ярким пятном-воспоминанием, или же трахнуть Тэхена и попытаться вывести их отношения на новый уровень (если Тэхен изъявит согласие). Первый путь априори тупиковый – им достаточно всего раза, чтобы втянуться снова, а второй видится затруднительным и безбожно продолжительным – отваживать Тэхена от полюбившейся свободы (Чонгук полон уверенности в том, что у Тэхена нет парня) и брать на себя ответственность – дело, как известно, тягомотное.
В любом случае, они вместе поразмышляют над каверзным вопросом завтра (наверное) – сейчас же Чонгук на цыпочках плывет к кровати, по пути стягивая с себя клетчатую рубашку и черную футболку, отметаемые в дальний угол. Он страстно желает поиграть с Тэхеном, пока тот пребывает в отключке, но сперва близко склоняется над ним, присаживаясь на оконечность кровати, и находит изменения в привычных чертах лица. Разумеется, они несколько укрупнились, да и сам Тэхен заметно возмужал, однако кое-что не меняется – он по-прежнему адски сексуален и сносит последние обломки крыши только потому, что существует на планете Земля, а также своей тотальной беспомощностью. Чонгук залезает на постель, что скрипнула под тяжестью его тушки, давит на чужие коленки, раздвигая ноги, и боковым зрением цепляется за свою же рубашку, которая сослужит службу в качестве фиксатора на случай, если Тэхен надумает брыкаться. Чонгук заводит его руки за голову, соединяя запястья и перевязывая их неслабым узлом, и нет, он нисколько не сочувствует побеждённому – в их золотые дни на теле Тэхена и не такие следы вызревали, как от какой-то тряпицы. Более всего Чонгук сожалеет об отсутствии под рукой облюбованных ими металлических наручников и дилдо исполинских размеров, ибо Чонгук за четыре года не перестал считать себя конченым извращенцем (как и Тэхен, в принципе). Вышеозначенные штучки – ничтожная доля того, что когда-то употреблялось ими в практике плотских утех – у Чонгука встает лишь при беглом воспоминании о них, и, при случае, ему нет надобности вдаваться в детали, дабы стремительно кончить (чем он и баловался в Америке, когда они прекратили всяческое общение на расстоянии).
Он решает обречь Тэхена на мученичество чуть позже, а пока убирает русые пряди, поворачивает сонную голову немного вбок и начинает с безобидного лизания за ухом, отодвигая раковину, а второй рукой задирает концы тэхеновой просторной футболки, выдергивая ее из джинсов, и ведя ладонью по мягкому животику вверх, задевая проступающие ребра; не оставляет в покое наверняка порозовевшие аккуратные соски, то с силой зажимая их меж пальцев, то растирая кончиками. Чонгук продвигается дальше, поддевая острый подбородок и приподнимая его, дабы заполучить доступ к открытой шее, выцеловывает все, что можно, не забывая засасывать кожицу, щедро посыпая ее темно-лиловыми отметками, чтобы наутро Тэхен, подойдя к зеркалу, воочию убедился, что на него претендуют. Вскоре Чонгук оказывается на уровне топорщащихся сосков, несколько раз больно кусается, полизывая их, на что в ответ получает признак жизни, который впервые подает Тэхен в этом помещении – шумный вдох через раздутые ноздри и длительный выдох через рот. Чонгук же простирает свою руку и ненадолго затыкает его, усаживает ни черта не соображающего Тэхена, прикладывая его спиной к изголовью, а сам обхватывает его бока ногами и взбирается к влажным губам, звеня пряжкой ремня и спешно вжикая молнией джинсов аккурат перед глазами, заволоченными блеклым туманом.
Только когда в полураскрытые пухлые губы напористо тычется сочащийся смазкой член, головкой которого Чонгук поначалу очерчивает контуры скул и подбородка, Тэхен резко пробуждается, тщетно стремится выплюнуть наполняющийся кровью орган, что настойчиво проталкивается в теплый рот, а по онемевшим рукам постигает, что в недалеком будущем грядет великий пиздец. Чонгук смело шевелит бедрами, на которых от напряжения перекатываются мышцы, взад-вперед, желая вбиться настолько глубоко, насколько возможно. Он явственно ощущает, как отворённая головка проходится по нёбу, а Тэхен, наконец, сам подключается к процессу, поняв, что бежать некуда – широко разевает рот и, всхлипывая, втягивает щеки – о, Тэхен умеет артистично сосать – месяцы тренировок под руководством Чонгука не проходят бесследно.
– Давай, детка, я знаю, на что ты способен… – сквозь зубы цедит Чонгук, из груди которого вырываются высокие надрывные стоны вперемешку с учащенным дыханием – он на подступах к чему-то феерическому, пальцами сдавливает прядки на чужой макушке, запальчиво толкается и трясется всем телом от прошивающего оргазма. Без промедления Чонгук покидает истерзанный рот, загнанно дышит и разбрызгивает белесую жидкость на лицо напротив – Тэхену ничего не остается, кроме как вытолкнуть кончик языка, поочередно облизывая то верхнюю, то нижнюю губу, собирая солоноватое семя.
Растрепанный, с поднятой до линии ключиц футболкой, взбудораженный Тэхен порывается что-то сболтнуть, но Чонгук бойко блокирует попытку, силком разворачивая тяжело дышащее тело на живот.
– Блять, я никогда не хотел присунуть тебе так сильно, как сейчас… даже когда драл тебя в первый раз, – исступленно нашептывает Чонгук в раскрасневшееся ухо, навалившись грузом тела на изнывающего под ним Тэхена и вылизывая раковину. Чонгук не медлит и, поместив ладони на продолговатую спину, ведет ими, слегка поглаживая и сгибая пальцы (жаль, ногтей нет, а так хочется исполосовать эту смугловатую кожу), прикладываясь шероховатыми губами к едва приметным ямочкам на пояснице. Тэхен солжет, если скажет, что не тосковал по сумасшедшему коктейлю под названием «Страсть и нежность» в исполнении неповторимого Чон Чонгука – ни один парень после него не мог похвастаться аналогичной смесью, вмиг заводящей все шестерёнки внутри Тэхена. Во время подобных дум он подхватывается под живот, пока вторая рука Чонгука стаскивает джинсы и боксеры, отбрасываемые за ненадобностью; в следующую секунду на подтянутые ягодицы с размаха опускается широкая ладонь, а затем раздается ядовитая усмешка:
– Готовился, значит? – ладонь снова покоится на прежнем месте, с жадностью мнёт половинку, а другой рукой Чонгук безжалостно вырывает гладкую анальную пробку солидного диаметра, заслушиваясь низким вскриком и любуясь при льющемся свете луны на интенсивно сокращающееся розовое отверстие. Перетянувшись через облегченно вздохнувшего Тэхена к тумбочке, в ящике которой заложены полезные запасы (все предусмотрено), Чонгук вынимает оттуда согревающую смазку, выдавливает с горсточку и, обмакнув палец, принимается с нажимом водить им по сжимающемуся входу; потом увлажняет игрушку и, не церемонясь, вгоняет ее. По данному сценарию он действует еще пару минут, выбивая из задыхающегося Тэхена несдержанные возгласы. К слову, он скоро скончается от перевозбуждения, поскольку собственный зажатый член неумолимо ноет, набухая, а у Тэхена нет ни малейшей возможности прикоснуться к себе.
– Давай-ка в коленно-локтевую, – хрипит Чонгук, в очередной раз смачно ударяя по упругим выпяченным ягодицам, чувствуя вибрацию, а звонкое эхо вновь отскакивает от стен; заполненный надеждой Тэхен тут же принимает стойку – быть может, Чонгук сжалится и позволит довести себя до желанной разрядки. Удивительно, но властный Чон высвобождает из плена затекшие руки и нисколько не препятствует тому, когда ладонь Тэхена начинает торопливо надрачивать член, по всей длине которого в изобилии стекают вязкие капли, зато подменяет пробку двумя сомкнутыми пальцами и в полную силу орудует ими, насаживая Тэхена. Он трепыхается будто в лихорадке, громко хнычет, стискивая зубы, и не смыслит, кто он, когда оргазменная волна-убийца накрывает с головой, а Чонгук, не думая сбавлять темп, двигает тремя пальцами.
– Ч-ч-чооонгук-аааа, в-в-выеби м-меня… – глухой скулеж и умоляющий тон, разумеется, ласкают слух и самолюбие Чонгука, но прежде чем воплотить в жизнь взаимное желание, он намеревается кое о чем разузнать:
– Сколько их у тебя было? Отвечай! – Тэхен не то чтобы заниматься расчетами, он связное предложение составить не в силах, и его знатно потрясывает, когда уже четыре пальца стабильно затрагивают комок нервов и требовательно оглаживают эластичные стенки.
– М-м-мало-о-о-о… – односложно отзывается Тэхен, ноги которого неуклонно разъезжаются, но упёртый и разъяренный Чонгук не верит и, грубо выдернув пальцы и наспех смазав распухший член, без предупреждения входит сразу по основание, теряя голову от навалившихся ощущений, а Тэхен и рад откликнуться, необузданно тазом подаваясь назад. Он басисто шипит и протяжно охает, пьяным взором из-за плеча поглядывает на бешено вколачивающегося Чонгука и отмечает, что годы пребывания в Америке положительно сказались на теле танцора. Чонгук всегда отличался спортивным телосложением, и, благодаря тому, что парень с усердием работал над собой, теперь выглядит не хуже Аполлона, знаете ли. Тэхен лишь нервно покусывает губы с засохшей спермой, упиваясь отменным видом и пульсирующим членом глубоко в себе – а вечер-то, оказывается, превосходит все ожидания.
С перекатистым рыком совершая финальные фрикции, покрывшийся испариной Чонгук отстраняет руку от тэхеновой макушки, взмокшие волосы на которой больно оттягивал на себя, и еле успевает выйти из жаркого растраханного нутра, пока мышцы не сжались вокруг его члена; одним взмахом опрокидывает Тэхена на спину и снова кончает на довольное лицо с блаженно закатанными глазами. Тэхен запрокидывает голову, судорожно водит вверх-вниз по собственному возбуждению и изливается, сотрясаясь и распространяя тягучий густой стон удовлетворения.