Под кожей

Нет заклятий, что могут помочь мне — Ты живёшь под кожей моей. Тысячи масок, прекрасных моментов… Всё, что ты спрятал под кожей моей.

      Сегодня у Киётаки с самого утра день не задался. То ли встал не с той ноги, то ли случилось чего. Раздражительный такой, будто подменили. Утром кружку с кофе из рук выронил и разбил, из-за чего Мондо, собственно, и проснулся в восемь утра. Днём на него же накричал, мол, он такой ужасный и вообще «мы расстаёмся». Чёрта с два, Ишимару, ты его не кинешь, он тебе это не позволит.       И Овада дал педанту за это пощёчину, а он, в свою очередь, указал на выход. Ну да, он придурок, мудак, но извинился же. Ещё и телефон с собой не взял, вообще прекрасно. И что с Такой не так? Да, байкер тоже хорош, как следует с ним не поговорил; если он и ждал разговора, то хуёво знает своего парня. Понимает же, что Мондо никому не позволит его хоть пальцем тронуть, староста для него чересчур много значит.       Можно ли любить человека так сильно, до белых костяшек? Да, вопрос идиотский, но мысли об этом заставляют главу банды зажечь очередную сигарету. И они тоже херовые, аргх. Как они вообще пришли к тому, что начали встречаться? Ах да, треклятый день Святого Валентина. Когда вся школа, как будто им больше делать нечего, ходили аки «парочки-на-один-день», а они с Такой среди этого были белыми воронами.       Если к Оваде хоть две-три девушки тогда подошли, то второй был просто занудливым старостой, который ни о чём, кроме соблюдении правил, не заботится. И как-то в этот день им случилось только вдвоём ходить, а потом ещё и начались шутки про то, что они втюрились друг в друга. У дежурного сразу кровь к щекам приливала; стоило только Мондо рукава закатать — подколы затихали до конца дня, но не дольше.       Затем, Киётаку какие-то хулиганы за школой прессанули, и весь в синяках, ссадинах и слезах он пошёл домой; хотя следовало бы обратиться к директору. Проходил как раз через тот парк, где байкер сейчас сидит совсем один. И тогда, по счастливому случаю, парень тоже был здесь. — Така, — крикнул старшеклассник, завидев друга издалека, и стряхивая пепел с сигареты на землю.       Сегодня он прогулял уроки, так что был уверен, что увидит разъярённое личико его одноклассника. Такой забавный, когда злится, прям как маленький ребёнок. Надутые щёчки, нахмуренные брови. Раздражать его, конечно, довольно эгоистично, но Мондо ничего не мог с собой поделать.       Когда педант, видимо, очень нехотя, подошёл к байкеру ближе, то студент заметил, что он прикрывает один глаз, а второй рукой прижимает к себе порванный портфель. Овада подбежал к нему навстречу, и увидел, что тот плакал. Всё лицо было красное, а на левой щеке красовался сиреневый след. Видимо, от пощёчины. — Кто это тебя так? — забеспокоился ученик, забирая рюкзак и обнимая друга за плечо.       Ишимару что-то невнятно пробурчал, и Мондо мягко убрал его руку от глаза, который она и закрывала. Прямо на нём расцветал синяк, и он был зажмурен; слёз тут было значительно больше. Брови были сведены к переносице, а рот был искривлён так, будто Така сейчас окончательно разрыдается. Хулиган тяжело вздохнул и взял Таку за руку, направляясь в сторону своего дома — тут недалеко. Раз не хочет, или не может, сказать, кто его так побил, то он хотя бы с выздоровлением подсобит. Он ведь, всё-таки, лучший друг Ишимару.       Да уж, неплохое было время. Год назад, кажется? Или два?       Из-за особенно холодного потока воздуха Мондо вздрогнул. Уже довольно сильно стемнело — зима, как-никак. Хоть и было ему довольно зябко — домой он не спешил. Пусть Така подуспокоится, может, у него проблемы. Надеюсь, что Оваде хоть расскажет, а то придётся за ответом к Ясухиро идти. Да и тот оправдает себя только с тридцатипроцентной вероятностью.       На какую-то мизерную секунду у парня в голове мелькнула мысль, что Таке без него будет лучше. Ну, хотя бы не будет таких перепалок, как сегодня. Но, ох чёрт, он не оставит своего любимого одного. Он-то уж знает, каков Киётака в общении с людьми, ему просто остатки совести не позволят.       Мондо подумал, что, если они с педантом расстанутся, то ему будет до ужаса плохо. Тогда байкер больше не сможет вдыхать запах, таких родных, волос, в который из-за него вмешался затхлый аромат дыма. Не сможет чувствовать дрожащее тёплое тело Ишимару, прижимающееся к нему, когда они смотрят ужастики. У него больше никто не отберёт сигареты или бухло, его не будут упрекать насчёт матов, так регулярно мелькающих в его речи. Он больше не увидит, как Киётака, сидя на подоконнике, завёрнутый в плед, любуется закатом, рассветом или дождём, попивая горячий шоколад. Он лишится многих прелестей жизни, которые для него уже переросли в потребности.       И всё-таки, как бы Овада себя не вёл, он правда питает к Ишимару чересчур сильные чувства. И плевать, что он хулиган, которого ещё поискать; Така может лепить из его характера всё, что захочет. Раньше байкер и подумать не мог, что будет с кем-то, вроде Киётаки. А сейчас свою жизнь не могу представить без него. Главарь ведь был таким чёрствым сухарём, которого ничего кроме его собственной банды не волновало, а сейчас… Ну, для окружающих он не особо поменялся. Зато внутри затеплилось удушающе милое чувство. И парень до безумия благодарен Таке за это. И почему только дежурного никто в упор не замечает? Хотя, байкеру же лучше — не к кому ревновать.       Овада в очередной раз выдохнул дым, закашлявшись. Говорил ему староста — будешь много курить, начнутся с дыханием проблемы. Но без присмотра Киётаки он только и рад выкурить сигарету-другую. Расслабляет. Дым, вместе с паром, быстро растворяется в морозном воздухе. Удивительно красиво.       Какой бы сволочью Мондо не был, о чувствах того, кого любит, он тоже волнуется. Хулиган фыркнул, в свой же адрес, и выкинув эту вредную гадость куда подальше, направился в сторону дома. Руки в карманах, а голова опущена — быстрее извиниться, лишь бы Така никуда не ушёл. Луну вообще было не видно из-за туч, а фонари светили тускло и норовили мигать. Снег, в данный момент раздражающе, хрустел под ногами. Сердце Овады сжималось только о том, как его парень, наверное, его сейчас проклинает. Байкер не в первый раз так рукоприкладствовал по отношению к педанту, но в остальные разы он хотя бы сразу извинялся.       Странный сегодня вообще день, непонятно, что за херь происходит. Парк находился в двух минутах от жилья, да и Мондо шёл быстрее, чем обычно. В общем: уже скоро он стоял перед многоэтажкой. Парень достал из кармана ключ, и уже хотел открыть дверь- — Овада, — послышался позади, чуть хриплый из-за холода, голос Ишимару, — Ты где был? — недовольно спросил дежурный, когда к нему резко развернулся «пропавший». — Я? — «алмазу» пришлось пару раз моргнуть, прежде, чем выйти из ступора, — Слушай, Така…       На паренька обрушился целый град извинений: от слов, что он погорячился, за пощёчину; до того, что он вообще мудак и не понимает, как педант согласился на отношения с ним. Ишимару всё это слушал, а его рот расплывался в умилённой улыбке. Овада, когда подобно оправдывался перед возлюбленным, всегда отводил взгляд, смотря куда угодно, но не на собеседника. Таку, в свою очередь, это очень забавляло, ведь он никогда не злился на Мондо всерьёз. А то, что сегодня он «выгнал» парня из дома — да уж, погорячился.       Байкер заткнулся, как только услышал со стороны одноклассника тихий смех, и поднял голову. — Ты такой дурак, — беззлобно, нежно произнёс староста, приподнимаясь на носочках и невесомо прикасаясь своими губами к покрасневшей щеке возлюбленного.       Старшеклассники полулежали на диване: Така удобно пристроил свою голову на плече любимого, а тот обнимал его за талию. Телевизор что-то бубнил на заднем фоне, но парни уже провалились в полудрёму. Сегодня был не очень хороший денёк для них обоих, и они заслужили отдых. Так и уснули в обнимку. И они никогда-никогда не отпустят друг друга.       Ведь как можно отпустить того, кто пустил корни глубоко под твоей кожей?