Трудности взаимопонимания

День был тихим. И теплым. Настолько теплым и тихим, что листва, замершая каменным изваянием, неподвижно грелась на солнце, отбрасывая мозаичную тень на половицы класса, в котором за партами сидели ученики. Понурые и грустные, предвкушали они очередной учебный год, на этот раз полный тестов, экзаменов, контрольных и всевозможных упреков от учителей и родителей. Ах, юность, молодость и старшая школа! Слава глянул в учебник, слушая монотонную речь учителя, и подумал: «Пиздец». Не сказать, что брюнет был из числа тупых качков, но к спорту тяготел сердцем больше, чем к математике, которую, между прочим, ещё и сдавать придется в конце учебного года. От сентября до мая времени, конечно, навалом, но кому как не ему знать, как быстро пробегут дни — успевай насладиться. Первое, о чем подумали бы одиннадцатиклассники этой школы, услышав «Станислав Мишин» — это отвага, мощь и полное отсутствие тяги к научному знанию, замещаемое умением от груди жать больше восьмидесяти килограмм. Репутацию себе парень сколотил молчанием и выполнением (по собственному желанию) просьб различного характера от помощи донести ведро воды до помощи в избиении соседского пацана. Все это было тяжелоатлету под силу. Мысли брюнета вернулись к математике. Всё это выглядело сущей хуйней, решать которую не было ни желания, ни сил. Знаний тоже не доставало. Поэтому Слава скользнул жалобным взглядом черных глаз по доске, исписанной сплошь формулами и какими-то уравнениями. Выглядело… неприятно, так скажем. Брюнет решил, что падать ниже уже нельзя и надо бы законспектировать числовую молитву во славу Сатане. Уверенно взяв ручку, он открыл тетрадь на пустой странице. Увы, взяться за ум сегодня было не суждено. Ручка, мерзко скрипнув, отказалась низвергать чернила, оставляя после себя только продавленный на бумаге след. Чтобы не пачкать тетрадь, Слава рывком вырвал страницу оттуда и предпринял попытку размашисто расписаться, чтобы заставить канцелярскую принадлежность изобразить хоть что-то. Получилось диковинно. Совсем от нечего делать, парень приписал к каракулям что-то вроде: «Охуенно выглядишь сегодня». Но почерк у Славы был настолько кривым, что вместо предполагаемой фразы получилось нечто из смеси латыни, иврита и шумерского. Увлекшись этим занятием, парень вскоре исписал весь выдранный лист, пририсовав в конце некое подобие радуги с двумя звездочками. Продолжить это невероятно захватывающее занятие не удалось, поскольку звонок затрещал в коридоре. — Звонок для учителя, — выпалил препод по матану, решив задержать нерадивых учеников ещё и на перемену, чтобы успеть рассказать о процедуре выполнения домашнего задания. Проекты по математике задавали нечасто, но, как сообщил позже педагог, эта работа была из разряда исследовательских, и выполнять её придется достаточно долго. В класс заглянул какой-то десятиклассник, но увидев толпу старших, понуро сверлящих взглядом доску, пискнул «извините» и захлопнул за собой дверь. Славе эта блондинистая макушка была знакома, но значения этому он не придал. Спустя мучительных пять минут их отпустили, и старшеклассник, оставив записку на столе (не удосужившись даже выкинуть её по дороге), собрал вещи и вышел из класса, в дверях столкнувшись с блондином, что несколькими мгновениями ранее сунулся в класс. — Ой, — ляпнул тот, подняв взгляд. Зеленые глазищи метнулись по лицу Славы не то испуганно, не то взволнованно, блондин отступил на шаг. — Аккуратней, — пробасил Мишин. — Сам смотри, куда прешь: понарожают столбов, а ты ходи и спотыкайся, — тут же выпалил парень в ответ, чем вызвал у Славы волну негодования и удивления, живо отразившихся на лице старшеклассника. Брови вопросительно поползли вверх, глаза округлились. Но пацан угомониться никак не хотел: — Че пялишься, мудила? — Ты охуел? - резонно спросил Слава. — Да ты в меня уже пятый раз за месяц врезаешься! Нравлюсь, что ли? Так имел бы смелость признаться. — Ты че, педиком меня обозвал? — В дверях не топчись, уебок, изыди с дороги. От охуевания, достигшего крайней точки, Слава подвинулся. Пацан ловко юркнул в класс и забросил рюкзак на то же место, где недавно сидел Мишин, а после с видом десяти пафосных сук из десяти покинул помещение, скрывшись за дверьми школьного коридора. Слава проводил парня взглядом и только потом, пожав плечами, отправился к расписанию, чтобы освежить память насчет предстоящих ему на сегодня занятий. Тем же временем… — Блять, ну и высокий этот мудила, — ворчал Дима, смахивая русую челку со лба. Он оглянулся на брюнетку рядом с ним, уткнувшуюся в телефон, и требовательно позвал: — Ира! Я кому рассказываю вообще?! — Я слушаю тебя, — отозвалась та меланхолично, тяжело вздохнув. Ей самой было совершенно не до проблем парня, но друга в беде бросать нельзя, а потому, оторвавшись от экрана телефона, она спросила: — Что там? Из какого он класса? — Похоже, из одиннадцатого. Я не спрашивал, знаешь ли. — И часто ты его видишь? — Каждый день, мы же учимся в одной школе. — И? Что ты будешь делать? — А что ты мне предлагаешь? — пожал плечами блондин, подперев рукой подбородок, вяло ковыряя вилкой в столовском бутерброде. — Хотя он ничего такой. На губах девушки мелькнула улыбка. — Может, попробуешь сбавить обороты и закрутить с ним? — Я тебя умоляю! Он выглядит, как натуральный натурал. — И натуралом погоняет. — Вот да, — Дима со вздохом нанизал колбасу на вилку. Грусть и тоску юноши развеял звонок, и он со своей подругой поспешили вернуться в класс, где, сев на забитое место, блондин обнаружил записку. Вчитаться в написанное на листе не получилось с первого раза, да и со второго не получилось тоже. — Ира, — шепнул парень подруге, сидящей рядом. — Смотри. Та перевела на парня заинтересованный взгляд, а после, поджав губы, взяла записку в руки и, повертев её, предприняла попытку расшифровать текст на бумаге. Получилось не сразу. — Тут после какой-то абракадабры идет «ты» и… не знаю, «выблядок»? — Что за бред, — закатил глаза Дима. — Это разве не «г»? — «Выглядок»? Чего? — «Выглядишь», тут написано «выглядишь». — Ну и почерк у твоего бойфренда. — Он мне не бойфренд. — Ну мы хотя бы выяснили, что не такой уж он и натурал. Шипение и переговоры были замечены учителем, из-за чего дешифровку пришлось прекратить и отложить столь интересное занятие до перемены. Ира, впрочем, своих попыток не оставила и ещё некоторое время от занятия потратила на то, чтобы хорошенько рассмотреть каждую выведенную на строчках букву. Стоило звонку только брякнуть за углом, как Дима накинулся на подругу с расспросами: — Ну что там? Что там?! — Интересно, что ли? — хихикнула она коварно, специально убирая записку подальше в сумку. — Ну не тяни! — взмолился парень. — Ладно! Там написано, что ты хорошо выглядишь сегодня. А больше я ничего не смогла разобрать. Предположительно, там ещё есть «достало тянуть»? Вот тут, — она снова достала записку и указала на строку. — Разве тут не «давала глотнуть»? — Ты дурак? — Я пытаюсь понять! Ира со всем присущим ей скепсисом посмотрела на друга, призывая того заткнуться. Дима последовал немому совету. — Так вот, тут было про «достало тянуть», скорее всего. А дальше только рисуночек радуги и двух звездочек. — Как романтично, аж блевать тянет. — Он знает, где ты сидишь? — Почему ты спрашиваешь? — Потому что есть только два варианта: либо он знал и специально оставил записку на парте, либо вернулся потом в класс и подложил её под твой рюкзак. — А ведь ты права… Мне надо узнать об этом! — Ты просто подойдешь и спросишь его?.. — Нет. — А вдруг это предназначалось не тебе вообще. — Если речь идет о радуге, то по-любому мне. Я же практически единственный открытый бисексуал на всю школу. Логично же? — Не очень, но пусть правда будет твоей. И в самом деле, Дима был единственным открытым бисексуалом на всю школу. Но не единственным представителем ЛГБТ в школе. По счастливому стечению обстоятельств, Славка где-то с полгода признал в себе гея, но «выходить из шкафа» не торопился, решив, что на данном этапе это лучше оставить в тайне. Дома не просто не поймут, но ещё и красную дорожку к эшафоту выстелют, а что в школе-то начнется? Об этом Мишину даже думать не хотелось, потому-то он и решил промолчать. — Эй ты, — бодрый голос, поливавший грязью ещё на прошлой перемене, внезапно раздался за спиной у Славы. Тот по-медвежьи неуклюже обернулся. — Чего? — спросил он, хмурясь, глядя перед собой на блондина чуть пониже его. Зеленые глаза, ехидно мигая, встретились с черным омутом. — Погуляем сегодня? Слава аж языком подавился от столь неожиданного предложения. Сердце ёкнуло от неожиданно подкатившего к горлу страха, что об его маленьком радужном секрете знает кто-то ещё. Спрашивать об этом в здании школы было совсем не к месту, поэтому, решив не медлить, он и согласился. Чтобы не вызывать каких бы то ни было подозрений, Дима предложил встретиться ближе к четырем часам у входа в сквер неподалеку от их района. Остаток дня прошел в ожидании четырех часов пополудни.

***

Ближе к вечеру жара спала, поэтому у ворот, ведущих к скверу, было немного прохладно. Ветер гулял вволю, играясь с зелеными и едва желтеющими листьями. Старое дерево кряхтело: целой оравой уселись на его ветках воробьи, чирикая и мечась с одного места на другое. Слава пришел первым. Он потоптался по гравию, мелкие камешки под ногами скрипели до тошноты противно, поэтому он воспользовался наушниками, что до этого момента безжизненно болтались на шее, хотя и из динамиков доносилась какая-то мелодичная музыка. Парень прислонился к ближайшему столбу и, прикрыв глаза, постукивал пальцами по бедру, стараясь попадать в такт музыке. Удавалось почти хорошо. Именно таким Дима его и застал: наслаждающимся сентябрьским солнцем, залитого лучами света, с гуляющим в волосах ветром, состоящим из музыки, юности и умиротворения. Это было бы похоже на влюбленность, если бы не… да к черту. Да, Слава был хорош собой. И отрицать это не было никакого смысла, особенно сейчас, когда Дима знает, что он-то Мишину не безразличен! Он же видел записку! Да и сам Слава шибко часто крутится вокруг Димы. А потому, набравшись смелости, блондин сделал шаг вперед и аккуратно коснулся предплечья старшеклассника, возвещая о своем прибытии. Славка распахнул глаза, чуть щурясь от залившего лицо солнечного света, и вынул наушники. — Ты опоздал, — тон ровный, будто ледяная гладь. — Да, я задержался дома. Надо было… сделать кое-что, — как-то неловко оправдался блондин, смахивая челку с глаз. — Ясно, — невероятно многословно отозвался брюнет, чем, кажется, полностью убил диалог, потому что тишина воцарилась весьма затяжная. Парни просто медленно брели вдоль тропинки вглубь сквера, где шаг за шагом вокруг них сгущалась парковая осенняя тишь. Не было неловкости, было просто спокойно. — Зачем ты позвал меня? — наконец спросил Слава, останавливаясь рядом с лавкой. Дима сел и закурил. — Потому что мне стало интересно, — пожал плечами тот. Конечно, такой ответ брюнета устроить не мог по нескольким причинам. Первая — это ничего не объясняло. И второе — он все ещё мог знать об его наклонностях. И если это действительно так, то узнать придется ещё и источник утечки информации, так как на данный момент лишний стресс Мишину вообще не был нужен. А огласка, несомненно, была из разряда лишнего стресса. Как и нынешний диалог. — Что именно? — Ну, ты. Что же ещё? — с видом ничего не подозревающего ангела прочирикал Дима, затягиваясь. Слава замялся. Спросить просто так в лоб, мол: «Знаешь ли ты, дружок, что я мальчиков потрахивать не прочь?» — значило подставить себя, если блондин ни сном, ни духом о наклонностях старшеклассника. Но и тянуть кота за хвост больше было нельзя, ибо Мишин от умения намекать был так же далек, как Альфа Центавра далека от нас. — Что именно? — выдавил из себя Слава и сел рядом с парнем. — Тебе конкретизировать, чего я от тебя хочу? — Будь добр. — Ну хорошо. Смотри: я докурю, а потом подсяду к тебе чуть ближе. Ты меня поцелуешь. А дальше по ситуации. — Это шутка такая? — А я на клоуна разве похож? — Сейчас — да. — Обидно, между прочим. — Мне вообще не по кайфу, что ты ходишь вокруг да около. Либо говори, чего тебе надо, либо я уйду. — Не по кайфу, да? — переспросил Дима, обреченно выбрасывая недокуренную и до середины сигарету. Он молчаливо и быстро придвинулся к Славе и, схватив того за грудки, прижался своими губами к губам парня. Слава был предупрежден о поцелуе заранее, но все равно до последнего не верил в то, что это действительно произойдет. А потому, когда Дима безапелляционно засосал его, он протупил весь момент. И блондин обиженно отстранился, оставляя между лицами несколько сантиметров. — Что, теперь не очень смешно, да? — спросил он, вглядываясь в топь черных глаз. Мелькнула искра, за горизонтом раздался гром — парни и не заметили, как из ниоткуда появились тучи. И хотя дождя прогноз погоды не обещал, никто из них двоих промокнуть до нитки не хотел. И Дима спохватился первым. Взяв Славу за руку, он поднялся и потянул того за собой. Тяжелоатлету оставалось только подчиниться воле этого наглого, заносчивого, непредсказуемого блондина. Необузданная стихия — вот он кто. Тучи сгущались, а Дима все так же быстро перебирал ногами, шагая мимо деревьев, мимо ворот сквера, далее — вдоль потрепанного детского двора. Перед парнями выросла пятиэтажка, в один из подъездов которой был утянут Слава. — Посидим, — сообщил блондин, нарушив тишину, далее саркастично протянув: — Чай попьем. — Я бы домой, — замялся брюнет, неожиданно почувствовав себя крайне неуютно рядом с Димой. Это все было странно. До сегодняшнего дня они и знать не знали о существовании друг друга, догадываясь только по ежедневным «приветам» и столкновениям около расписаний. Конечно, не было никаких сомнений в том, что обоим доводилось следить за поведением друг друга — в стенах одной школы утаить свою личность бывает трудно, особенно если репутация твоя громче тебя самого. — Да ладно, не стесняйся! Проходи. В ржавеющей замочной скважине скрипнул ключ, неприятно распахнулась дверь, представляя взору Славы узкий коридор. Дима жестом (приказным) пригласил внутрь. И брюнет подчинился. Не успела дверь захлопнуться за спинами старшеклассников, как Славу зажали у стены и впились в его губы весьма требовательным поцелуем. Будучи неуверенным в том, есть ли дома кто-нибудь, Мишин ответил робко, но после подумал, что наверняка Дима не вёл бы себя так провокационно, будь дома родители или кто-то из семьи. А потому, осмелев, он сменил позиции: ухватив за плечи блондина, он развернулся на месте, вжимая десятиклассника в стену собою. В ответ послышался одобрительный томный вздох. Для Славы такое было впервые. Ориентацию свою он обнаружил, когда незнакомый ему парень из тренажерного зала просто так отсосал ему в душевой. С тех пор парня он, конечно, не видел, но взаимная мастурбация и минет были приятной неожиданностью после изнурительной тренировки. Сейчас тоже происходило все весьма неожиданно, но иначе: перед Славой вставал вопрос ответственности. Они учатся в одной школе, видятся каждый день. Не станет ли это роковой ошибкой? Ладонь, требовательно сжавшая пах Славы, ответила практически на все вопросы, роившиеся в голове парня. Точнее, хозяин этой ладони этим жестом умалил все существующие сомнения. Диме до сего момента доступны были лишь радости мастурбации, в том числе и анальной. Радости однополого секса доступны ему не были, к его собственному сожалению. Зато сейчас он предполагал, что сможет оторваться по полной. И предвкушал это. Все-таки не зря же он задержался перед встречей со Славой. Подготовка к такому возможному исходу заняла немного больше времени, чем он предполагал, а Дима хотел быть полностью готовым. Оба были возбуждены. Слава оторвался от мокрых от слюны губ, скользнул ниже, к шее. Руками повел к бедрам, зацепил пальцами края футболки и потянул наверх. Шмотье полетело вон с тел. Футболки парой остались в коридоре; след потянулся дальше: джинсы Димы остались на пороге комнаты, в двух шагах бесхозно лежал ремень с брюк Славы. Диму повалили на кровать животом вниз. Он чуть приподнялся на четвереньки, выпятив задницу выше — лучшую из частей его тела. А мама говорила, что бег ему в жизни не пригодится! Ха! Да тут сплошные плюсы: и ноги унести сможет в случае неприятности, и ногами этими же похвастаться сможет в случае успеха. Дима провалился в омут возбуждения, пока широкая, изрубленная шрамами ладонь хлестала его по ягодицам, оставляя за собой краснеющие следы. Было ужасно горячо, нестерпимо приятно и одновременно обжигающе больно. Микс из прямо противоположных друг другу ощущений сводил с ума, и нестерпимо хотелось ещё. — Я… там чисто… и если ты… — мямлил Дима, на последней «ы» сойдя на затяжной стон, когда горячий и влажный язык коснулся обожженной ударами кожи. Дима по-блядски вильнул задницей, коснувшись ладонью своего члена. Слава чуть отстранился и, смочив слюной пару пальцев (предполагая, что своей естественной смазки у задницы Димы не найдется), приставил их к анусу и аккуратно помассировал. Получилось, видимо, неплохо, раз блондин под ним взвился ужом и застонал, требуя большего. Мишин надавил второй рукой на поясницу, дабы обездвижить парня и не повредить его при растяжке. Протолкнув внутрь поочередно сначала один палец, а за ним практически сразу и второй, Слава медленно двинул ими и, не обнаружив какого бы то ни было сопротивления, осмелел. Дима под ним притих, наслаждаясь моментом. Наконец-то кто-то трогает его там! Ощущения оказались ещё более захватывающими и необычными, чем он предполагал. О нахождении простаты (как и об умопомрачительном удовольствии её стимуляции) Славе приходилось только догадываться, так как сам он подобными вещами не развлекался, а слышал только вскользь, да и то не от достоверного источника. А потому рисковать и драть блондину кишки ради сомнительного удовольствия он не стал. Но решив так же, что нутро парня под ним не сложнее устройства гитары, коей он владел, Слава чуть согнул пальцы в фалангах, он огладил парня изнутри, перебирая пальцами, будто в попытке пощекотать. Подобные умения вызвали у Димы восторг — он одобрительно качнул бедрами, насаживаясь на пальцы. У брюнета весь мир сосредоточился в промежутке от аппетитной задницы перед ним до собственного изнывающего от возбуждения члена. — Можно? — спросил он хрипло, убирая руку с поясницы парня, давая тому относительную свободу действий. — Господи Иисусе, какой же ты… — блондин диким котом потянулся вперед, «слезая» с пальцев. Слава по-быстрому стянул брюки с бельем, а затем его вновь схватили за руку и потянули на себя, опрокидывая на кровать. Дима подумал, что неплохо было бы ускорить процесс, а потому оседлал бедра одиннадцатиклассника и склонился за очередным поцелуем. Получив желаемое, Дима оторвался от губ и наклонился к подушке, достав оттуда смазку, заботливо спрятанную; чуть приподнявшись, он смазал член одиннадцатиклассника, обильно полив тот пошло-клубничной смазкой. А после, вновь оседлав того, насадился на ствол. Было непривычно, до одури приятно и неприятно одновременно. Слава ладонями повел по торсу парня, зацепил пальцами соски, игриво оттянув. Дима улыбнулся и, уперевшись обеими руками в грудь парня под ним, качнул бедрами, начиная медленно двигаться. Картина взору Мишина представлялась приятная: подтянутый, облитый пурпуром закатного солнца, едва скрываемого за колотящими в окно струями дождя, блондин соблазнительно кусал губы, ускоряя темп. Внутри него было охуительно — горячо и очень узко, а ещё мокро. В комнате пахло ебучей клубникой, которую Слава в самом-то деле терпеть не мог. Но сейчас смириться с этим фактом можно было незамедлительно, стоило только вернуть чуть мутнеющий от возбуждения взор к Диме, который от изобилия ощущений уже не знал, куда деть свои руки, едва ли не вслепую шаря ими по грудине Славы. Тот поймал блуждающую кисть, сжав её в своей лапе, и потянул парня на себя. Их губы сцепились в очередном поцелуе, в ходе которого брюнет со всей присущей ему настойчивостью скользнул языком в чужой рот. Второй рукой своей Слава накрыл член Димы, сжав тот у основания и скользнув вдоль него. Блондин сбился с ритма, чуть прогнув поясницу, отчего неожиданно для себя самого открыл новые горизонты ощущений, когда головка чужого члена изнутри полуболезненно упирается в гладь кишки и как бы «гладит». Слава согнул ноги в коленях и, уперевшись пятками в жесткий матрас, повел бедрами выше, а затем, сместив обе руки на ягодицы Димы и чуть раздвинув их, начал двигаться тоже, стараясь попадать в заданный темп. На секунду блондину показалось, что он больше не чувствует ног. Все возбуждение скопилось внизу живота и в пояснице, ниже и глубже. А Слава набирал обороты, вгоняя член до глухих шлепков. Вскоре, сочтя эту позу за неудобную, он потянул Диму выше, выходя из того. Блондин лег на спину, а его любовник заботливо подложил подушку тому под поясницу, дабы поднять бедра Димы выше. Тот, сведя ноги вместе и согнув их в коленях, перехватил их рукой под коленками, открывая Славе вид на упругие ягодицы и соблазнительную дырку, сжимающуюся от позывов возбуждения. Чертовски развратный жест. Слава без всякого промедления вошел в парня снова, резче и сильнее. Дима заскулил и, держа колени согнутыми, скользнул руками к собственной заднице, раздвинув аппетитные половинки. У брюнета аж дыхание перехватило от такого вида. Он провел рукой вдоль икры, ощутимо гладкой и очевидно совсем недавно выбритой, пробежался пальцами по задней стороне бедра к ложбинке меж ног блондина. Мягко коснувшись мошонки, сжал ее в ладони, едва ощутимо оттягивая. Дима громко простонал, предчувствуя, что такими темпами под напором не грех и без рук обкончаться. И как бы ни хотелось Диме оттянуть момент, дабы не прослыть скорострелом, оргазм накрыл его резко настолько, что в глазах потемнело. И тем сильнее он чувствовался, чем резче становился Слава — не замедляясь ни на мгновение, с силой вжимал он обмякшего Диму в матрас. Славе самому было трудно держаться ещё дольше, а потому, выйдя из блондина, он практически сразу же кончил, брызнув спермой по раскрасневшимся бедрам парня. Тяжело вздохнув и стерев проступившую на лбу каплю пота, он сел на кровать рядом с приходящим в себя Димой. — Охуенно, — выдавил он из себя, — только салфетку подай… там, на столе. Слава молчаливо кивнул и, поднявшись, сделал пару шагов в сторону стола. Быстро осмотревшись, схватил небольшую упаковку с салфетками, кинув её на кровать, к Диме. Тот мелко подрагивающими руками выудил одну из упаковки и аккуратно стер с бедра чужую сперму. — Ну? — требовательно спросил он. — Что? — непонимающе кивнул в ответ Слава, рыская взглядом по комнате в поисках собственных боксеров. — Что было в ней? — В ком? — наклоняясь за найденным бельем. — В записке, дубина. — В какой нахуй записке?! — В той, которую ты оставил для меня на столе. У тебя почерк, блять, как у безрукого, я ничего не разобрал, кроме части про внешний вид и радуги. — Ты ёбнутый, — внезапно объявил Слава, сев снова на кровать к Диме. Тот поднялся на локтях, обиженно и раздраженно уставившись на одиннадцатиклассника. — Значит, я тут первые шаги делаю, потому что ты кроме записки никак мне намекнуть на свои чувства не мог, а потом ещё я ёбнутый?! — Я ручку расписывал. — Что ты делал? — Ручку. Расписывал ручку. Лицо Димы вытянулось от удивления, Слава засмеялся — раскатисто и громко. — Какого… — Ну, хочешь, я тебе настоящую записку напишу? — примирительно предложил Слава. — А знаешь, что? — выпалил Дима, не в силах сдержать проступающую на губах улыбку. — А возьми и напиши. — И напишу. И написал.