Несмотря ни на что

Когда в тот вечер дверь в дом Хэддоков открылась, Астрид вошла с огромной улыбкой. Она только что закончила с приготовлением любимого супа Иккинга, и впервые в жизни она была уверена, что сделала всё правильно. Ей не приходилось делать это слишком часто — обычно они ели в Большом зале с остальной частью деревни («Конечно это не из-за твоей кулинарии, миледи! Просто... эмм... лучше ведь поужинать в большой компании, не так ли?»), но сегодня у ее мужа был долгий и напряженный день, и она хотела сделать ему сюрприз. Она явно не ожидала, что его принесут закинутым на плечо Эрета, как мешок картошки. Он выглядел слабым и бледным, почти потерявшим сознание. Половник, который она держала, упал на пол с громким звоном. — Один больной вождь доставлен для Астрид Хофферсон, — торжественно произнес Эрет. Астрид тут же заняла свое место рядом с Иккингом; она даже не заметила, как пересекла комнату и прижала ладонь к потному лбу. Ему почти можно было соперничать с температурой Кривоклыка. — Что случилось? — она тяжело дышала, ее ноги были слабыми от беспокойства. — Мы шли в Большой зал, как он вдруг рухнул, — объяснил Эрет. — Думал, лучше отнести его домой, пока не стемнело. — Но я видела его сегодня днем, он был в порядке! — сказала Астрид, следуя за Эретом в спальню. Он повернулся и осторожно положил Иккинга на кровать, где тот мгновенно свернулся, жалобно застонав. — Это один из признаков угриной болезни - в один момент ты здоров, как бык, а уже в следующий миг блюешь на лестницу Большого зала. — У меня нет угриной болезни, — прохрипел Иккинг, не перемещаясь со своего положения. — Конечно нет, — Эрет несколько раз размял шею и обратился к Астрид. — Я собираюсь за Готти. С тобой ничего не случится за это время? — Я справлюсь. Астрид сидела на кровати и возилась с застежками на меховом плаще Иккинга, полагая, что без него ему будет гораздо удобнее. Она только хотела, чтобы ее руки перестали так сильно трястись. Возьми себя в руки и перестань вести себя, как истеричная жена. С ним всё будет в порядке. Должно быть. Она глубоко вздохнула и послала большому парню самую теплую улыбку. — Спасибо, Эрет. Не знаю, что бы мы без тебя делали. Эрет улыбнулся в ответ. — О, не стоит. Просто убедись, что он снова встанет на ноги, ладно? Астрид кивнула, хотя тяжесть в груди осталась. Как только она услышала звук закрытой двери, она повернулась к мужу. — Не хочу говорить «Я же говорила…» — Но ты все равно это скажешь, — пробормотал Иккинг, нахмурившись, но только вполсилы. Вообще он выглядел так, будто готов был сдаться в любую секунду. Астрид вздохнула и сняла плащ с его плеч. На этой неделе Олух столкнулся с тяжелой вспышкой угриной болезни, из-за которой около половины населения деревни стало больным и слишком слабым для работы. Иккинг собрал группу драконьих наездников, чтобы собрать необходимые ингредиенты для лечения болезни; они полетели на остров Угрей (к большому разочарованию Беззубика), и после того, как лекарство было готово, он убедился, что оно есть у каждого больного человека на Олухе. После этого он потребовал, чтобы все, кто еще не заразился, тоже приняли лекарство, чтобы не заболеть. Все, кроме него самого, конечно. «Я в порядке», «Другие нуждаются в этом больше, чем я», «Я никогда не болею», — сказал он всем, кто пытался убедить его в обратном, прежде чем пренебрежительно махнуть рукой и вернуться к своим обязанностям. Валка, Плевака, Эрет, Рыбьеног, даже Сморкала — все они пытались заставить его проглотить несколько ложек этого чертового лекарства, но он был слишком упрям. Затем вмешалась Астрид, и вскоре это переросло в ссору в центре Большого зала. Он настаивал, чтобы она была первой среди тех, кто примет это лекарство. Она сказала, что сделает это, только если он пообещает сделать это сразу после нее. После споров в течение получаса он, наконец, сдался и дал слово, которое не сдержал через несколько часов. У целителей закончилось лекарство прежде, чем он получил шанс его выпить, и теперь он был единственным человеком с угриной болезнью на всем Олухе. Его упрямство когда-нибудь его убьет. Астрид сложила толстый плащ, стараясь держать себя в руках. Ей хотелось кричать на Иккинга, или ударить его, или и то, и другое, но он просто был слишком болен, чтобы справиться с этим прямо сейчас. Наконец, она заговорила. Ее голос был стойким и сдержанным. — Ты должен был принять лекарство, Иккинг. Он сглотнул, явно пытаясь избавиться от очередного приступа тошноты. — Другие люди нуждались в нем больше, чем я, — пробормотал он. — Вот же ячье дерьмо. Те, кто болели – да, но другие были в полном порядке, а ты все равно настоял на том, чтобы они выпили его раньше тебя. Почему они важнее, чем их вождь? — Статус вождя не делает мое благополучие важнее других. — Перестань быть таким чертовски благородным, Иккинг. — Астрид, не все здоровые люди получили лекарство, ладно? Сначала мы отдали его маленьким детям и пожилым людям. И тебе. — Я не ребенок и не пожилая. — Да, но ты носишь ребенка. Нашего ребенка. Этот факт автоматически делает тебя важнее всех остальных, нравится тебе это или нет. Астрид открыла рот, чтобы ответить, но через мгновение его закрыть. Она была беременна всего два месяца, и Иккинг уже суетился вокруг нее целыми днями, как будто она могла сломаться. Это сводило ее с ума, но в одном он был прав: она не могла рисковать и заразиться этой ужасной угриной болезнью. Не тогда, когда в ней росла другая жизнь. Итак, в конце концов, Иккинг поступил правильно. Как обычно. Иногда она действительно ненавидела это его качество. Внезапный стон оторвал ее от этих мыслей. Иккинг изо всех сил пытался сесть, а его лицо превратилось в бледный оттенок зеленого. Астрид положила руку ему на спину, чтобы удержать его в вертикальном положении. — Что? Что такое? — спросила она. Иккинг закрыл глаза, сделав глубокий вдох через нос. — Можешь принести ведро? — сказал он тихим, напряженным голосом. — Желательно, прямо сейчас. Астрид сразу поняла, что происходит. — Ох, конечно! Просто… держись! Она понеслась на кухню, из-за угла схватила деревянное ведро и поспешила обратно в спальню. Подняв ведро на кровать, она положила его прямо под подбородок Иккинга. Он едва успел поблагодарить ее прежде, чем его голова исчезла внутри, и единственным звуком, который был в комнате в течение нескольких минут, был его ужин, который показал себя во всей красе. Астрид похлопала его по спине, надеясь, что это его утешит. Когда это, наконец, закончилось, Иккинг вытер рот трясущейся рукой. Астрид взяла ведро, намереваясь встать и пойти его вымыть, но Иккинг слабо схватил ее за запястье. — Останься, — прохрипел он, и прежде, чем она успела что-то сказать, он снова скрутился и положил голову на ее колени, прижимаясь лицом к животу. К ее животу, который был не более чем крохотным бугорком, все еще незначительным и незаметным. На данный момент. Астрид грустно улыбнулась и погладила потную челку. — Держись, Иккинг, Готти скоро будет. Иккинг поморщился при упоминании старой целительницы. — Я не хочу, чтобы она приходила. Она ударит меня своим посохом, не заботясь обо мне. Она всегда это делает. — Это потому что ты не заботишься о себе. — Она злюка. Астрид не могла не хихикнуть. Люди, как правило, отличались от своего обычного «я», когда болели, особенно если это была угриная болезнь, у которой была неприятная привычка портить ваш разум. Больной Иккинг был плаксивым и вел себя, как пятилетний. Астрид знала, что это только начало; в последующие дни, пока они снова не найдут ингредиенты и не изготовят новое лекарство, он будет становиться все более и более нудным, и она, вероятно, подумает о том, чтобы сплющить его своим топором. Но прямо сейчас, когда он лежал у нее на коленях и хныкал, как больной ребенок, он был слишком милым, чтобы на него злиться. Кроме того, ей, вероятно, нужна была практика в обращении с больным ребенком, представляя, как будет выглядеть ее жизнь через семь месяцев. Астрид взяла липкую руку мужа и сжала ее. — Ты был прав в том, что заставил меня принять лекарство, — сказала она тихо. — Но ты забываешь, что ребенок нуждается в отце так же, как и в матери. Ты не можешь пренебрегать своим здоровьем. Кроме того, я нуждаюсь в тебе. Я не смогу справиться со всем этим сама. Иккинг ничего не ответил. На мгновение Астрид подумала, что он уснул, но затем он протянул руку и очень аккуратно коснулся ее живота, пальцем рисуя маленькие круги на ее тунике. — Прости, малыш, — прошептал он с закрытыми глазами. — Сегодня твой папа вел себя, как полный идиот. Боюсь, тебе придется к этому привыкнуть. — Не проси, чтобы он привыкал! — крикнула Астрид со смехом. — И к маме, кричащей на папу, даже когда он так болен и беспомощен. — Ха-ха. Ты это слышал? Это был звук моего разбивающегося сердца. Она почувствовала, как Иккинг улыбнулся ей в живот. — Всё нормально. Иногда я заслуживаю хорошего крика, в конце концов. — Это, наверное, самое логичное из всего, что ты за сегодня произнес. Иккинг обнял ее за талию и зарылся в ее тунику. — Не волнуйся. Папа может быть идиотом время от времени, но он поправится. Он никогда больше не позволит себе так заболеть, потому что тогда он не сможет защитить тебя и твою маму. В этот момент Астрид не была полностью уверена, что всё это было детским лепетом или последствием угриной болезни. Она провела пальцами по волосам Иккинга, мягко дергая за одну маленькую косичку. — Знаешь что, малыш? Твой отец действительно идиот, — сказала она. — Но почему-то мама все равно любит этого идиота. Очень сильно. Тебе лучше к этому привыкнуть. Она ожидала, что Иккинг придумает какую-то остроумную реплику, но, когда этого не произошло, она опустила глаза и обнаружила, что он, наконец, уснул, а его ладонь все еще лежала на ее животе. Астрид улыбнулась про себя, зная, что ей придется разбудить его, когда сюда придет Готти, что может произойти в любую секунду. Но сейчас она могла позволить ему поспать. Она могла позволить ему остановиться на той части, что он идиот. Она все еще злилась на него и собиралась убедиться, что он сожалеет о том, что заболел вот так. Как только он снова будет здоров, она сможет вернуться к той части, где она очень его любит, несмотря ни на что.