Малахит

Антону четырнадцать, когда однажды утром он, выглянув в окно, замечает во дворе незнакомую машину — дорогую, мощную. Мама увлечённо щебечет о новых соседях, мол, будет теперь, с кем посплетничать, вечерами чай попить. Мальчишке до новых жильцов нет никакого дела — друзей у него предостаточно, и он недовольно кривится, когда узнаёт, что теперь в квартире по соседству — представьте! — живёт девчонка. Оксане двенадцать, когда она впервые встречает Антона и понимает — это навсегда. Мальчишка грубо толкает её плечом, когда они сталкиваются в подъезде, и бурчит что-то о том, что ей — Оксане — надо бы не под ноги смотреть, но Фролова на такую наглость закрывает глаза. Тихо извиняется, потупив взгляд, а когда он уходит, ещё долго-долго смотрит вслед и робко касается задетого плеча, очерчивая неровные узоры на вмиг ставшей горячей коже. Антон красивый, до сладкого трепета меж рёбер — красивый. Оксана слёзно выспрашивает у мамы новые, дорогие краски и много-много цветных альбомов. Часами выбирает оттенки, а затем аккуратно, как помешанный на своих работах ювелир, рисует глубокие леса, добавляя изумрудные блики и яркое-яркое янтарное солнце. Тонкие малахитовые ветви старого дуба тянутся к мятно-голубому небу, и дикая палитра выбранных цветов больно бьёт по глазам. Оксана бережёт свои рисунки, прикусив нижнюю губу, не задумываясь завешивает ими стены своей комнаты. И совсем не думает о том, как вдруг влюбляется в зелёный цвет глаз, смотрящих на неё с уже привычным ядовитым раздражением. Антон переходит в восьмой класс. Мама лукаво наблюдает за тем, как мальчишка краснеет каждый раз, когда она спрашивает его об одноклассницах, и отмахивается, просит не говорить всякие глупости. Но его привычную мальчишескую компанию во дворе вдруг разбавляют девочки, живущие в доме через дорогу — Ира и Катя, и Антон внезапно начинает любить рубашки и узкие чёрные джинсы. С Оксаной Антону скучно. Ей бы, знаете, повзрослеть. Фроловой тринадцать, когда она встречает пятнадцатилетнего Шастуна на лестничной клетке, уже вечером, когда их родители, по обыкновению, собираются шумной компанией и засиживаются до утра, рассказывая дурацкие истории о сумасшедших соседях. Мальчишка хмурый, почти серьёзный, на нём широкая красная толстовка и слишком уж узкие джинсы. Он пустым взглядом смотрит в стену с давно уже облупившейся краской, и зажимает меж пальцев первую гадкую сигарету. Оксане не нравится дым, но Антон — да. — Девушкам, кстати, не нравится, когда парни курят, — как бы невзначай говорит она, присаживаясь рядом с мальчишкой на грязную бетонную лестницу. Её мнения, конечно же, никто не спрашивал, но ей хочется хотя бы раз поговорить с ним. Пусть даже и о такой глупости. — Тебе-то откуда знать, что им нравится, — фыркает Шастун, и ему очень хочется её обидеть. Бог знает, чем она так ему не угодила, но Антона, кажется, действительно раздражает её милая улыбка. Милая, Господи. — Я, если ты не заметил, тоже девушка, — огрызается Оксана, порицая себя за то, что вообще начала этот разговор. — Куда тебе, — откровенно смеётся Антон, выдыхая густой дым в грязно-серый потолок. — Вырасти для начала. Девушка, тоже мне. — Придурок, — тихо бросает Оксана и резко встаёт, чувствуя, как внутри закипает злость. Да что он вообще о себе возомнил?! — Эй, мелкая! — вдруг окликает её Антон, и Оксана удовлетворённо улыбается, ждёт как минимум сухого "прости". — Родителям про сигареты — ни слова, ясно? Грёбанный идиот. Оксана злится, правда злится, и ей честно хочется сдать малолетнего курильщика с потрохами, показать, что обращаться с собой так она не позволит, но она молчит. Как он и просил — молчит. Оксана искренне не понимает, почему Антону нравится эта Ира. Глаза у неё — большие, и в них сияет сумасшедшая пустота. Мир Кузнецовой, кажется, сужается до новых пар кроссовок и всё такого же влюблённого в неё Антона. Она считает его забавным, иногда даже милым, но, откровенно говоря, предпочитает парней постарше. Но внимание Шастуна ей льстит. Подруга её — Катя — Оксане нравится. Она встречает их пару раз у подъезда, и тогда знакомится с Димой — лучшим другом Антона, который, кажется, в Катю влюблён. Больше Оксане во двор выходить не хочется. Оксане четырнадцать, когда она впервые просит маму купить ей помаду поярче. Женщина не ругает дочку за слишком раннюю тягу к косметике, не смущает её вопросами о мальчишках, а просто приносит из магазина дорогую помаду ярко-кораллового цвета. Оксане нравится помада. Оксане всё также нравится Антон. Она долго-долго мнётся у порога, мысленно решая, насколько её идея глупа, и представляя, как Шастун в очередной раз над ней посмеётся. Успокаивает себя тем, что Кате она, вроде как, нравится, и может сегодня её примут в шумную компанию, смеявшуюся под её окном. Страх парализует её, когда она, выйдя из подъезда, понимает — Кати здесь нет. Пять пар заинтересованных глаз с едкой придирой изучают её тонкое бежевое платье, карамельные туфли и непозволительную яркую помаду. Антон лишь поджимает губы, не отпускает едких комментариев, а его друг — Серёжа — вовсе не может оторвать глаз. Но вдруг Ира начинает смеяться, неловко прикрывая рот ладонью, а у Оксаны земля уходит из-под ног. — Господи, Антон, это та девчонка, которая слюни на тебя пускает? — Шастун отводит взгляд, и Кузнецова оборачивается к красной от стыда Фроловой. — Ради него так вырядилась? Оксана ничего не отвечает. Кидает последний взгляд на отстранённого Шастуна, надеется, что ему не всё равно, но он лишь равнодушно пожимает плечами и гадко ухмыляется, притянув к себе нахально улыбающуюся Кузнецову. Дура. Господи, какая же она дура! Фролова резко разворачивается и, не видя ничего из-за подступивших слёз, скрывается в подъезде под всё такой же громкий смех Кузнецовой. Оксане четырнадцать, когда она впервые плачет навзрыд, понимая, что Антон её ненавидит. Антону шестнадцать, когда он впервые понимает, что налажал. Они сталкиваются в подъезде на следующий день, и Шастуну стыдно, так стыдно, что он пугливо опускает взгляд, лишь бы не видеть, как девчонка, вероятно, расстроена. Но Фролова больше такой роскоши себе позволить не может — хватит уже над ней издеваться. Сыта по горло. — Привет, — вдруг выпаливает Антон, надеясь, что это блеклое приветствие как-то подбодрит Оксану. Он ждёт, что она улыбнётся, как улыбалась каждый раз до этого, но Фролова лишь фыркает в ответ и проходит мимо, не удостоив парня даже взглядом. И Антона это бесит. Это ведь он, чёрт возьми, должен злиться! Она опозорила его перед друзьями, которые, наверняка, теперь глупо хихикают над ним за его спиной, откровенно потешаясь над тем, что в него — Господи — втрескалась малолетка. Антону девчонку хочется осадить. Тихо рыкнув, он бросает ей в спину едкое: — Нихрена тебе эта помада не идёт. Оксана замирает на миг и словно хочет обернуться, ответить, но сдерживается и уходит, не проронив ни слова. И Антон лишь замечает, как вздрагивают её худые плечи. Оксане пятнадцать, когда её, кажется, впервые приглашают на свидание. Всё это кажется ей очередной издёвкой Шастуна, который, наверняка, подговорил Матвиенко, задумав опозорить её ещё больше, чем тогда, во дворе. Сергей позволяет ей ему не доверять — что ж, заслужил, зря промолчал тогда. Оксана ведь — честно! — красивая. До алеющих щёк и сбивчивого дыхания — красивая. Антон находит эту идею по-настоящему абсурдной. Не понимает, почему Сергей не стесняется говорить о том, что, кажется, влюбился в девчонку, которой только-только пятнадцать стукнуло. Им бы, знаете, о сексе думать, а Матвиенко всё про глаза да про смех потрясающий. Антон никогда не слышал, как Оксана смеётся. Он злится, и как бы понять — на кого. На Матвиенко, который теперь, кажется, дальше Оксаниного лица не видит, на саму Фролову, что больше не реагирует на его дурацкие провокации и не пытается привлечь его внимание. Или на Иру, постоянно пытающуюся запустить руку ему в штаны. Оксана взрослеет, и капризный мальчишка больше не кажется ей чёртовым идолом или, хотя бы, более-менее достойным кандидатом на роль её молодого человека. Она начинает ненавидеть свои рисунки, всё ещё окрашивающиеся в тёплые цвета малахита, и однажды избавляется от них, безжалостно разрывая бумагу на куски и отправляя в мусорную корзину. Мама смотрит на неё с грустью — разбитое сердце в пятнадцать лет. Серёжа Оксане нравится. Они не целуются, не говорят о каких-то там глупых отношениях. Фролова всё ещё думает о том, что поцеловать ей обязательно захочется кого-нибудь другого. Матвиенко говорит, что первую любовь переоценивают. Оксане хочется с ним поспорить. Первую любовь нужно заслужить. И потратить её на того, кто тебя ни капельки не заслуживает — самое большое в мире горе. Лампочка в подъезде, почему-то, перегорает, и Оксана сдавленно вскрикивает, когда натыкается на что-то в темноте. Антон недовольно шипит, потирая ушибленную ногу, а затем снова затягивается, вглядываясь в удивлённое лицо Фроловой. Пьяный, Господи. До чёртиков. — Из дома, наконец, выгнали? — усмехается она, скрещивая тонкие руки на груди. — Остроумно, — соглашается Антон, а затем хитро щурится. — А ты чё, дома ночуешь? Или вы с Серёгой в парке… того? Оксане пятнадцать, когда она понимает, как бездарно потратила свою первую любовь. Антону семнадцать, когда он понимает, насколько свою первую любовь не заслужил. — Ты, блин, такой идиот. Пошёл ты, Шастун! — в сердцах выпаливает Фролова и, грубо пнув сидящего на ступеньках Антона, бежит по лестнице вверх, к своей квартире. Антон не знает, зачем бежит за ней, но догоняет её только тогда, когда её маленькая ладонь ложится на дверную ручку. Он грубо толкает девушку к двери и, уперев руки в неё по бокам от Оксаниной головы, тяжело дышит дешёвым пивом прямо в распахнутые губы напротив. Оксана думает, что раньше от такой близости вовсе бы потеряла сознание. Но сейчас её начинает тошнить. — Я больше тебя не хочу, — тихо, но уверенно заявляет Фролова, и Антону хочется, чтобы эти слова растворились в самой злой на свете кислоте. — Тогда потом ударишь меня, — на выдохе просит Шастун и резко прижимается губами к губам девушки, целуя настойчиво, без возражений. И Оксане хотелось бы его оттолкнуть, хотелось бы, чтобы этого глупого поцелуя вообще никогда не было! Но она лишь покорно раскрывает губы и целует пьяного Шастуна в ответ, осторожно обнимая его за шею И больше они об этом не говорят. Ни о чём другом они не говорят тоже. Оксане шестнадцать, когда Антон празднует свой выпускной, и она честно ждёт, когда он уедет из Воронежа. В Москву, в Питер — куда угодно, лишь бы от неё подальше. Ей в этом городе из-за него дышать тяжело, так тяжело, что в груди, кажется, разрастаются ядовитые цветы. Оксане совсем не хочется расставаться с Серёжей, она даже плачет ему в плечо, пачкая дорогой костюм, но Матвиенко лишь обнимает её крепче и обещает приезжать почаще. Оба знают — не приедет. И никому, кажется, не жаль. Антону восемнадцать, когда он впервые в жизни чувствует, как из худой груди выбивают весь воздух. Они с Матвиенко пьяно хохочут над какой-то очередной шуткой Позова, и вдруг Сергей выпаливает быстрое: — А я, кстати, с Оксаной спал! — гордо и так пошло, что у Антона внутренности скручиваются в один тугой узел. Не может поверить, что это правда. Не хочет. Воображение услужливо подкидывает картинки, как грубые руки Матвиенко касаются хрупкой Оксаны, слышит её задушенные стоны, целует её розовые губы. Антон ненавидит свой выпускной также сильно, как ненавидит Оксану. Фроловой шестнадцать, когда тучи вокруг неё сгущаются. Шастун принимает решение остаться в Воронеже, и Бог знает, зачем. Они всё ещё не разговаривают, и оба понимают — незачем. Оксана становится умнее, Антон — тише, и они больше не стараются друг друга задеть, обидеть. Потому что и без того больно. Антон почти не переживает из-за уезда Иры. Провожает её на поезд, долго-долго целует и клянётся, что они когда-нибудь встретятся. Кузнецова верит — знает, что будут скучать, пусть расставание оказалось грязным и абсолютно дурацким. Антон вздрагивает, когда Ира впервые заговаривает с ним об Оксане. — Мы теперь взрослые, знаешь, — грустно усмехается она. — И эта девчонка — тоже. — Мы никогда даже друзьями не были, — огрызается Антон, потому что мысль, что всё похерил он сам, заставляет его ненавидеть собственную жизнь ещё больше. Ира смеётся и снова обнимает злящегося Антона. — Ну и незачем вам дружить. Оксане семнадцать, когда она впервые в жизни добивается чего-то сама. Она так гордится собой, своими рисунками, что принесли ей победу на всероссийском художественном конкурсе. Теперь-то о ней узнают, и Антон действительно рад за неё. Шастуну девятнадцать, и он впервые видит её рисунки в малахитовых цветах. Мама Оксаны, сидя на кухне с бокалом вина, воодушевлённо рассказывает маме Антона о том, чего достиг её ребёнок, и какое блестящее будущее ждёт Фролову. Шастун, слушая разговор в пол-уха, заваривает себе крепкий кофе. И турка выпадает у него из рук, когда он слышит счастливое: — И Оксана, представьте, в следующем году поступает в Питер! Горячая янтарная жидкость льётся на только-только положенный линолеум, и мама Антона, кажется, кричит на сына, но её звонкий голос он слышит будто из-за толщи воды. Она уедет. И эта история закончится вот так. Антону двадцать, когда он думает, что всей душой ненавидит Питер. Оксане восемнадцать, когда она впервые понимает, что искренне хочет задыхаться в Воронеже и дальше. Антона не просят помочь донести чемоданы до машины — он предлагает сам. Оксана часто-часто моргает, боится позорно разрыдаться, а провалов, связанных с Шастуном, за её жизнь и так было достаточно. Родители о чём-то разговаривают в стороне, не обращая внимания на донельзя смущённых детей. Антон противится сам себе, но всё-таки заглядывает в тёплые девичьи глаза напротив и, не сдержавшись, обнимает её так крепко, что Фроловой становится тяжело дышать. И она сдаётся и обнимает его в ответ. — У меня глаза не настолько зелёные, — вдруг тихо говорит он. Антону двадцать, когда он впервые слышит Оксанин смех. — Я обязательно это учту, — обещает она, отстраняясь. Они ничего больше друг другу не говорят. Оксана старается не смотреть в заднее окно, не хочет запоминать их прощание. Антон делает то же самое — просто уходит, дрожащими пальцами выуживая сигарету из смятой пачки. Оксане восемнадцать, когда она понимает, что первая любовь не бывает плохой. Антону двадцать, когда он понимает, что всё это заслужил.