Поберегите себя

      Зеленоглазая блондинка сладко улыбается, сидя на переднем сиденье желтого жука. Она не отрывает взгляда от зеркала заднего вида, наблюдая за спящим мальчиком.       — Только мать может умиляться такому, — усмехается мужчина за рулем, бросая на нее взгляд.       — Хочешь сказать, он не выглядит мило? — Эмма вопросительно поднимает брови, переводя взгляд на супруга.       — Открытый рот, слюна и храп? Милая, я за такие дела получаю локтем в живот, — Нил звонко смеется, от чего ребенок в детском кресле вздрагивает и это не остается незамеченным.       — Кэссиди, следи за дорогой, — недовольно отвечает Эмма, отворачиваясь к окну, но лишь для того, чтобы скрыть улыбку. Все же Нил прав, если бы на месте Генри был бы он, то давно бы уже получил. Задумчиво улыбаясь, Эмма наблюдает за мелькающими деревьями за окном, поражаясь их красоте. Она "впитывает" в себя каждый оттенок цвета осенней листвы, желая позже запечатлеть их на холсте в виде ее излюбленной абстракции. Девушка приходит в полный восторг, когда при сумерках начинается дождь и капли на стекле размывают общую картину, тем самым давая Эмме еще большее новых идея для картин.       — Это потрясающе, — шепчет она, доставая свой телефон, чтобы сфотографировать пейзаж, на что Нил лишь усмехается.       — Надеюсь ты хотя бы в отпуск не станешь рисовать? — весело спрашивает он, заранее зная ответ.       — Не мешай моему творческому процессу, — Эмма быстро показывает ему язык, затем вновь возвращаясь к попытке достойно сфотографировать вид, что ей так и не удается из-за слишком быстрой скорости, чтобы сделать фокусированное фото, но слишком медленной, чтобы оно было совсем размыто. Она хитро улыбается, придумав, как решить проблему и сделать отличный кадр       — Нил, ты не мог бы немного ускориться? Ненадолго, сделаю фото и все.       — Впереди еще машина, а обгонять ее рискованно, мне плохо видно из-за дождя, есть ли кто на встречной полосе. Эмма тихо вздыхает и отстегивает ремень, на что Нил тут же недовольно смотрит на нее.       — Пристегнись сейчас же, ты чего удумала? — взволнованно спрашивает он, быстро переводя взгляд с Эммы на дорогу и обратно.       — Буду твоим штурманом! — восклицает она и открывает окно. Эмма мельком смотрит на спящего Генри, не попадают ли на него капли дождя, а затем высовывается наружу до талии. Она придерживается правой рукой за крышу жука, а другой за дверь, чтобы не упасть, и звонко смеется, когда слышит, как на нее ругается Нил. Холодные капли дождя тут же заставляют ее поежиться и пожалеть о том, что она не догадалась обратно надеть свою куртку. Решив не зацикливать на этом внимание, она смотрит вперед, пытаясь разглядеть нет ли машин, едущих впереди.       — Все чисто, обгоняй! — кричит она Нилу, поворачивая голову к окну. Нил что-то ей отвечает, но она не слышит. Повиснув на двери жука она смотрит вперед, чтобы, если что, сказать Нилу о машине, когда тот выезжает на встречную полосу по ее просьбе. Эмма чувствует, что задыхается, когда сильный порыв ветра «ударяет» ей в лицо; глаза слезятся и она не видит ровном счетом ничего с секунду. Она уже лезет обратно в салон, когда распахивает глаза и видит, как прямо на них, из поворота, которого она не увидела, выезжает джип. Эмма кричит, застывая на двери жука, как и была. Она кричит Нилу, чтобы тот затормозил, но мужчина реагирует недостаточно быстро, для такой старой машины и жука заносит на мокром асфальте. Очередной крик Эммы обрывается, когда она чувствует как парит.

Дальше лишь темнота.

***

      В ярко освещенную палату заходит женщина лет сорока и останавливается у кровати. Ее взгляд скользит по телу девушки, которого почти не видно из-за бинтов и фиксаторов. Палата, несмотря на обилие света, напоминает доктору сцену из фильма ужасов, особенно по звукам. Писк кардиомонитора, оповещающий о замедленном сердцебиении. Насос аппарата искусственного дыхания, устрашает не только своим звуком, но и видом. Она все еще не привыкла к тому факту, что без этого устройства, человека может просто не стать. Реджина Миллс работала хирургом уже более семи лет, но все еще не могла привыкнуть к некоторым фактам из своей профессии. Ее главным страхом была смерть, от которой она оберегала всех, кого оперировала ранее, но девушка, поступившая к ним пару недель назад, была, пожалуй, самым сложным случаем. Множественные переломы рук и ребер, пробитое легкое и удар головой, настолько сильный, что она две недели находилась в состоянии комы. До вчерашнего дня. Кардиомонитор издает писк чаще и Реджина нажимает на кнопку вызова медсестры, понимая, что без помощи она не обойдется. Слышится тяжелый хрип и Реджина подходит ближе к пациентке. Взгляд зеленых глаз долго фокусируется на женщине, но как только пациентка понимает, где находится, она резко пытается пошевелиться от чего сердце Реджины сжимается, но она не подает и виду.       — Если вы не хотите осложнений, прошу вас не двигаться, — спокойно говорит она, а затем поворачивается, встречая двух медсестер взглядом. — Смените капельницы и перебинтуйте ее, после позовите меня. Реджина отходит от кровати, передавая медицинскую карту одной из медсестер, она на секунду медлит, читая имя девушки. Она уже давно успела выучить ее имя и фамилию, но все же боялась ошибиться.       — Эмма Кэссиди, вам запрещено говорить и резко двигаться. Дайте девушкам спокойно вас осмотреть, а после я зайду к вам и все разъясню. — с этими словам Реджина выходит из палаты, прогоняя в голове все возможные реакции ее пациентки на то, что она будет должна ей сообщить.       Спустя час Реджине сообщают, что она может вернуться в палату. Она не спеша идет по коридору, думая, какие слова лучше подобрать, но понимает, что это бессмысленно. Она обдумывала это уже больше недели, но нужные слова так и не приходили ей в голову. Все было бы куда проще, если бы у девушки были родственники, тогда она бы переложила этот груз на них. Когда Реджина заходит в палату она видит, что количество бинтов на теле Кэссиди уменьшилось и ее кровать была приподнята до полулежащего состояния. Миллс натянуто улыбается, стараясь не пропустить ни единого жалостливо взгляда в сторону пациентки. Ей было искренне жаль Эмму и она бы хотела проявить максимальное сочувствие, но профессиональная этика не позволяли ей этого сделать, к тому же, не все пациенты любили жалость. Реджина и вовсе считала, что жалость не любит никто.       — Вижу, что дела у нас с вами идут лучше. — Реджина присаживается на стул, рядом с кроватью Эммы и поворачивается к медсестрами, чтобы узнать не ошиблась ли она в своем вердикте. Девушки скомкано дают отчет о состоянии Эммы, передавая Реджине медицинскую карту, в которой она разбирается намного быстрее, чем в словах помощниц.       — Спасибо, вы можете идти. Подготовьте пожалуйста обед для миссис Кэссиди. — Дождавшись, когда они останутся наедине, Реджина наконец-то переводит взгляд на пациентку и тут же жалеет об этом, хоть и другого выхода у нее не было. Эта девушка, которой, как сказано в паспорте, в день аварии исполнилось двадцать три года, выглядела не старше двадцати. Ее напуганный и растерянный взгляд смотрел на Реджину с такой надеждой, будто та была единственным человеком во всем мире после апокалипсиса.       — Вам нельзя много говорить и не думаю, что вы сильно захотите, предупреждаю, что будет очень больно. Так что, постараюсь ответить на все ваши вопросы до того, как вы что-то меня спросите. — Реджина еще раз пробегает глазами по ее медицинской карте. — Вы поступили к нам две недели назад, после чудовищной аварии на шестом шоссе. Вы провели все эти две недели в состоянии комы, в которую впали от сильного сотрясения мозга и болевого шока. У вас сломаны два ребра, но они постепенно восстанавливаются и сейчас находятся в куда лучшем состоянии, чем две недели назад. К сожалению, обломок ребра задел ваше легкое и оно лопнуло. Мы были вынуждены провести операцию, чтобы привести вас в порядок, но говорить вам, пока еще, будет сложно. Ну и последнее, у вас множественные переломы рук и пока мы делаем, все что можем. Возможно потребуется операция. — Реджина выдыхает, когда заканчивает говорить и поднимает взгляд на Эмму. Ее совершенно не удивляет то, что девушка аккуратно качает головой и открывает рот, чтобы что-то сказать. Реджина прекрасно понимает, что это не то, что волнует девушку сейчас.       — Мой сын и муж… — хрипит Эмма, напрягаясь всем телом, от чего ее боль лишь усиливается и она измученно стонет.       — Я… — Реджина теряется и опускает взгляд, в мыслях умоляя себя собраться. — Мне очень жаль, Эмма, — тихо произносит Реджина не в силах смотреть ей в глаза, а ведь она себе обещала. — Генри, ваш муж, Нил Кэссиди, умер на месте, скорая просто не успела доехать, — Реджина нервно выдыхает и находит в себе силы посмотреть в зеленые глаза, что уже наполнились слезами. — А ваш сын, Генри Кэссиди, умер на пути в больницу. Мне жаль. Это тот случай, когда несоблюдение техники безопасности спасло жизнь. При столкновении вы просто вылетели из машины… — Реджина замолкает, когда слышит тихий хрип Эммы:       — Уходите.

***

      Реджина подносит руку к двери чтобы постучать, но замирает в самый последний момент, когда перед ней распахивается дверь. Она изумленно смотрит на девушку у двери и открывает рот, не зная, что именно сказать. Она окидывает блондинку взглядом и резко хмурится, когда видит, что та стоит босая на холодной плитке.       — Эмма! — наконец восклицает женщина, заходя в плату. — Кто тебе разрешил отправиться на прогулку, тем более босой?       — У меня кнопка вызова не работает, а я пить хочу, — слегка скованно отвечает девушка, придерживаясь за дверь.       — Сейчас, я все принесу. Вернись в постель, прошу тебя. Спустя двадцать минут девушки уже сидят вместе на постели Эммы и Реджина заканчивает осмотр.       — Ну, хочу сказать, что ребра уже зажили, что еще нельзя сказать о легком, но уже куда лучше, чем было, — Реджина слабо улыбается, изучая лицо блондинки. Эмма находилась в больнице уже почти месяц после того, как вышла из комы и они уже успели сблизиться с Реджиной, но, несмотря на все уговоры кареглазой, они никогда не обсуждали аварию и то, что Эмма планирует делать после реабилитации.       — Когда меня выпишут? — тихо спрашивает блондинка, опуская взгляд на свои руки. Руки. Несмотря на нежелание Эммы говорить о случившимся, Реджина не могла не заметить того, что из всех травм Эмма уделяла особое внимание рукам, долгое время разглядывая их, когда думала, что Реджина ее не видит.       — Предположительно через дня три, максимум неделя. Меня все еще беспокоят твои головные боли. Эмма никак не отвечает лишь скупо кивает, приводя Реджину в замешательство.       — Эмма, — осторожно начинает женщина, положив руку на плечо девушки. — Какие у тебя дальше планы? Я говорила с доктором Хоппером на счет твоего психологического состояния, но даже он не может точно что-то сказать, — она делает паузу, заглядывая блондинке в глаза. — Кроме того, что ты замкнулась в себе и не хочешь поговорить даже с ним.       — Реджина, я понимаю твое беспокойство, не каждый день тебе на голову сваливается подобный пациент, но мне не нужна помощь психолога. Мне нечего ему сказать и я не хочу промывки мозгов. У меня больше нет будущего, нет семьи и я не хочу слышать о том, что жизнь на этом не кончается. — Эмма виновато опускает взгляд и тяжело вздыхает. — Потому что моя жизнь действительно кончена. Реджина невольно вздрагивает от этих слов и сильнее сжимает плечо девушки, наклоняясь ближе к ней, вынуждая посмотреть себе в глаза.       — Не говори так, прошу тебя.       — Все просят меня быть откровенной, но никто не хочет слышать правду. Смешно, тебе так не кажется? — Эмма грустно усмехается. — Мои слова правдивы, доктор Миллс. Я потеряла мужа, которого любила с юношеских лет. Я потеряла сына, — Эмма закрывает глаза и поднимает голову к потолку, чтобы не заплакать. — Ему пяти не было. У него была бы полноценная жизнь, насыщенная жизнь. Я бы все сделала ради этого, но у меня больше никогда не будет этой возможности, потому что я дура, Реджина. Я просто… нет такого слова, которое могло бы меня описать, — слезы текут по ее щекам, падая на белоснежную простынь. Реджина хочет что-то сказать, но она не в силах, она знает, что Эмма права. — У меня нет больше планов, у меня нет будущего. Даже если бы я хотела жить, то как? — Эмма дергается, заставляя Реджину отпустить ее плечо. Девушка поднимает перебинтованные руки, показывая их Реджине. — Видишь? Я художник. Была художником. А теперь, какой я художник, если кисть не могу взять в руку?       — На это требуется время…       — Нет. Пускай я и дура, но знаю, что руки будут трястись теперь всю жизнь, так как денег на еще одну операцию у меня нет и не будет. Понимаешь? — Эмма смотрит на нее пару секунд и опускает руки, откидываясь на подушку. — Так что, не надо мне разговоров о том, как хороша жизнь и что все еще наладится. Это не так и я больше не хочу тратить время доктора Хоппера, да и твое тоже. У тебя и без меня куча пациентов, а ты тут, нянчишься со мной большинство своего времени.       — Я… — Реджина нервно кусает губу, стыдясь посмотреть на Эмму. — Я не нянчусь с тобой, мне действительно не без разницы, что с тобой происходит.       — Нет, доктор Миллс, не нужно вам это. Найдите себе другого пострадавшего, поберегите себя.

*спустя месяц*

      Реджина идет по сырому асфальту, разглядывая в лужах на дороге отражения домов и деревьев. Она не понимает, почему ноги привели ее сюда, почему опять в этот район, но любопытство не дает ей повернуть назад. Она останавливается, когда видит в отражении красное кирпичное здание и нерешительно поднимает голову. Женщина видит, как из подъезда выходит девушка и хочет отступить назад, боясь, что ее заметят, но перед ней мелькает копна рыжих волос и она выдыхает, успокоившись. Она изучает взглядом окна на пятом этаже и невольно хмурится, когда видит, что в них нет света. Она приходила к этому дому почти каждый день, борясь с желанием подняться на пятый этаж и узнать, как живет ее бывшая пациентка, но непонятный страх то и дело останавливал ее. Фраза Эммы «Найдите себе другого пострадавшего, поберегите себя» сильно «впечаталась» ей в голову. Она не хотела беспокоить Эмму лишь потому, что сама хотела встречи. Если бы девушка хотела, она бы нашла ее, попросила бы прийти, а одно тихое, будто нежелательное «Заходи как-нибудь, если захочешь» ничего не значило, по-крайней мере, Реджина говорила себе это каждый раз, стоя под окнами Эммы Кэссиди. Реджина распахивает глаза, когда слышит что дверь подъезда вновь открывается. На этот раз, она даже не смотрит на вышедшего человека, она спешит уйти от этого дома, как можно дальше и скорее.       Зайдя домой она молча проходит мимо сестры, которая готовит что-то на кухне и опускается на диван.       — И тебе добрый вечер, — хмыкает Зелена, заходя в зал. Она опирается о дверной косяк и с интересом наблюдает за сестрой. Спустя пару секунд тишины, которые лишь веселят женщину, она подходит к дивану и встает напротив Миллс. — Тебе не надоело это саморазрушение? Может уже сходишь к ней и поговоришь?       — Исключено, — холодно отвечает Реджина, поднимая взгляд на Зелену. — К чему навязываться человеку?       — Хммм… — женщина делает вид, будто задумалась, но на деле она лишь насмехается над брюнеткой. — Наверное к тому, что ты уже второй месяц только о ней и говоришь, что безоговорочно дает мне понять, что ты влюбилась в эту девицу с первого взгляда. У тебя, видимо, фетиш на больных и несчастных, — Зелена смеется, когда Реджина посылает ей ненавистный взгляд.       — Это не смешно, — грубо парирует Миллс, вставая с дивана. — Ей действительно не до меня, после всего, что случилось… Какой сукой вообще надо быть, чтобы претендовать на нее сейчас?       — Так не претендуй. Ты хотя бы поговори с ней, для начала. Может вы станете лучшими подругами, а потом ты ее «случайно» соблазнишь и подаришь девушке шанс на счастливый конец?       — Заткнись. Ей никто не нужен сейчас, я пыталась поддержать ее, но ей сначала нужно принять случившееся самостоятельно, может быть, тогда она и будет готова, чтобы хотя бы со мной поговорить.       — А ты уверена, что она уже не готова? Ты же ей так и не звонила, после того, как выписала ее из больницы.       —Она бы позвонила сама, — бросает Реджина и отворачивается от сестры. Она идет наверх, мысленно умоляя сестру не идти за ней, но задумывается о том, насколько верит собственным словам.       Позже, этим же вечером, Реджина начинает вновь споры с собой, лежа в постели. Она обдумывает то, что сказала ей Зелена и взвесив все за и против, она поднимается с кровати и идет к телефонной трубке. Набрав в легкие больше воздуха, она прикрывает глаза, стараясь сконцентрироваться и успокоиться, чтобы не сказать девушке какую-нибудь глупость. Постояв пару минут с телефоном в руках, Реджина делает вывод, что лучше уже не будет и набирает номер Эммы, который уже успела выучить наизусть, пока на протяжении месяца набирала его снова и снова, но так и не нажимала на кнопку вызова.       — Добрый вечер. С вами говорит капитан Николсон. — Реджина хмурится и смотрит правильно ли набрала номер телефона девушки.       — Добрый… Прошу прощения, я наверное ошиблась номером, — слегка озадаченно произносит Реджина.       — Вы звонили Эмме Кэссиди?       — Да. — Реджина хмурится.       — Кем вы ей приходились?       — Что? — Реджина открывает и закрывает рот, не зная, что ответить. Сотни мыслей проносятся у нее в голове. — Приходились? Я Реджина Милл, ее лечащий врач. Бывший лечащий врач. Что происходит, где Эмма?       — Доктор Миллс, вынужден вам сообщить, что ваша пациентка покончила с собой два дня назад, соседи насторожились только сегодня…