Чимин верит.

В жизни Юнги все как-то незаметно меняется, когда в соседний дом переезжает новая семья. Тривиальная семейка, родители как родители, только вот у их мальчугана волосы цвета спелого апельсина, задорная улыбка и отвратительно милое имя. У самого же Юнги скверный характер и волосы мятного цвета. Люди говорят что он бандит, и Чимин похоже, верит. От того жмется к двери, когда родители приходят знакомиться, и шарахается от протянутой руки, как от какой-то проказы. Правда позже все же улыбается, сжимая чужую руку в своей теплой ладошке, и кажется, потихоньку перестает верить. Но Юнги на это, впрочем, все равно. Юнги даже совсем не колышет тот факт, что этот «цитрусовый малыш» учится с ним в одной школе, только на пару классов ниже. И он даже ни капли не удивляется, когда за разговором сдружившихся матерей узнает, что Чимин ходит в танцевальную школу, потому что танцует он и правда превосходно. Юнги знает. Он видел. Не то, чтобы смотрел специально, просто у Чимина как-то совсем некстати были одернуты шторы. Юнги недовольно морщится, когда ранним обеденным утром к нему в окно стучат, бог его знает откуда взятой веточкой, лучезарно улыбаются и зовут гулять. Он искренне не понимает что делает в шумном парке в два тридцать четыре утра в воскресенье, среди праздника жизни, на котором такому как он слишком ярко и шумно. Он вздрагивает когда запыхавшийся Чимин устраивает голову на его коленях под раскидистым деревом, травит совершенно не смешные анекдоты и заразительно сочно смеется. Он улыбается так ярко, что глаза слепит, и от этого становится неуютно, правда это как-то слишком быстро забывается. Чимин как-то слишком прочно входит в жизнь Юнги и выходить из нее совершенно не собирается. С самого первого шага этого рыжего чуда сходит с ума весь мир. Или он сам? Юнги не понимает, но совершенно точно чувствует как на полюсах меняется гравитация и на земле его теперь вообще мало что держит. Юнги копается в своей голове и внутренностях, в поисках причины такого тотального сброса настроек, которые раньше никто не трогал. Яркость в жизни начинает зашкаливать, будто кто-то включил инверсию и черного в мире становится значительно меньше. Юнги подтверждает свой статус отъявленного бандюгана когда объясняет трем старшеклассникам законы всемирного тяготения и всеобщей кармы. И это совсем не потому что он знает что от насмешек над увлечением танцами Чимин неловко отшучивается. И не потому что Юнги видит как он прячет в подушку мокрые щеки. Все исключительно от того, что они хорошие соседи и наверное даже друзья. Да, пожалуй, дело именно в этом. Именно потому что они друзья, Юнги позволяет Чимину пробираться поздними вечерами в его окно по веткам растущего рядом дерева. В минуты когда Чимин ступает своими стройными ножками по тонким веткам внутри дает о себе знать кое-что, чего там вообще не должно быть по идее. Впрочем, это кое-что засыпает сразу же, как только Чиминовы ноги касаются пола в комнате Юнги. А вот у самого Чимина с засыпанием проблемы. Он мечется, ерзает и имеет совершенно отвратительную привычку засыпать по середине разговора. Но Юнги как ни странно не злится, только глубоко вздыхает и сползает ниже по кровати, как-то обыденно поправляет одеяло и ложится на соседнюю подушку. Юнги смутно помнит с каких пор подушек в его кровати стало на одну больше, да и значения никакого это в общем-то не имеет. Юнги привык ощущать себя каменным стражем хрупкого Чиминова сна. Почему каменным? Да наверное потому что когда младший спит, Юнги просто замирает. Иногда ему даже кажется, что все функции в его организме останавливаются, правда потом он вспоминает что это невозможно, и продолжает жить. Чимин со стороны похож на зефир, мягкий и теплый, с конфитюром из апельсиновых волос. Юнги даже кажется, что если очень постараться, можно учуять запах ванили, но все это попахивает извращением и он быстро бросает эту затею. Чем дольше длится его знакомство с Чимином, тем больше это напоминает болезнь. Все ощущения приобретают слегка болезненный оттенок и от этого делается немного паршиво. Первый симптом проявил себя эрекцией в душе, когда Юнги так некстати вспомнилась очередная совместная ночёвка. Этот случай Юнги вполне бы мог списать на нездоровую психику или переходный возраст, или бог знает что еще, если бы не второй симптом. Чимин всегда заразительно и вкусно смеется, от этого весь рот заполняет вязкая слюна, которую с каждым разом все труднее глотать. А когда Чимин облизывает розовым языком свои пересохшие губы Юнги откровенно ловит приход. В горле становится суше, чем в самом центре Сахары жарким летом. Сознание совершает полет в космос, а тело разом теряет все существующие ориентиры. Юнги считает себя убогим и от этого становится так противно, что слезы непроизвольно бегут по щекам и затекают в уши. Ему отвратительно и больно, от того что он выбился из нормы. Не то чтобы ему было дело до чьих-то понастроенных рамок и ценностей, но все же он чувствует будто его сняли с конвейера из-за серьезного брака. Юнги ощущает себя лишней хромосомой в генетическом коде здорового общества. Чимин возникает перед глазами из ниоткуда, и Юнги чувствует, как внутренности скручиваются в тугой комок. Яркая улыбка сходит на нет когда Юнги сухо отвечает на приветствие и шагает мимо. Ему очень жаль, что приходится игнорировать настежь открытую душу младшего. Юнги правда очень жаль. Чимин ничего не спрашивает, смотрит заискивающе и больше не стучит ветками по стеклу. Юнги даже кажется, что Чимин перестал спать, потому что он плохо соображает и круги под глазами на бледной коже выделяются все сильнее. Первым не выдерживает Юнги. Он несется к Чимину перелетая через несколько ступенек за раз, после того как слышит, что тот хочет бросить танцы. Юнги хватает младшего за шиворот и тащит на крышу школы. Юнги задает вопросы, но Чимин видимо решает что теперь молчать его очередь. Юнги больно прикладывает младшего о стену чердака, прежде чем тот резюмирует: — У меня на это больше нет сил. Юнги забористо матерится и совершенно не подбирает выражения. Чимин поджимает губы и изо всех сил старается не расплакаться. Юнги чувствует на щеке горячую каплю и его как-то неожиданно прорывает. Не то, чтобы Юнги любил откровенничать, просто оказалось что сил чтобы терпеть у него меньше, чем он ожидал. Он не смотрит в удивленные глаза младшего и выкладывает все как на духу. Чимин слушает, не перебивая и терпеливо ждет. Юнги замечает что черных капель на светлой крыше становится в два раза больше и замолкает. Он закусывает кулак и отрывисто дышит. Ему сейчас как-то очень трусливо. Не то чтобы он надеялся на что-то, просто говорил, но сейчас, вот так скомкано и совершенно не романтично прошло его первое признание. Юнги ждет оскорблений, нападок, диагнозов, но уж точно никак не тёплых ладоней на своих щеках. Юнги смотрит, как Чимин улыбается, перемазанный слезами и гладит следы от зубов на его руках и понимает что попал. Чимин весь совершенно невероятный, с добрыми глазами и яркой улыбкой. Он любит Юнги чуть больше, чем танцы, и пусть Юнги в это ни капельки не верит, но Чимин уверяет что это так. Юнги не то чтобы черствый, просто не научен с детства говорить всякие приятности. Он не умеет всякие там прозвища и прогулки под луной. Он любит Чимина до вакуума в легких, но не знает как ему об этом сказать. У Юнги скверный характер, но он готов стать целой вселенной для своего «цитрусового малыша». Юнги об этом не говорит, но Чимин верит.