Я буду петь для тебя

Над городским рынком царил шум и гам. Всё же в полдень на него собиралась масса народу. Они были совершенно разными: одни искали продукты для ужина, другие внимательно рассматривали ювелирные украшения, третьи восхищались выставленным на продажу оружием. Дети изредка тянули родителей за рукава, показывая на приглянувшуюся им игрушку, а девушки со своими парами разглядывали сувениры. Но было приметно, что через шум чужих голосов, радостно и звонко зазывал столь пленительно лишь один. Расположившись у каменной стены на небольшом покрывале, на котором и были разложены самые разнообразные безделушки, сидела знакомый нам странствующий эльф-торговец - госпожа Эпона. Вокруг неё толпилось не так много народу, но в нежно-шоколадных глазах эльфийки сияло счастье, когда хоть кто-то просил завернуть ему браслетик, перочинный ножик или подсвечник. Эпона с удовольствием смотрела, как парочки подходят и выбирают себе парные украшения, как немощный старик с видом знатока разглядывает охотничий нож, или кухарка нахваливает сделанные Расти на продажу горшки и чайники, такие манящие своим блеском на солнце. - Эх, пошла торговля полным ходом! - восторженно бурчала себе под нос эльфийка, похлопывая по мешочку с заработком на поясе. - Милая леди, - кто-то обратился к ней, - Заверните мне вон ту брошь. - Хорошо. Это прекрасно подходит для девушек, - молниеносно передала в руки покупателя требуемое Эпона, - с вас десять монет, только учтите, принимаю только нового образца. Получив плату, эльфийка уже отвлеклась от мужчины, купившего брошку. Но не тут-то было, он протянул вещицу обратно, с улыбкой говоря: - Это вам. Подарок. Эпона удивлённо посмотрела на брюнета перед ней. Молодой мужчина внимательно изучал с виду детское лицо эльфийки, с чистыми глазами, нежной и гладкой кожей, карамельные волосы, в которых путались лучи солнца. - Эээ... - замялась торговка. Тут кто-то резко притянул её сзади к себе. Рука неизвестного оттолкнула кисть с подарком. Нежный голос проговорил ревниво: - Это мой эльф. Если приспичило, иди ищи себе другую. Так ведь Эпона? Менестрель ласково потёрся щекой о щёчку эльфийки. Он выглядел совершенно удовлетворённым. Она же видимо совсем не была рада встречи. - Отпусти меня, глупый бард!! - задёргалась Эпона, - Мне тебя здесь ещё не хватало!! - О, какой голос, - восхищался Тальесин, - Я посвящу тебе песню, мой сладкоголосый эльф! - Я не твой эльф! - Эпона наконец освободилась от хватки менестреля. Тальесин только с большим рвением стал тискать эльфийку, приговаривая: - Ну же, Эпона, не стесняйся!! Я так давно не видел, что и забыл как прекрасен твой голос!! Давай, скажи что соскучилась!! - Да не ждала я тебя!! Не скучала даже, приставучий менестрель!! - Эпона орала что есть мочи. Люди на рынке косо поглядывали на эту парочку. Парень улыбающийся так странно, счастливо и беззаботно ласкал в объятьях маленькую торговку, что верещала тоненько что-то неразличимое для уха обывателя. Блондин лишь сильнее прижимал к себе кареглазую эльфийку, протестующую его действиям. Изредка ударяя маленькими кулачками по голове, груди менестреля, торговка взвизгивала ещё сильнее. - Ай, щекотно!! - Эпона рассмеялась. - Вот так тебе! - Тальесин только сильнее щекотал девушку. Это могло бы продолжаться бесконечно, если бы из ближайшего бочонка не вылезла маленькая ярко жёлтая голова дракона. Существо явно кого-то искало. Тальесин, заметив его, оторвался от Эпоны. - Ах, вот ты где, - улыбнулся менестрель, принимая в объятья маленького дракончика, который неуверенно махал расправленными короткими крыльями. - Наконец-то отстал, - буркнула торговка, поправляя съехавшую на бок косынку. Она перевела взгляд на Тальесина и дракона, ласкающегося к нему. "Да, это никогда его не сожрёт" - улыбнулась эльфийка своим мыслям. - Так ты его искал? - Эпона вопросительно посмотрела на парня. Дракон лизал жёстким языком щёку менестреля. - Нет, я к тебе пришёл, - Тальесин улыбнулся, - А его просто давно не видел, хотя обычно он как привязанный. - Понятно, - Эпона заняла своё торговое место, - Ну, всё, у меня работа, так что иди отсюда. - А ты мне споёшь? - менестрель провёл пару раз по своей лире, лукаво прищурив карие глаза. - Иди уже!!! Менестрель удалился, оставив Эпону наедине со своим товаром и всем рынком. Эльфийка была немного взволнованна, после его прихода, поэтому чуть выпала из этого мира. Но день клонился к своему концу, и рынок стремительно пустел. Стихли разговоры и торги, куда-то пропали приятные запахи сладостей и солений. Эпона быстро собрала остатки своего товара и занесла их на склад. Проверив свои эльфийские ловушки, что сохраняли её добро от незваных гостей, эльфийка в задумчивости направилась к выходу из города, ведомая исключительно своими мыслями. Вот она вышла за ворота. Луна уже поблёскивала из-за спутанных, как распущенные косы девушек, крон деревьев. В полумраке летали светлячки, порхали на своих белёсых, будто слюдяных, крыльях мотыльки. Эпона направилась глубже в лес. На губах эльфийки заиграла улыбка, отражающая свойственное лишь представителям этой расы счастье от наступающей ночи. Ветер тихо играл с листами, которые серебряными бликами колыхались от порывов, а цветы, что распускаются лишь в полнолунные ночи, как эта, распространяли губительно-сладкий запах. Эпону обволок изысканно, как белая вуаль невесты, туман, но она шла уверенно, отлично зная путь. Эльфийка в смиренном молчании вышла на поляну, которая была особо ярко освещена. Мягкая трава стелилась почти об самую земля, белые цветочки, словно бисер, обсыпали этот зелёный шёлк. Эпона вышла на самый центр лужайки и села в ласковую траву. Пару минут её глаза внимательно изучали тёмное небо с пылью звёзд, так неаккуратно разбросанных по нему. Луна, серебряной монеткой, стояла уже над головой эльфийки, когда та чисто и фантастично тонко и звонко запела. Голос Эпоны звучал сродни весеннему, только что пробившемуся сквозь проталины ручейку, отзывался звоном ласковых колокольчиков. То набирал силу, могучую как метель в зимнюю ночь, то стихал, смиренно, точно шум листвы в летний день. Прикрыв глаза, эльфийка забылась и отдалась пению. Сквозь полупрозрачный туман струился этот великолепный глас, разносясь по лесу, почти сливаясь со звуком природы. Многие бы не различили его, но не тот человек, который увлекаемый до боли знакомым голосом спешил, задыхаясь на бегу, к этому нежному профилю, объятым волшебным звучанием. Эпона сомкнула руки на груди, будто в молитве направленной в высь, к самым звёздам. Она красиво вздрагивала, беря редкие глотки свежести из влажного воздуха, не смея ни на минуту смолкать. Эту песню, что посвящала эльфийка лишь одному человеку, никто не слышал впредь, даже сама торговка стеснялась открывать эту тайну лесу. Так, лёгкой паутиной из невидимых звуков, настолько чувственных и искренних, но в то же время тонких и хрупких, песнь расплывалась по лесу, заставляя даже его всплакнуть росой на своих изумрудных кронах, нежных лепестках цветов, изысканных былинок трав. Тальесин спешил. Он боялся, что секунда - и песня, что тянулась таким родным и незабываемым голосом оборвётся, и всё очарование, которое ещё в детстве покорило менестреля, пропадет, и лес снова окажется мрачным и тёмным, пугающим и зловещим. Вокруг него вились травы, цветы осторожно, будто укоризненно, качали венчиками, а он спешил к ней, той, что изменила его раз и на всегда. К той, кто поёт и смеётся в ночи, рассеивая страх и пустоту в его сердце. Услышав волнующий сердце голос, он замер, не в силах сдержать трепет, что сковал его тело. Песня лилась с той же нежностью. Почему-то менестрели знал, что Эпона поёт для него. Он хотел чтобы этот эльф пел лишь для него, только с ним. Желание всегда быть с этой мифической богиней, что при свете дня лишь торговка, но всё равно столь дорогая и любимая. Успокоившись, он вышел на поляну. На ней, сидя в объятьях тумана, обласканная травами и лепестками цветов, что окружали её, сидел эльф. Покорно сомкнув руки на трепещущей груди, прикрыв пушистыми ресницами омуты этих непокорных днём глаза, сидела маленькая торговка. Она пела. Это являлось самым главным для менестреля. Он подошёл к ней, бессильно опускаясь на колени перед святой в его глазах эльфийкой. Та же, только заметила его появление. Прервавшись, она распахнула лучистые глаза, ласково глядя на Тальесина. - Пришёл, менестрель, - она чуть смутилась. - Ты звала меня, - он потянулся к эльфу. Вмиг Эпона оказалась в объятьях Тальесина. Эльфийка осторожно вдохнула запах менестреля, посмотрела в его карие глаза. Покраснев, она провела тонкими пальчиками по щеке Тальесина, улыбаясь. - Ты услышал, - шепотом сказала Эпона. - Я не мог не услышать, - улыбнулся он в ответ. Безмолвно они глядели друг на друга, чувствуя, как стихает ветер, как весь мир замирает на мгновенье. Менестрель положил голову на колени своей маленькой торговки, глядя на неё снизу в верх и любуясь её эльфийской красотой в лучах ночного светила. Эпона отчётливо понимала, что не переживёт, если снова потеряет его. В первый раз ругая "глупого барда", она осознала эту истину, которая причиняет столько сладкой боли. Да, её жизнь долга, а люди так хрупки, но это не мешает маленькой торговке любить этого отважного менестреля, что готов пожертвовать всем ради других. Он любил её голос, который даровала ей природа эльфов. И пусть он так вырос, но его сердце до сих пор переполнено переливами звуков той песни, что менестрель услышал ещё в детстве. И он хочет услышать его вновь, нет, он хочет жить вместе с этой песней, что дарована ему эльфийкой. А ночь всё ещё таилась в эльфийском лесу, украшая его своими платиновыми, серебряными и изумрудными красками, запахами, не свойственными дню и чувствами, что отчаянно рвались из сердец. - Хочешь, - Эпона убрала прядь золотых волос со лба Тальесина, - Я буду петь тебе, пока ты не устанешь слушать меня? Он осторожно, будто боясь разбить стеклянную иллюзию, сжал её ручку. - Тогда тебе придётся петь вечно, Эпона, - менестрель прикрыл глаза. - Это слишком долго, Тальесин, - рассмеялась звонко эльфика, - А хочешь, я буду петь для тебя, пока не уйдёт луна? - Этого мало, - задумчиво сказал менестрель, - Но хоть что-то. - Тогда я спою, - Эпона набрала побольше воздуха в лёгкие. И снова лес оживил глас эльфа. Природа торжествовала, редко удавалось ей вновь услышать эти сладкие, но такие печальные и в то же время откровенные звуки. Они лились из одного единственного эльфа, что наконец смог открыть своё сердце кому-то. Ведь эти существа, угнетённые за долгие века, уже перестали доверять людям. Эпона пела, и её счастливое и одухотворённое лицо казалось отражалось в небе, росе, мелькало на листьях и цветах. Они внимали песне, а ветер будто подрожал ей. Менестрель, не открывая глаз, провёл по струнам лиры, подыгрывая Эпоне. Эльфийка продолжила более уверенно, опираясь на нежные, как и сердце Тальесина, звуки инструмента. Невероятно мощная, но тихая смесь гордости, любви и печали разрывали сердца обоих. Эпона роняла редкие слёзы, что падали на щёки Тальесина, и он с новым запалом будоражил струны лиры. Но вот луна лукаво закатилась за верхушки деревьев, и горизонт окрасился в алый. Она всё ещё пела, а он жадно впитывал звуки. И пусть завтра будет привычный им обоим день с перепалками и ссорами, но "их" ночь будет неизменна. И пусть Эпона и закончит свою песню, что поётся лишь для Тальесина, но он будет хранить её в звуках своей лиры, вновь и вновь ожидая ночи, которую проведёт с ней наедине, слушая это бурное признание в любви, сплетая голос эльфа и звуки менестреля в единое целое. И им обоим хочется, чтобы это осталось неизменным.... навеки.