Дефектные

Конь опускает голову вниз, изредка фыркая от поднимающейся пыли. По этим дорогам давно никто не ходил — он не ощущает никаких запахов на метры вокруг. Тяжелые ноги передвигаются с трудом, медленно. Конь поднимает их настолько низко, что порой взрывает рыхлую землю копытами, но совсем не замечает этого, лишь изредка слегка спотыкается. Кёниг уже давно не так быстр и резок, как когда-то. Да, лошади на чудесном острове Алисия стареют очень медленно, но живут все-таки не целую вечность. Да и что осталось от острова-то… Конь слаб, стар и практически ни на что не способен. На нем уже давно никто не ездил — копытное просто не могло удержать на себе человека. И дело не только в побитой временем и заездами спине, но и в покалеченных ногах, которые болели, едва стоило на них встать. Именно поэтому большую часть времени жеребец попросту лежал, находясь дома. Хозяин его не дергал — он понимал всю серьезность ситуации. Конь для него был единственным другом и товарищем и он просто не мог относиться к другу наплевательски. И даже сейчас хозяин, человек по имени Шмидт, не ехал на лошади верхом, а вел ее, нет, даже не на уздечке, а на слабо затянутом недоуздке, к которому был прикреплен повод — за него и держался всадник. Бывший всадник. Он тоже уже давно не может держаться в седле. Если в молодости даже потеря руки не смущала его, даже с протезом он научился хорошо ездить, то потеря ноги подкосила его насовсем. Да, она тоже заменена протезом, но на скачки теперь вход точно закрыт. Шмидт чуть тянет за повод, попросив коня остановиться. Последний поднял голову в недоумении, однако долго размышлять не пришлось — да, это та самая трасса, на которой Шмидт и Кёниг не только буквально подписали себе смертный приговор в соревнованиях, но и чуть не расписались за собственные жизни. Оба поворачивают головы на едва слышимый скрип слева. Звук доносится от покореженной вывески, держащейся раньше на двух, а теперь уже на одной цепочке. Здесь еще можно разобрать приветствие игроков. «Добро пожаловать в Пригород!» Шмидт читает вслух и его губы кривятся в печальной полуулыбке. Он оставляет коня, зная, что тот никуда не денется. Кёниг просто ложится, чтобы отдохнуть, наблюдая единственным зрячим глазом за своим хозяином. Он все еще помнит, как они познакомились. Шмидту на момент первой встречи было около десяти лет, а самому коню где-то два года. Почти что двадцать лет прошло… Они не сразу обратили друг на друга внимание, однако как только это случилось — они почти не расставались. Бывало лишь пару раз. Учитывая те мучительные месяцы, что Кёниг пробыл в ветеринарной клинике, а всадник — в больнице. Немец аккуратно хромает к заборчику, что всегда стоял вдоль трассы. За ним обычно стояли болельщики или просто люди, желающие посмотреть на очередные соревнования или тренировки, коих было несчетное множество — всадники и их лошади тренировались ежедневно. Шмидт проводит уцелевшей рукой по ограде, которая покрылась буквально метровым слоем пыли. Забор покосился, дерево, из которого он был сделан, ссохлось и вся конструкция вот-вот должна рухнуть. Кое-где, в принципе, ограда уже обвалилась, оставив после себя лишь трухлявые щепки. Блондин вытягивает шею, пытаясь разглядеть в местности, поросшей травой, ту бурную реку, что всегда встречала своим шумом победителей у финиша. Теперь же от шума не осталось ничего, а от реки — тусклое застоявшееся и совершенно маловодное болото. Даже страшно представить, что может водиться в таком омуте… Нет, ничего там не может водиться. Ничего, как ныне и на всем остальном острове. Шмидт не знает, почему это место забросили. И Кёниг не знает. Но никто из них совершенно не имеет желания знать эту причину. Воспоминания об этом месте и так приносят слишком много боли. Мужчина снова мысленно возвращается в тот день, память о котором и привела его сюда. Это были слишком важные соревнования на магию. На кон было поставлено все. Нет, они просто не могли проиграть! Так думал Шмидт с тех самых пор, как подал заявку на участие. Жажда победы в таких крупных скачках затуманила молодому человеку голову. Он не учел того, что против него были всадники из довольно влиятельных гильдий. Не учел, что шел на верную смерть. Это был последний из трех кругов. Подающий надежды всадник шел первым, стремительно подходя к обрыву, с которого должен был влететь в портал и на крыльях долететь до финиша. Только его планы не были оценены другими участниками. Миг. Он слышит треск фаербола сзади. Второй. Чувствует, как из-под ног коня уходит земля, после удара магией. Фаербол оказался критическим. Третий. Он летит вниз, не в силах выровнять коня, параллельно наблюдая, как над ними сгущаются грозовые тучи. Кто-то из соперников использовал на нем молнию повышенной мощности. Всадник переворачивается вместе с конем в воздухе несколько раз, стремительно падая вниз, вначале тараня забор, а после скатываясь в бурную реку. Ржанье коня и собственный глухой крик — последнее, что помнил юноша из тех событий. Шмидт озлобленно ударяет протезом об забор. Слышится треск. Конь открывает глаза, навострив уши и вопросительно смотрит на хозяина. Последний виновато усмехается и отводит взгляд. Снова смотрит на то, что осталось от реки. — Прости, старик, я просто в подробностях вспомнил, как мы с тобой здесь чуть не померли, — уже на словах извиняется немец, зная, что конь его поймет, однако тот лишь фыркает, предоставляя хозяину возможность самому догадаться, что это значило. Мужчина последний раз бросает взгляд на воду, после чего неуклюже разворачивается и следует к коню. Тот же, пока хозяин ковыляет, пытается подняться. Получается из рук вон плохо и не с первого раза, но все же кое-как желаемое оказывается достигнуто. Шмидт подходит как можно ближе, долго-долго смотрит на жеребца, а позже неуверенно обнимает его уцелевшей рукой за шею. Он давно этого не делал, даже после заездов. Ограничивался обычными похлопываниями по той же шее. Но сейчас был далеко не заезд. Просто всадник вдруг вспомнил, кому он обязан своей покалеченной, но жизнью. — Знаешь, если бы ты тогда не выплыл вместе со мной, я бы так и остался там, в воде. Неизвестно, сколько они так еще простоят. Может несколько минут, а может и несколько часов. Эта трасса памятна для обоих. В любом случае рано или поздно Шмидт снова возьмется за недоуздок, ведя Кёнига за собой, а тот покорно пойдет. У них еще много не проведанных мест на этом заброшенном острове. И если это последнее, что увидит Кёниг в своей жизни, находясь рядом с хозяином, то он совсем не против сбить на этих дорогах травмированные ноги в кровь. Конь фыркает. Что-то попало ему в нос. Прямо как было на заездах, когда из-под копыт соперников летела пыль…