***
Натаниэль ей не друг. Хлоя, стиснув зубы, старается не смотреть на одноклассника. Она, конечно, не дизайнер, но одежду сочетать умеет. Как и причесываться. — Хватит сверлить меня взглядом. Натаниэль глядит на нее из-под длинной рыжей челки. Хлоя тут же отворачивается. — Обычно ты можешь сказать только «бе» и «ме», — бурчит она себе под нос. — Лучше бы молчал и дальше, — добавляет она совсем тихо. Натаниэль ее раздражает. Хлоя завидует его таланту — Натаниэль очень красиво рисует, она не может не признать, — рыжему цвету его волос, даже его узловатым длинным пальцам. Нелепый в целом и гармоничный по отдельности Натаниэль вызывает у нее негодование. И страшную черную-черную зависть. — Я могу молчать сколько угодно, — вздыхает из-за ее спины Натаниэль, — но мы должны сделать этот реферат вместе. Я же не виноват, что ты не успела записаться к Адриану! — Давай я тебе заплачу, чтобы ты сделал его один, — устало говорит Хлоя. Она не любит марать руки и гнуть спину; Сабрина делала это без денег, но Натаниэль — это совершенно другое. — Мне не нужны деньги, — тихо, но четко говорит он. — Если ты дочь мэра, то это еще не значит, что ты можешь покупать других. В его глазах плещется презрение, которое он даже не собирается скрывать. Хлоя чувствует, как захлебывается в вязкой и горькой зависти: Натаниэль гордый и непокорный; гнущийся под натиском, но не ломающийся. Хлоя сломалась бы сразу — только при виде денег.***
Хлоя брезгует пускать Натаниэля в особняк своего отца. Поэтому ей приходится довольствоваться широким креслом в комнате Ната, пока тот крутится около компьютера. Наверное, ее гардеробная размером с эту комнату, но Натаниэль даже не думает жаловаться. Хлоя пинает ногой торшер лампы на столе. — Ты аккуратнее, — Натаниэль не поворачивается, — это подарок моей мамы. Безвкусица, как думает Хлоя. Она приподнимается на локтях, глядя на спину одноклассника. — Твоя мама... умерла? — ее голос подрагивает, как натянутая струна. Хлое кажется, что она почти видит эту струну: тонкую, золотистую; оттяни ее пальцем — и порвешь. Как, впрочем, и всю Хлою. Ее легко поломать одним взмахом, одним словом. Натаниэль тверже. Его сломать — надорвешься. Он убивает наповал своим молчанием, своим неприкрытым равнодушием, когда его провоцируют или ставят в неловкое положение. Только сейчас Хлоя это видит, только сейчас Хлоя чувствует подступающую к горлу зависть. Хлоя не такая. Хлоя слабее. И за каждый миг, когда Буржуа ощущает горький привкус зависти, она сильнее ненавидит Натаниэля. Он наконец оборачивается. На его губах играет легкая усмешка; Хлоя почти до крови кусает нижнюю губу, чтобы не возмутиться. Натаниэль не может усмехаться. Не над ее словами. — С чего ты взяла? Моя мама вместе с отцом и братьями сейчас в зоопарке. Говорят, какое-то новое животное привезли. Пантеру, что ли. Хлоя молчит, уткнувшись взглядом в мутно-белый потолок. В ее комнате он абсолютно белый; настолько белый, что сияет ярче солнца и слепит глаза. Хлоя закрывает глаза. Ей сейчас важно не думать ни о чем, потому что иначе... Иначе ее захлестнет безумная горечь, тоска по давно ушедшей маме. Натаниэль счастливый. В его семье нет таких денег, он не знает, что такое дизайнерская одежда, но его жизнь намного светлее. Хлоя — заложница четырех лимонно-бежевых стен и злосчастного белого потолка; заложница модной одежды, банковских карточек. Заложница статуса дочери мэра, который должен открывать перед ней все двери. Но он не открывает ничего. Жизнь Натаниэля, наверное, такая же желтая, как ее волосы. Жизнь Хлои, как ей кажется, больше похожа на мутное коричневое болото.***
Хлоя сжимает подушку тонкими бледными руками. По ее щекам текут слезы вперемешку с дорогой тушью. Хлоя и сама не знает, как так получилось. Натаниэль с коротким вздохом наклоняет ее голову на свое плечо. Плачущей Буржуа не мог видеть никто: Хлоя слишком заботится о своем имидже. Она отталкивает слабыми пальцами подушку в сторону, обхватывая колени в светлых бриджах. Ее душит зависть, а от осознания, что ее пытается утешить человек, который и заставляет ее все время вспоминать то, что не нужно, становится еще хуже. — Хлоя, — тихо говорит Натаниэль, и она чувствует его холодную руку с длинными узловатыми пальцами на своем плече. — Я был с тобой честен, — ее коробит от «был». — Ты спрашивала меня о семье, о рисунках, о рыжих волосах... и я на все тебе ответил. Так будь честна хотя бы с собой и признайся. Хлоя вдыхает глубже и ощущает легкое облегчение. Наверное, она даже рада, что рядом с ней сейчас не Адриан. Агрест понимает ее так, как никто другой; но чувствует ее именно Натаниэль. — Я завидую, — севшим голосом отвечает ему Буржуа. — Когда я одна, я думаю, что моя жизнь — это сказка, где я получаю все. Где у меня есть то, что я хочу иметь. А потом я вижу лучших друзей, красивые руки, талант... полную семью, — Хлоя делает паузу, и холодные пальцы Натаниэля тут же сжимают ее плечо крепче, — и я падаю в эту черную пропасть. Она душит меня, Нат, — она вновь начинает плакать, бездумно утыкаясь однокласснику в грудь. Свободная рука Натаниэля плавно ложится ей на лопатку. — Я... ненавижу тебя, — Хлоя облизывает бледные, пересохшие губы, отстраняясь от толстовки одноклассника, — потому что ты — тот, кому я завидую больше всего. Она зажмуривается, словно ждет пощечины, грубого слова; чего угодно в ответ на ее реплику, которая больно отзывается даже в ее собственных ушах. Натаниэль молчит, и Буржуа опасливо открывает глаза вновь. Ее взгляд, затуманенный слезами и тушью, улавливает сложенный пополам листок, заботливо вставленный между ее ладоней. Хлоя даже не может спросить, что это; только хватает ртом воздух. Натаниэль сам разворачивает, показывая Хлое рисунок. Она сразу узнает его стиль, небрежные, но плавные штрихи, и напряженно вглядывается в собственное лицо. — Хлоя, ты сама себя губишь, — он обхватывает ее руками, чувствуя, как та содрогается от рыданий. Буржуа — натянутая до предела струна, Натаниэль легкими движениями пальцев успокаивает ее, приводя в нормальное положение. — Ты можешь создавать свою жизнь так, как считаешь нужным. Я не сразу понял, что хорошо рисую; так и ты — присмотрись. Ты не находишь себя, потому что скользишь по поверхности. Все глубже, только дай себе время нырнуть так глубоко. Ты понимаешь меня, Хлоя? Она кусает губы, часто моргает, но находит в себе силы опустить голову. Хлоя на рисунке красивая; не такая надменная, не такая эгоистичная... Другая Хлоя. Натаниэль видит это, чувствует... — ...а если я могу, то и ты сможешь. Хлоя ощущает прикосновение холодных губ к виску. Рыжая челка щекочет лицо, узловатые пальцы обхватывают тонкое запястье. Хлоя понимает, что Натаниэль хочет ей сказать; они оба знают, что слова тут совсем не нужны.***
Хлоя смотрит на затылок Адриана. Больше нет желания завоевать его, и теперь ей намного спокойнее. — Так, тебе для фотосессии нужен парень, — щебечет над ухом Сабрина. — Высокий или... Высокий, конечно... Так, брюнет? Хлоя? — Попроси рыжего, — Сабрина даже дергается; ручка чертит в блокноте кривую параболу. — Как рыжего? Ты же ненавидишь рыжий цвет волос, — она даже касается собственных волос, морщась от неприятных воспоминаний. Хлоя пожимает плечами. — Ну ладно... Буржуа оборачивается назад; Натаниэль с легкой улыбкой смотрит на нее. Хлоя разглаживает пальцами рисунок, водит кончиком ногтя по телефонному номеру в уголке. Натаниэль написал его, чтобы Хлоя могла набрать ему сообщение в момент особой тоски. Натаниэль ей не друг. Но Хлоя его больше не ненавидит.