Виктор на льду

После моего выступления итог короткой программы Гран-При среди юниоров был таков: Шестое место занял Цзин Боян с 75,4 баллами. Пятое его брат Цзин Ян, опередив его на три балла (78,3). Четвёртое досталось Чен Натану с 79,8 баллами. Ну, а в тройку лидеров вошли Станислав Тимченко с 88,7 баллами, Танака Рюдзи с 90,1 баллами и я, набравший 95,5 баллов. Если Стас был талантлив в прыжках и неплох в комбинации шагов, то Танака обошёл Тимченко с помощью хореографии и выносливости, поставив свои основные прыжки на вторую половину выступления. Я слышал от Якова, что азиаты, особенно японцы и китайцы, славятся своей выдержкой, но, увидев это собственными глазами, я понял, что имел ввиду Яков, когда говорил о сильных соперниках в финале. Хоть я и обогнал Танаку на шесть баллов, но короткая программа ничего не решает, она только помогает подняться выше — так сказал бы Яков. Стас был расстроен, но благодаря своему тренеру не потерял дух соперничества, что было видно по его взглядам, которые он кидал на Танаку и на меня. После завершения короткой программы все фигуристы и их тренеры ушли отдыхать. Кстати, хоть я со своими соперниками был знаком не так давно, мы всё же хорошо общались. Братья Цзин и Танака не были столь общительными, как мы, но, думаю, это из-за различия культур и плохого владения английским языком — всё же им труднее выучить его, чем нам. Русский алфавит некоторыми буквами похож на английский, а Натан, хоть и наполовину китаец, родился и вырос в Америке. О, Натан! Не знаю, то ли из-за того, что мы более-менее хорошо владеем английским, то ли он сам по себе такой, но он оказался изрядным болтуном! Приставал к нам с глупыми вопросами. — А правда, что в России медведи с людьми живут? — И с детской непосредственностью не понимал наши вежливые (а иногда и грубые от Стаса) посылы куда подальше. Особенно от гиперактивного американца страдал я, всё-таки я был новым интересным лицом. Остальные же только и могли, что сочувственно глядеть на меня и сматывать, чтобы Натан их не заметил. Наконец-то отвязавшись от американца и от Якова с его нескончаемыми наставлениями (он что, сборник наставления купил себе?!), я отпросился гулять по улочкам Софии. Хотелось погулять в одиночестве, без навязчивого внимания. София своими низкими домами и их расположением была похожа на наш город, но все же здания больше напоминали мне Италию. Было интересно прогуляться по улицам города, пофоткаться на фоне достопримечательностей и высоких гор, послушать болгарский язык, который хоть и похож на наш, но разобраться в значений слов было непосильной задачей для меня. После насыщенного на события дня, придя в гостиничный номер, я же сразу завалился спать. В день окончания соревнований было ясно и, хоть на дворе и февраль, София радовала нас потеплением и почками на деревьях. Все фигуристы были напряжены и сосредоточены как никогда. Все хотели выиграть Гран При, но мы понимали, что выиграет только сильнейший и старались вдвое больше, тем самым радуя своих тренеров. Первым выступал Цзин Боян. В его номере передавалась история про печальную любовь, и по его изящным движениям и грустному лицу было понятно, что это история из его жизни. До конца я не мог увидеть его программу, поскольку Яков увел меня заниматься растяжкой, но я был уверен, что его выступление соберет большие баллы. Когда я уже разогрелся и надел свой костюм, состоящий из свободной рубашки стиля пятнадцатого века с большим разрезом спереди, чёрных классических шалбаров и мини-корсета, опоясывающего талию и бёдра, а волосы украсили нежно-кремовыми цветами, сделанными в виде ободка с шелковыми лентами, на льду уже выступал японец. Его костюм был красив, под стать прокату! На нежно-фиолетовой юкате (или как их там называют) был вышит золотой дракон, и при вращениях парня под светом прожекторов он красиво сверкал вшитыми камнями. Прекрасно! Музыка, если прислушаться, была традиционной японской и в ней рассказывалась история смелого самурая. Смотря на его вдохновляющий прокат, хотелось самому стать таким же отважным воином и сражаться, не сдаваясь до последнего вздоха. Великолепно! После того, как музыка закончилась, стадион, ещё не отошедший от проката, молчал, но стоило застывшему в финальной позе Танаке пошевелиться, как зал взорвался аплодисментами и криками. Проехав почетный круг и собрав кучу подарков, кидаемыми людьми на лёд, он ушёл со своим тренером в уголок «слез и поцелуев» ждать результатов. 189,9! Это был новый рекорд в произвольном программе за всю историю юниорского фигурного катания! Да, он основательно подготовился для этого Гран-При и явно хотел увезти на родину золотую медаль. Будет нелегко его победить. Сняв красную ветровку и защитники для коньков, я переступил порог, попав на каток, и по традиции развернулся к Якову для последних наставлений. — Виктор, никакого самоуправства и четверных! Ты растёшь и твоим костям запрещены большие нагрузки! — Для надежности он нахмурил свои густые брови. — О чем ты?! — Невинно похлопал я глазами. Блин, и как он угадывает, что я хочу его ослушаться? — Я тебя знаю, Витя! — Буквально почуяв, что угадал тёмные намерения подопечного, мужчина ещё больше нахмурился. — Либо без четверных до взрослой лиги, либо я больше не буду тратить время на юнца, который не может победить без четверных в юниорских соревнованиях! — Ладно-ладно, не горячись! Не буду я делать четверных! Эх~. — Какая жалость, а такая идея была! — Ну, все! Давай уже, хватит прохлаждаться, тебя уже объявляют! — привычно заворчал на меня тренер. — Ок! — Напоследок поцеловал его в щёку и чуть не получил из-за этого подзатыльник от слишком стеснительного Якова. Надеюсь он никогда не узнает про мои мысли о его стеснительности, а то простым подзатыльником не расплачусь. В итоге я улыбнулся, развернулся и поехал покорять стадион!

Flashback

В Санкт-Петербурге был на редкость солнечный день. Хоть и весна уже наступила, Питер всё же редко радовал людей хорошей погодой, особенно после зимы. Берег Финского залива был переполнен отдыхавшими людьми, а в море то и дело было видно парусные большие и маленькие корабли. В одном из этих маленьких катеров была маленькая семья, состоявшая из высокого светловолосого кареглазого мужчины, красивой шатенки с голубыми глазами, держащую маленькую годовалую девочку, похожую на неё всем, кроме разреза глаз и их цвета, и блондинистого паренька лет пяти с голубыми как у его матери глазами. Было видно, что они устроили семейный отдых на маленьком катере. — Вот, смотри, Витя, как надо держать удочку! — сейчас отец учил своего ребёнка рыболовству, пока мама маленького семейства сервировала стол для обеда. — Закидываешь леску подальше и ждёшь, когда поплавок дёрнется, сигнализируя, что рыбка на крючке. — Па-ап, а когда рыба клюнет? Мне надоело ждать! — заканючил маленький Виктор. — Запомни, сынок! Главное в рыболовстве терпение и внимательность! — Отец семейства поднял указательный палец для подчёркивания важности сказанного. — Но это же скучно и нудно! Даже каждодневные растяжки в фигурном веселее проходят, пап! — не понял мудрости родителя ребёнок. — Ну, Виктор, иногда в жизни терпение и внимательность бывают самыми важными качествами у человека. — Всё равно фигурное катание лучше! — пробормотал надувшийся ребенок, на что родитель только улыбнулся и растрепал короткие волосы мальчика своей большой рукой. — Мальчики! Идите кушать, а то всё остынет! — послышался весёлый голос женщины, что украдкой наблюдала за их действиями. — Идем, пап! Мама наготовила таких вкусностей, так что если мы не поторопимся, то всё съедят! — тут же вскочил на радостях ребёнок и потащил на буксире мужчину. — Ой-ой, Виктор! Не торопись! Дай я закреплю удочки! — От действия гиперактивного ребёнка его отец чуть не выронил удочки в море. После сытного обеда с весёлыми рассказами взрослых и попытками научить маленького Витю азам управления кораблем и игры с детьми, семья Никифоровых села на преждевременно постеленную мягким одеялом палубу и начала любоваться закатом, прежде чем вернуться на сушу и отправиться домой. — Мам, пап! Мы когда-нибудь выйдем в море, чтобы попутешествовать, как пираты? — Не усидел долго в молчании младший Никифоров, крутясь на коленях родителей. На это взрослые переглянулись между собой, будто общаясь безмолвно, и слово взял Александр Никифоров: — Ну, если начальство даст побольше отпускного, то почему бы не попутешествовать по круизному лайнеру? — закончив говорить, он повернулся в сторону жены. — Да, это хорошая идея! — с улыбкой согласилась та, покачивая на руках дочь, увлёкшуюся браслетом матери. — Ну-у, это совсем будет не как пираты! — Надулся маленький Витя. — Глупенький, пиратов уже давно нету, да и наш папа не может управлять кораблём в открытом море, — она стала объяснять ребёнку невозможность такой идеи, пригладив растрепанные волосы чада. — Уууу, папа, ты совсем не крутой! — Ещё больше надулося дитятко. — Чего?! Это кто не крутой? — мужчина наигранно-возмущённо посмотрел на ребёнка и стал щекотать в отместку. После с палубы было слышно только воинственные крики, ругань и смех.

End Flashback

(Включите «Весна — Мелодия цветов»)

Я стоял неподвижно в центре катка, обняв себя руками за плечи. Я знал, что сейчас выгляжу просто превосходно. Когда я репетировал своё выступление ещё на родине, Лилия обожала говорить, что в таком положении я выгляжу невероятно женственным и хрупким. Я читал статьи в спортивных журналах, где репортёры публиковали мои фотографии и искренне восхищались мной, моей фигурой, всё ещё немного нескладной, но при этом обаятельной, если подобрать нужную одежду, моими длинными серебряными волосами, длинными ресницами. Они сравнивали меня с эльфами, неземным существом, и я, когда читал эти статья, сперва был сильно удивлён, однако стоя сейчас здесь, на льду под светом прожекторов, когда на меня были направлены взоры тысячи людей, я знал все свои сильные стороны, я прокручивал каждое слово в голове и старался соответствовать тому волшебному образу, который описали журналисты. Когда тихая мелодия нежным потоком полилась из динамиков ледового дворца, становясь всё громче, я медленно раскрыл глаза, тут же замечая яркую вспышку фотоаппарата. И медленно, будто вспоминая движения, я начал делать небольшие круги по катку, всё увеличивая и увеличивая их, всё также не отнимая рук от плеч. Когда музыка поднялась на октаву выше, расцепил их, и движения в миг стали активнее, быстрее. Я покружился, будто вальс танцевал, и дважды взлетел над катком и плавно, почти без шума приземлился на холодный лёд, продолжая свой танец-историю… Папа всегда, когда после холодной зимы наступали теплые весенние деньки, брал всю семью на экскурсии по Петербургу и удивлял всех новыми интересными местами родного города. Отец вообще был, как взрослый ребёнок — всегда был оптимистичен, куда-то спешил и носился, как угорелый, любил удивлять и привносить в нашу жизнь что-то новое… Бильман перетёк в заклон, а затем и в шаги. Мы любили выходить в залив, когда погода становилась теплее и таял лёд на воде. Отец, каким бы безалаберным человеком ни казался, был невероятно серьёзным и спокойным у руля катера. Он любил рассказывать о морях, землях, на которые редко ступала нога человека, как раньше настоящие капитаны предугадывали погоду в океане. И, следуя зову нашего отца, мы, взяв арендованный катер, удочку и закуски, бороздили Финский залив, воображая себя настоящими пиратами или свободными путешественниками… Движения были плавными, как и музыка. Папа всегда был сильнее и лучше всех. Когда я был маленьким, я был уверен, что он всё знает, а если вдруг оказывалось, что он чего-то не знал или не понимал, то мы всегда узнавали вместе с ним, практически открывая новую сторону мира. Даже во время моих тренировок по фигурному катанию, хоть он сам и не умел кататься, он всегда подсказывал, какие движения, музыку и причёски лучше выбрать для детских соревнований. Когда я в начале много падал на катке, из-за чего был весь в синяках и натирал свои ноги до кровавых мозолей, я знал, что дома меня всегда ждёт папа с тюбиком пихтовой разогревающей и заживляющей мазью и словами поддержки. Когда проходили соревнования, он нервничал сильнее меня, а когда я получал медали, он восхищённо кричал за двоих и сажал меня на плечи и катал на них, смеясь и делясь своими впечатлениями по пути домой… Приближался конец выступления, а я всё ускорялся и ускорялся. Прыжки следовали друг за другом плавно, и ни в одном из них я не смел допустить хоть малейшей ошибки. Близились последние аккорды, так что я буквально чувствовал, как они дышали мне в спину. Музыка набирала обороты, в появлялась какая-то взвинченность, истеричность, и я вслед за ней сделал поочередно каскад из тройных прыжков. Когда он ушёл из нашей жизни, я не верил. Даже после похорон я не хотел верить, заталкивая воспоминания о нём как можно глубже. Я взвалил на себя кучу дел, стараясь забыть… забыть, чтобы не утопиться в горе… Последние аккорды музыки близились и я резко начал снижать скорость движений. Прошло три года. С каждым этапом Гран-При, я вспоминал те счастливые весенние дни, когда казалось, что ничто во всей вселенной не может нас с отцом разлучить. С садистским удовольствием я прокручивал в голове очередное воспоминание об отце, что прочно ассоциировалось у меня с весенним солнцем, теребя душу после соревнований. Я знал, что мне придётся отпустить прошлое и идти дальше… Вспомнить всё, что с ним связано, и отпустить…отпустить… Ах, если бы это, было так легко… Мелодичное пение пианино ласкало слух, а воспоминания счастливых деньков туманили разум. Последние аккорды пианино, и вот я, плавно скользнув в финальную позу, сжал руками нечто невидимое для остальных, но очень дорогое для меня. Оторвав руки от груди, я наконец-то отпустил… отпустил его, подняв к небу руки. «Папа… папочка, если ты меня слышишь, то… послушай меня внимательно… Спасибо за всё! За твою любовь, заботу и счастливое время, что ты нам подарил. Не держись за нас, мы справимся, а ты… Где бы ты ни был, будь, пожалуйста, хотя бы ради нас, пожалуйста, будь счастлив! Мы тебя очень любим, отец!.. Я люблю тебя, папа…» Восторженные крики заглушали даже голос комментатора. Толпа ревела от переполнявших её эмоций, на каток летели многочисленные игрушки и цветы, а я даже не обращал на это внимания, смотря слезящимися глазами в потолок, всё так же протягивая руки к нему.

***

— Витя, ты как? — негромко и серьёзным тоном поинтересовался тренер, сжимая моё плечо в знак поддержки. После выжавшей из меня все соки произвольной программы я, вяло помахав толпе, направился к обеспокоенно смотрящему на меня Якову, к уголку «слёз и поцелуев» — ждать результаты. И, пока судьи подсчитывали баллы, а камера внимательно снимала все наши движения, я подтирал сопли и пот, пил воду маленькими глоточками из переданной ранее бутылки необычно заботливым тренером. — Да, все нормально уже, дядя Яков. — Чуть приподнял уголки губ, — для настоящей улыбки сил нет — чтобы успокоить, а заодно вывести из себя обеспокоенного тренера. — Говорил же не называть меня так! — тут же прикрикнул на меня в своей привычной манере Яков. — Ага, ага, говорил, но кто же будет слушать? — я пробормотал это тише, чтобы не быть услышанным мужчиной. — Что ты там бормочешь? — Тренер тут же сузил глаза, заподозрив что-то неладное для себя. В ответ ему был брошен невинно-непонимающий взгляд присосавшегося к бутылке ученика. — Хм… — многозначительно хмыкнув, он отстал. И вовремя. — Итак! Итоговый балл за произвольную программу Виктора Никифорова! — на английском провозгласил комментатор, заставив толпу чуть утихнуть. — За технику — 100,17, а за хореографию — 90,15! Итог произвольной программы… 190,32! Виктор Никифоров побил предыдущий рекорд Танаки Рюдзи на 0,42 балла! Таким образом, итоговые баллы по подсчетам судьи: 6) Чен Натан — 265,60 5) Цзин Ян — 268,24 4) Цзин Боян- 271,6 3) Станислав Тимченко — 275,57 2) Танака Рюдзи — 280 1) Виктор Никифоров — 285,82 баллов! Толпа взревела пуще прежнего, а я, просто улыбнувшись, повернулся к также улыбающемуся Якову и обнял его. Ты всегда мне помогал, и даже сейчас. Спасибо, отец…