Стальная дева

*** — Я запрещаю тебе говорить, — сказала Мара. — Вслух или с помощью метки, и если что-то понадобится, ты передашь мне чувствами. Ты согласен? Она потянула Эйна за руки, застыла напротив него, так близко, что ощущалось идущее от ее тела тепло. И он чувствовал, читал в ее мыслях — она давала ему выбор. Именно с этого выбора и начинался ее контроль. С того, что Эйн отдавал сам, добровольно. Она не закрывалась, и вещи, которые казались порой странными, обретали смысл: почему она стояла так близко, почему смотрела и спрашивала именно так. Почему каждый раз, предлагая ему подчиниться, была готова услышать отказ — потому что согласие нельзя было дать навсегда. — Ты не ответил мне, Габриэль. Я могу наказать за это, — шепнула она, и память о том, как сладко она делала больно, как заставляла терпеть и просить, отдалось жаром внутри. — Не можешь, — так же тихо отозвался он в ответ. — Я же еще не согласился. — Но уже хочешь, чтобы я тебя наказала. Он не стал спорить, потому что оба они знали правду. Только наклонился, коснулся губами ее макушки: — Согласен. И замолчал. Это тоже было… непривычно. Даже странно — Эйн же и без того нередко молчал, мог часами ничего не говорить, но впервые делал это из-за запрета. Мара отступила на шаг, но не отпустила его руку, опустилась на кровать, спокойно заложив ногу на ногу: — В этот раз будет иначе. Ты говорил мне раздеться и встать на колени. Теперь я хочу, чтобы это сделал ты. Отойди к двери, сними только футболку. Потом вернись к кровати и опустись на колени возле моих ног. Он выполнил все молча, демонстративно стягивал футболку медленно, не удержался и усмехнулся. Широко развел руки и продемонстрировал себя, наслаждаясь ее взглядом. — Хочу покрыть тебя метками, каждый сантиметр кожи, — с улыбкой, спокойной и ленивой, сказала ему Мара. — Пока ты не забудешь все, кроме моего имени. И не сорвешь голос в криках. Ее желание, темное и голодное, просачивалось в Эйна изнутри, обжигало так же, как взгляд Мары. — Подойди, Габриэль. Когда он подчинился, она поцеловала его, долго и сладко, а потом с намеком надавила когтями на шею, потянула вниз — никакой боли. Только ее обещание. Стоять на коленях было неудобно, и Мара не дала ему ни выпрямиться полностью, ни опуститься на пятки. Бедра сводило от напряжения. Она забрала у него футболку, сложила вдвое и вернула ему: — Держи ее обеими руками у себя за спиной. Она знала, что ему неудобно, что он терпит, потому что она велела, и наслаждалась этим. Ее наслаждение было как ласковое касание. — Я бы оставила тебя так, пока ты не свалишься, — шепнула Мара, наклонилась к нему так близко, что губы задевали ухо, обжигали каждым словом. — Заставила бы терпеть, теряя остатки сил, и наслаждалась бы тем, как ты цепляешься за обломки контроля. Мой Габриэль. Мой сильный, красивый, упрямый Габриэль. Он содрогнулся, с шумом втянул воздух и стиснул футболку в пальцах, до боли хотелось попросить — трогай меня. — Но мы начнем с простого, — Мара взмахнула рукой в воздухе, вызывая виртуальный экран, выцепила когтями таймер. — Минута, и потом я позволю тебе отдохнуть. Цифры — человеческие, не герианские — начали сменять друг друга, и Эйн подумал, что минута это совсем немного. Он легко мог потерпеть минуту. Мара расстегнула его ремень и ширинку, стянула штаны с трусами на бедра и погладила кожу, будто успокаивала. Неудобство понемногу переходило в боль, после всего, что было, мышцы не хотели слушаться, и слабый голос подначивал — отдохни, ты можешь в любой момент это остановить. Ты даже не связан, она не сможет тебя заставить. Да и не будет. Но Эйн хотел продержаться эту минуту, даже после адского и выматывающего дня, хотел доказать себе, что не слабак. Бедра дрожали, руки сводило от напряжения, и возбуждение смешивалось с ним, разливалось внутри. — Красиво, — сказала Мара и наклонилась поцеловать его, провела кончиками пальцев по напряженным плечам, потом по груди и животу вниз. Он чувствовал, как пот выступает на коже, как нарастает дрожь внутри. Бесконечные цифры сменялись медленно, будто бесконечно. — Иногда минута, Габриэль, это так долго. Правда? Он не мог ответить, кивнул судорожно и прижался губами к ее пальцам. Мара опустилась напротив него, провела когтями по бокам, совсем легко и почти щекотно, и он дернулся, едва не потерял равновесие. — Я могу тебе помочь, — она поцеловала его ключицу, легко, дрязняще лизнула кожу, и Эйн застонал. — Отвлечь, чтобы время пролетело быстрее. Ее ладонь обхватила его член, погладила невесомо кончиками пальцев, слишком легко, нужно было больше, казалось, что кровь внутри выкипает, и Эйн зажмурился, подался бедрами вверх. Мара убрала руку. — Или я могу посчитать для тебя секунды. В прошлый раз тебе приходилось говорить, на сей раз я все сделаю сама. Он хотел другого — чтобы она опустилась ниже, взяла в рот. Хотел почувствовать влажный жар ее языка и горла. Едва не сказал об этом вслух, удержался в последний момент. — Хороший мальчик, — шепнула она, зарылась пальцами в его волосы, помассировала, легко покалывая когтями. Все мышцы горели и только эти прикосновения, жгучие, мимолетные помогали держаться. Эйн дышал хрипло, тяжело — взмок, и боялся пошевелиться. Мара целовала его, лениво, неспешно, и он зажмуривался, в надежде, что так секунды пролетят быстрее — если не смотреть на проклятые цифры. — Всего десять, — шепнула Мара, положила ладони ему на колени, с силой провела вверх, задела член, и Эйн задохнулся. Каждое движение воспринималось слишком остро. — Девять. Каждая цифра будто оставалась на коже невидимым клеймом, и Эйн умолял мысленно: скорее, скорее… Он не знал, о чем просил, напряжение скапливалось внизу живота, и уже невозможно было различить его и напряжение, и казалось — вот-вот, почти… Он просил молча, беззвучно, одним выворачивающим наизнанку чувством: пожалуйста. Мара коснулась его лба губами и шепнула последнее, сладкое: ноль. Эйн бы рухнул, если бы она не поддержала, не помогла бы лечь, и пол холодил лопатки, воздух врывался в легкие, и казалось, Эйн им сейчас захлебнется. Он чувствовал себя так, будто пробежал марафон, будто его вычистили изнутри — и напряжение ушло сразу все, оставляя звенящее легкое чувство перед которым отступала даже боль в перенапряженных мышцах. — Хорошо, Габриэль. Так хорошо. Она подала ему стакан воды, велела: — Пей. Осторожно, маленькими глотками, никуда не торопись, — он послушался, потому что даже мысли не было сделать что-то еще. И казалось, воды вкуснее он в жизни своей не пил. Мара помогла ему лечь на кровать, прижалась всем телом, с силой растирая ноющие плечи и бедра, и Эйн жмурился от удовольствия. Возбуждение не ушло полностью, но оно будто было где-то далеко, под мягкой белесой пеленой. — Вот так, Габриэль, — Мара уложила его головой себе на колени, и ее чувства отдались удовольствием, удовлетворением. Ей нравилось то, что она видела. Она взяла контейнер с едой, раскрыла, и бокс наполнил вкусный запах мяса — пряный и немного дымный. Эйн вдруг понял, что голоден, что ужасно, просто до дрожи хочет есть. Мог бы забрать у Мары контейнер, но не пошевелился — доверился и в этом тоже. Она отрывала небольшие кусочки мяса когтями, подносила к его рту, он ел аккуратно, проходился языком по подушечкам ее пальцев, по острым кончикам когтей. Мара дышала спокойно, контролировала каждый вдох и выдох, и за этим спокойствием Эйн без труда читал ее жадность, то, как ей приходилось сдерживаться. Ей хотелось трогать, целовать, ей хотелось с ним трахаться так, чтобы он стонал под ней и беспомощно цеплялся пальцами за одеяло, чтобы просил. И на сей раз он ее дразнил — просто тем, что делал все, что она говорила. Все и ничего более. Иногда она ела сама, небольшими кусочками, и после каждого наклонялась за поцелуем. Эйн подавался ей навстречу, расслаблялся, и казалось, что время утекает, исчезает и становится совершенно неважным. Он не знал, сколько это длилось, все было как в трансе. И, в конце концов, Мара поцеловала его в последний раз и шепнула: — Ты можешь говорить. Эйн многое мог бы ей сказать: Я знаю, что ты сделала. С тобой обалденно. Меня будто выстирали изнутри. Но сказал он только: — Хочу тебя трахнуть. Ее возбуждение накатило волной, сильное и обжигающее, смешалось с его собственным, и Мара зажмурилась, выдохнула воздух со свистом. Да, ей приходилось сдерживаться, ей хотелось большего, до боли хотелось. Она выскользнула из-под него, перехватила запястья и вздернула вверх, торопливо и грубо. Велела: — Держи их так. — Изголодалась, — усмехнулся он, застонал, когда она опустилась сверху. Она была мокрая и обжигающе горячая, и глаза у нее будто светились. Ее неоновые сине-зеленые глаза. Жуткие. Невероятные. Мара направила его член в себя, насадилась одним резким невыносимым движением, и вскрикнула, запрокинула голову. Взметнулись волосы. На острых ключицах, украшенных точками родового орнамента, блестели капельки пота. Каждую хотелось собрать языком. Мара начала двигаться, постепенно наращивая темп, теряясь в удовольствии — и Эйн задыхался от него, от тесного и влажного жара ее тела. От того, какая она была откровенная, голодная. Выдавил сквозь стоны и вскрики: — Смотри на меня. И после она не сводила с него глаз. Она была полностью его в тот момент, его жадная, его страстная Мара, и она забирала его себе без остатка. И больше, чем кончить, чем раствориться в удовольствии, Эйн хотел чувствовать ее, каждое мгновение этого момента, то, как она всхлипывала, как кусала губы, как зажмуривалась. Как они вдвоем подстраивались под ритм друг друга. Вдох. Выдох. Дрожь тел. И сладкий раскаленный воздух перед последним поцелуем. И когда Эйн кончил, задыхаясь и чувствуя как исчезает все вокруг, Мара шепнула ему: — Спи, мой Габриэль. *** Он проснулся от того, что Мара перебирала его волосы, мягко и бездумно, иногда задевала когтями. Она лежала в кровати рядом, прислонившись спиной к изголовью, и перебирала другой рукой ворох виртуальных экранов, быстро просматривала текст. Эйн застонал и попытался натянуть на голову одеяло, пожаловался глухо: — Я все. Я сдаюсь всем и сразу. Не хочу больше быть лидером. Она фыркнула, легко потянула его за волосы, и голос ее прозвучал немного ехидно: — Ты и так больше не лидер. Теперь им будет Картер. — Все еще твой лидер, — буркнул Эйн. Вставать не хотелось, хотелось остаться в кровати навсегда и сделать вид, что Сопротивление и илирианцы ему приснились. — Ты уверен? Ты только что мне сдался, — невозмутимо напомнила Мара. Ее чувства текли неторопливо, сияли спокойной сытой радостью, в которую хотелось завернуться. И Эйн подумал, что надо было чаще с ней спать, Мара после секса нравилась ему больше всего. — Беру свои слова обратно, — он выполз из-под одеяла, смахнул виртуальные экраны Мары в сторону — в угол комнаты — и навалился сверху. — Все еще твой лидер, собираюсь сексуально доминировать, управлять и прочее. Мара фыркнула, потом рассмеялась — она так редко смеялась, но ей шло. Делало ее ближе, делало ее… не человечнее, нет. Своей. — Значит, ты понял, что я делала, — отсмеявшись, спросила она. — Я чувствовал, что ты делала. Дождалась моего согласия, чтобы я сам захотел подчиняться. Дала задачу, на которой мне пришлось бы сосредоточиться. Понятную, но не простую — чтобы я ни о чем кроме не мог думать. И заставила его застыть в напряжении — чтобы потом он так или иначе расслабился. Теперь Эйн без труда читал это все в ее сознании. И когда он проговаривал вслух, казалось, что все было просто и очевидно. Но оно требовало внимательности, понимания — что делать, как. — Заставила? — с усмешкой спросила Мара. — Ты не сопротивлялся. — Верно, — он усмехнулся в ответ. — И ты мне тоже не будешь. Он потянулся и пообещал ей на ухо: — Я поставлю тебя на четвереньки, свяжу запястья и лодыжки, и буду трогать, как тебе и не снилось. Я тебя выпорю, я понаставлю на тебе меток. Я не отпущу, пока ты орать не начнешь на всю вашу герианскую базу. Что скажешь? Нравится картинка? Она дышала чуть сбивчиво, и да, ей нравилась картинка. И, конечно, как обычно — потому что жизнь просто не могла оставить Эйна в покое и дать ему насладиться сполна — их прервали. Раздался тихий сигнал от двери и в воздухе возник виртуальный экран. Рьярра не усмехалась, и было в ее лице что-то… если бы Эйн ее не знал, подумал бы, что она волнуется. — Мальчик, Телура, жду вас в моем кабинете через десять минут. Это срочно. ------------------------------------------------- Я пишу этот текст по правилу 50 рублей: суть его в том, что, если хотя бы один человек пришлет мне хотя бы 50 рублей на Яндекс. Деньги: money.yandex.ru/to/410016407141638 я выложу новую главу «Стальной девы» через неделю (28.06.2020) Но даже если никто ничего не пришлет, я продолжу выкладываться, просто реже.