точка невозврата

Точка невозврата у каждого своя, и она — уж точно — не измеряется количеством пережитого или временем. В один момент наступает — и всё, назад не вернёшься, а сидеть на двух стульях не получится. Юнги остаётся лишь идти вперёд, шагая бок о бок с выковырянной из недр совестью и зарождающимся чувством неотвратимого. Он и подумать не мог, чего ему будет стоить побег от надоедливого Сокджина, который прилип как раздавленная муха со своими, мягко говоря, неудачными статьями для разворота плейбоя. Юнги вообще в тот момент не думал, забежал в первое попавшееся кафе и осел за дальним столиком, чуть ли не сшибая с ног белобрысую официантку. И только позже, минут через пять-шесть, когда Юнги полностью удостоверился в отсутствии погони, он стал разглядывать внутренности своего спасителя. Относительно новое кафе, отстроенное под стилизованные американские бордели с витиевато-вычурными названиями, больше напоминающими портовые мотели и красную флуоресценцию. В таких не пьют кофе и не читают полуденные газеты, здесь грязно мусолят куски мяса и вытирают маслянистые пятна с бороды помятыми салфетками. Но вопреки ожиданиям персонал не отличался от обычного ничем, разве что парень, лениво слоняющийся возле барной стойки, привлекал немалое внимание одним своим видом: расстёгнутая на две верхние пуговицы белая форменная рубашка с тёмной эмблемой, небрежно закатанные по локоть рукава и лохматое подобие причёски. Остальные же были опрятными. Юнги заказывает только кофе. Он не планировал засиживаться где-либо, посему папка со свежими, ещё не отредактированными статьями и примерными фото зажата в подмышке, так ни разу и не тронутая. Сокджин, чтоб его. Если бы не его внезапные порывы массового штурма в сторону каждой возможной темы и даже мыла, увлажняющего, омолаживающего, то Юнги бы сейчас благополучно засел в своём кабинете, по-старчески вытягивая ноги на столе, и обедал принесённым секретарём салатом. Именно тем самым, с его любимым острым перцем и кучей оливкового масла. Юнги густо выдыхает и раскладывает по жутко узловатому столику предварительные варианты для заглавных. Кофе ему подпихивают, аккуратно оставляя рядом три кубика сахара и вяленый финик. — Читал прошлый выпуск — полнейшая муть. Советую не тратить время на это. Юнги поднимает голову и натыкается на критиканский взгляд парня-официанта, на вид не больше двадцати лет. Следующей отправной точкой становятся ужасные запоминающиеся глаза с выразительной родинкой под веком — такие он не любил больше всего. Потом Юнги множество раз пожалеет, что когда-то обратил на это внимание. Бумаги он тактично откладывает, скептично осматривая того лентяя из бара, хмурится и следом подмечает: парню идут даже детские браслетики, сплетённые из толстых разноцветных ниток. — Да и фотографы залажали с выбранными кадрами, — кивает официант, — слишком неестественные, всё желание отбивают. Юнги передёргивает — какой-то нахальный мальчуган без рода и племени вот так легко заявляет ему, главреду одного из самых популярных журналов, на который равняется ведущая отрасль моды, что это бесполезный хлам? Самообладание трещит по швам, как и голова сопляка (мысленно Юнги успел сделать это порядком трёх раз). — И что же по твоему мнению лучше? — злобно скалится Юнги, перекидывая одну ногу на другую. Парень словно не замечает, усаживается напротив и приглядывается, щурясь. — Вот, — тычет он, — здесь, например, девушке не хватает румянца, она выглядит как только что воскресший вампир. А на волосах слишком много теней. Он водит тонким указательным пальцем по глянцу с видом бывалого человека, съевшего собаку в этом деле, и Юнги во второй раз поражается количеству напущенного пафоса в любом из движений. Парень буквально сквозит им. Должно отталкивать, но сопляк будто работает по старой, до дыр затасканной схеме: построй из себя знатока и незаметно подмажься. — Обязательно передам твои слова нашим фотографам, им есть чему поучиться. Юнги отпивает кофе и дальше продолжает рассматривать наработки. Честно признаться, он не впечатлён кадрами: они сырые, с явными недочётами и в топку. Девушки неживые, кукольные, а это совсем не то, что ожидается от следующего выпуска. До Хэллоуина ещё полгода. — Занятное у Вас чувство юмора, — улыбается парень. Юнги видит её мельком, но доли секунды хватает, чтобы понять — она впитывается в кожу и не отцепляется, маячит перед глазами похуже мошкары, намеренно запоминается, принуждая. Не та улыбка, которую хочется видеть каждый день, наоборот: она отталкивает и притягивает одновременно. Её хочется наблюдать лишь в этот миг. Юнги засчитывает эту черту внешности за третью точку невозврата, но позже, а сейчас… — А я так и знал, что Вы из этих. Нормальные люди не таскают с собой огромные папки со статейками. — Мне нужно вручить тебе медаль за наблюдательность, чтобы ты наконец отвалил и занялся делом? — цедит Юнги, сглатывая непрошенный ком. — Или у тебя где-то красным помечено «не давать людям работать», потому что сам не умеешь? — Вы можете откупиться одним вечером. Юнги подозрительно косится на официанта: ему только что предложили свидание? Хочется рассмеяться в лицо, но Юнги лишь вздыхает, прикрывая глаза. Чимин бы уж точно посмеялся над парнем в своей неизменной манере, с изыском и холодной улыбкой. Если бы они с Юнги не прожили вместе пять лет, то он бы лишний раз задумался: перед ним точно человек, а не робот? Но даже несмотря на это Чимин для Юнги как успокаивающие таблетки: выпил и ходи весь вечер в окутанной флегмой прострации. — Мало того, что ты сейчас оскорбил мою профессию… — О нет, я не это имел в виду! -…так ты ещё и предлагаешь себя? — Юнги продолжил, словно не расслышал воплей парня. Он зло уставился, постукивая подушечками пальцев по поверхности стола, и хотел было продолжить тираду, но оклик пролетевшего мимо парня остановил его: — Тэхён, возьми столики у окна! Парень шумно вздохнул и с неохотой поплёлся к бару, дожидаясь готового заказа. Ручку с блокнотом он так и продолжил крутить около лица. Юнги подумал, что его лицо неплохо бы смотрелось на обложке журнала, будь он более опрятным. Поражаясь самому себе, он уткнулся в так и не тронутые статьи, выискивая то самое слово, на котором остановился и никак не мог дочитать. Самое первое, на минуточку. Но в голове застряла стойкая цепочка неудач: сначала Сокджин, потом взбалмошный официант, а теперь ещё и дождь. Как вовремя, подумал Юнги. На телефон пришла смска, оповещающая о надвигающемся циклоне, с пожеланием хорошего дня, а следом и прогноз погоды на следующую неделю. Сплошные ливни без намёка на солнце. Каждый раз, когда Тэхён проносился с подносом мимо Юнги, он ловил на себе заинтересованные нагловатые взгляды. Тэхён перегибался через весь столик, одаривая посетителей улыбкой, и обратно убегал вглубь кухни с грязной посудой. Юнги остановил взгляд на его спине, ловя себя на мысли, что пялится и что плечи у парня красивые, по-юношески худоватые. Он цокнул и неторопливо потянулся к маленькой чашке. — Нравится то, что вы видите? — Тэхён с набитым под завязку подносом останавливается рядом и ловко раскладывает тарелки на соседнем столике. Он заискивающе улыбается, вновь присаживаясь на свободный стул, протягивает салфетку с нацарапанным номером и прикладывается щекой к ладони, в упор наблюдая за действиями Юнги. — Нет, — врёт Юнги, — Мне в тебе могла бы понравиться лишь ненавязчивость, но ты ей, увы, обделён. Твои попытки вывести меня на разговор смешны. — Так Вы считаете меня смешным? — не унимается Тэхён. Юнги берёт в руки салфетку и наглядно разрывает её на две части, протягивая обратно: — Ты до глупого самоуверенный сопляк, который думает, что таким примитивным способом меня можно развести на секс. Тэхён усмехается и наклоняется ближе, цепляя руку Юнги своей. По запястью холодком пробежались негодование и приятной щекоткой прикосновения плетённых браслетов. Кстати, забавные браслетики, хочет сказать Юнги, но останавливается, захлёбываясь чрезмерной вольностью парня. Позже он, конечно же, узнает, что сестра Тэхёна оттачивала на нём свои навыки и заставляла носить, а тот со временем привык и больше не снимает. — Вы не выглядите старой ханжой, по одному взгляду видно, что Вы меня хотите, — шепчет он, — к тому же, я не настолько бестактный, как Вы думаете. Мне от Вас портрет нужен. — Что? — переспрашивает Юнги. — Портрет. Ваше лицо красиво, а мне, как художнику, абсолютно точно необходимо нарисовать его. — Даже не думай об этом, — жёстко проговаривает Юнги, вытаскивает руку из слабой хватки Тэхёна и откидывается назад, ближе прижимаясь к спинке стула. Тэхён хмурится. — Художник и официант в одном лице, серьёзно? Тебе самому не смешно? — Я не вру. — Покажи мне хоть одну свою работу, и я сам приду к тебе. Юнги ни черта в искусстве не понимает, никогда не пытался разобраться и до сих пор задаётся вопросом, зачем люди придумали эту околесицу? За компанию таскается с Намджуном и Чимином по выставкам и картинным галереям, но так ни разу и не проникся. Юнги это не впечатляет ровно так же, как и политика. Но даже при своём скудном запасе познаний он сможет отличить настоящую картину от детских каракуль, и Тэхёну в том плане не свезло. — Приходите и увидите сами, — он протягивает новую салфетку с адресом и номером телефона. — Неужели среди всего этого количества людей ты не мог выбрать кого-то другого? — потирая виски, устало спросил Юнги. — Девушка в центре сидит одна продолжительное время, молодая, смазливая, готов поспорить, что тебе даже не придётся позориться и предпринимать попытки познакомиться, она сама это сделает. Тэхён внимательно смотрит в сторону и задумчиво кивает. — Или тот парень. Он смотрит на твою беготню с самого прихода, явно не впервые здесь и не просто так пытается строить глазки. Я не знаю, как ещё объяснить тебе свою незаинтересованность, до тебя попросту не доходит. Может, главного позвать? — Главного? — поворачиваясь, переспрашивает Тэхён. — Человека, который принял тебя на работу, который выдаёт тебе зарплату, отчитывает, в конце концов. Может, хоть он сможет усмирить твою пылкость, направляя в правильное русло? Юнги бы мог назвать всё это волей случая, бывает, посмеяться всем хочется, но то, как молодой менеджер по-дружески (ему так показалось) отчекрыжил Тэхёна и уж чересчур заботливо похлопал по плечу, стало последней каплей для Юнги. — Прошу простить моего друга за бестактность, он здесь новенький и ещё до конца не освоился… Юнги даже не стал утруждаться, понял, что бесполезно сетовать на работника в таком ключе. «Прошу простить моего друга» — это говорит о многом: о частом игнорировании работы, о легкомысленном поведении, даже вид его не соответствовал остальным. — Спасибо за кофе, у меня всё, — Юнги отсалютовал и вышел за пределы кафе, чётко услышав «ты отпугиваешь клиентов, идиот». \\\ Как только Юнги ступил за порог их с Чимином квартиры, в нос ударил головокружительно-сладкий цветочный запах и едва уловимый мясной шлейф. Он прошёл вглубь кухни, шагая на звуки включённого патефона, и обнаружил сидящего за столом Чимина с ноутбуком и распечатанными монотонным текстом бумагами. — Что за странные пристрастия к несочетаемому? Чимин отвлекается лишь для того, чтобы ответить, осматривая пришедшего Юнги: — Решил купить новый ароматизатор, но сегодня он явно лишний. Тоже так показалось. Я приготовил на ужин говядину, открой пока бутылку бордо. Юнги вешает пиджак на спинку стула, ощущая, как в скором времени заработает изжогу, если они продолжат пить чиминово вино по вечерам, и благополучно раскрывает окно, делает глубокий вдох. Так меньше шансов просидеть у унитаза всю ночь из-за забившегося в ноздри запаха в муках от рвотных позывов. — Как на работе? — спрашивает Чимин, откладывая ноутбук на кофейный столик. Он как обычно не улыбается, но холода в его взгляде ни грамма, скорее, мягкость и естественный интерес. Они ужинают под виниловые завывания Моцарта и довольное мурлыканье рыжего толстого кота, лениво посапывающего на отведённой верхней полке кухонного шкафа. Поначалу, правда, Чимин был против живности в доме, но со временем растаял под медовым взглядом Альфреда. Юнги же отдал за красавца три миллиона долларов. — Сокджина словно пчела ужалила, — возмутился Юнги, на что Чимин привычно улыбнулся. Когда дело доходит до Сокджина, Чимин всегда выглядит снисходительно. Складывается стойкое ощущение, будто он сидит на родительском собрании с готовностью выслушивать недовольства своим ребёнком. Юнги этого не понять, потому что у Чимина, в отличие от него, какие-то особые критерии суждения людей. Это ещё одна вещь в списке Юнги, которую он благополучно откладывает на полку поближе к искусству. — Снова взялся за старое? — Как считаешь, мыло — это достойная тема для второго разворота? Но самая пикантная часть досталась влажным салфеткам, он настаивал осветить тему с салфетками и эрекцией. Чимин расхохотался. — Несомненно, важная вещь в производстве, — подыграл он. Ближе к позднему вечеру, когда они смотрят очередной фильм — по словам Чимина он вышел замечательным, режиссёры на этот раз постарались и не зря, — Юнги поближе пододвигается к расслабившемуся телу, прикладывая голову на плечо, и обдумывает случившегося на его голову Тэхёна. Он озадачен: ещё никто вот так открыто не предлагал ему ничего подобного. Юнги, конечно же, понимал, что стоит за «портретами» и как ему предлагали откупиться от назойливости Тэхёна, но внутри жжётся разгоревшийся интерес. С одной стороны — что ему мешает больше не возвращаться в то кафе? Успешно выкинуть из головы мерцающие фривольностью глаза и витающую вокруг сопляка голодной змеёй разнузданность. Юнги бы мог спокойно ходить на работу и дальше, биться головой о твердолобость Сокджина и закрываться в кабинете до официального окончания трудового дня, а вечерами — сидеть с Чимином в гостиной, впитывая, как губка, его бесконечную критику в сторону современного кинематографа, и наблюдать за ним в процессе чтения философских книжек, служащих основой для его будущих романов. Но перед глазами всплывает огромное железное «но», возводящее кирпичные стены между привычной повседневностью и самим Юнги, — Тэхён, который впился в него зубами и не желает отпускать, высасывая из Юнги желание игнорировать. Он стал занозой в заднице всего за один чёртов день и начал разрушать выстроенное годами, при этом всего лишь существуя. Юнги отчего-то хочется проверить, действительно ли так непробиваем Тэхён, или же всё это — притворство, хорошо маскируемое под поддельным флёром. — …и всё же, нельзя повторно пересматривать фильмы… — Чимин поправляет скомканное Юнги покрывало и заметно-разочарованно наблюдает за действиями героев. Юнги даже не старался вникать в суть психологической драмы, отчуждённо кивал и тяжко вздыхал, отгоняя нависшей тучей образ Тэхёна. — Тебе стоит быть менее придирчивым. — Критика — это вредная сестра, строгий отец и педантичная мать, — спокойно отвечает Чимин. Юнги по-свойски улыбается и одними губами произносит: «сноб», оставляя короткий поцелуй на оголённом участке шеи. — Чтобы ты сделал, если бы незнакомый человек предложил тебе секс? — неожиданно для себя спрашивает Юнги. Чимин хмыкает, задумываясь на пару протяжных секунд, поворачивается и пожимает плечами: — Будь я подростком, то подумал бы, а сейчас уже поздновато. Да и к тому же, кто мне сможет это предложить? — Твои тридцать два ничуть не портят тебя, — заметил Юнги, а Чимин рассмеялся. — Спрашиваешь, потому что тебе предложили? Юнги замер, не находясь, чем ответить. Чимин всегда отличался особым равнодушием, да и не считал ревность поводом для выяснения отношений, знал, что Юнги прямолинеен как чёрт. — Официант, неотёсанный болван. — Могу я выразить весь спектр жалости? Надеюсь, что ты не грубил, иначе, зная тебя… — усмехнулся Чимин, всматриваясь в глаза напротив. — Ну, я поговорил с его менеджером. \\\ Следующая встреча произошла так же внезапно, как и предыдущая. Юнги всерьёз задумался о своей удачливости, поглядывая на мрачные сгустки туч и сверкающие лезвия молнии. Сидел он по-прежнему на том же месте в дальнем конце, скучающе пролистывая меню. — Не смогли удержаться от соблазна? — ехидничает Тэхён. Парень аккуратно ставит рядом миниатюрную чашку кофе и всё такой же одинокий финик, а затем вытаскивает из-под туго обтянутого вокруг костлявых бёдер фартука альбомный лист и двумя пальцами подталкивает ближе к противоположному от него краю, где сидит Юнги. В левом углу Юнги неизменно видит выведенный чёрной ручкой номер. Картинка перед ним красивая, можно сказать — замечательная. Две разбившиеся в разном направлении дороги: подле левой — туманный лес, а вторая практически пустая, виднеются только небольшие розовые кусты, усыпанные колючей проволокой. — Какая из представленных нравится больше? — разворачивая шоколадную конфету, спрашивает Тэхён. — Никакая, — поднимает взгляд Юнги. — Неужто готовился? Трафарет купил и обвёл или же заставил кого-то пособничать? Тэхён мягко улыбается и отрицательно кивает головой, укладываясь на вытянутую на столике руку: — Говорю же, я художник. Сам нарисовал и ждал, пока Вы придёте. Честно признаться, я думал, пораньше загляните, неделя всё-таки не маленький срок. — Не к тебе пришёл, сопляк. Юнги манерно отворачивается и вглядывается в противоположную улицу, которую во всю полощет дождь и, кажется, даже град размером с монету. Паршивое настроение преследует с самого утра, ещё и внезапные нововведения на работе выбили отдел из колеи, в том числе и Юнги досталось. Чимин терзает нервы свежими, неопубликованными главами, выдаёт поштучно и допытывает совместным обсуждением. Но Намджун переплюнул всех разом: этот высокоинтеллектуальный любитель протирать штаны по музеям и театрам выдерживает интригу перед Юнги, говорит, что нашёл идеальный камешек, который требуется именно в его обработке, и что в субботу он, Юнги, сможет узреть пик славы Намджуна. — О чём задумались? — напоминает о себе Тэхён. Юнги злится, кипит как пузатый чайничек, хочет прямо здесь и сейчас от бессилия обозначить границы дозволенного, жёстко и в подробностях выслать Тэхёна к чёрту, прокричать ему в лицо, наконец, что нет, Тэхён его не интересует, у него хватает секса в жизни и ему уж точно не нужны всплывшие из ниоткуда проблемы малолетних придурков. И совсем неважным становится один-единственный факт: Тэхён затёрся Юнги под веки. — Зови сюда менеджера и неси книгу жалоб, — шипит он, скручивая плотным узлом салфетку в руке. Юнги пишет абсолютно всё, что думает о Тэхёне, о заведении и об их безалаберном начальнике в то время, пока эти двое стоят рядом. Он буквально ощущает ненавидящий взгляд менеджера и глуповатую улыбку Тэхёна. Юнги выводит каждую закорючку медленно и с довольным лицом, перечитывает несколько раз и напоследок добавляет пару гневных предложений. — Советую без промедлений уволить его. Менеджер виновато извиняется, просит Тэхёна принести новый кофе за счёт заведения и уверяет о единичности случая, мол, больше такого не повторится, я вправлю мозги Тэхёна на место, а Юнги нервно смеётся и не понимает, на него так действует погода или же присутствие непоседливого сопляка, вертящегося в своих обтягивающих джинсах и откровенно распахнутой рубашке. Юнги подвисает на спокойном лице Тэхёна и отворачивается лишь в то мгновение, когда не сразу, но замечает довольную улыбку. Он позорно долго пялился. Тэхён приносит новую чашку и, что остаётся незаметным для начальника, быстро шепчет на ухо Юнги: — Смена до шести, буду ждать. Юнги за считанные мгновения улавливает запах цитрусов и перебивающего их кофе — настолько близко к нему был Тэхён. Не сказать, что впечатлило до помутнения рассудка, но знатно тряхануло, осадком оставаясь на кончиках пальцев. Юнги бы размазал их по тэхёновой шее. \\\ Он не может назвать точное время, когда всё пошло наперекосяк. Может, когда он спешно сбежал с работы, жалуясь на плохое самочувствие. А может, перед опустевшим кафе, выкуривая подряд две сигареты и зажёвывая мятной жвачкой. Юнги трясло будто в нервной лихорадке, хотелось раз и навсегда понятливо разъяснить — Тэхён не того птица полёта, у них ничего не получится. Но, тем не менее, он грузно выдыхает, когда видит уже знакомую шевелюру, мелькающую за стойкой. Входить второй раз за день в отвратительное кафе Юнги отнюдь не собирается, ждёт, пока Тэхён закончит складывать вещи. И даже, когда Тэхён всё же выходит, Юнги стоически выжидает — по крайней мере, он убеждает себя в этом. На самом же деле Юнги и шагу ступить не в силах — ноги не слушаются, а месиво в голове порядком сбивает мандражом. Он начинает винить во всех бедах доверчивого Чимина и его выбивающее из колеи хладнокровие. — Пришёл всё-таки, — игнорируя официоз, улыбается парень. — Я живу на втором этаже, далеко идти не придётся. Пошли. Юнги послушно поднимается по крутой лестнице, сглатывая периодически пульсирующее чрево сомнения. В однокомнатной квартире терпимо чисто, а может, Юнги просто так кажется, потому что он особо не разглядывает интерьер, сосредоточенно шагая за Тэхёном. Но картин здесь точно нет. — Слушай… Тэхён не успевает как следует развернуться, Юнги хватает его за ворот футболки и тянет на себя, намертво цепляясь за подбородок. Он целует с придыханием, словно до этого бежал стометровку, нащупывает свободной рукой бока, поглаживая. Юнги чувствует, что Тэхён даже сейчас улыбается. В своей голове Юнги давно разложил по полочкам всевозможные исходы, точнее — он всего лишь остановился на самом первом и благополучно забил на остальные. Он решил для себя: чем быстрее всё закончится, тем лучше будет для него. Больше не придётся в режиме двадцать четыре на семь думать об этом теле. Поэтому Юнги не церемонится, прижимает Тэхёна к коридорной тумбочке и стаскивает штаны, попутно прикусывая зубами кожу под скулами. В животе разгорается фитилёк от одного осознания близости с полностью оголённой шеей, на которую Юнги частенько засматривался ещё в кафе, с хаотично болтающимися в его пальцах браслетами и губами, вытворяющими ненавистную улыбку. От самого её начала, когда уголки только начинают формировать подобие, и до выглядывающих передних зубов. Тэхён дышит через раз, когда Юнги дотрагивается до подрагивающего члена, помогает стягивать одежду, выгибаясь в руках, его трясёт крупной дрожью, он что-то шепчет, обмякает и вновь стонет. Юнги слизывает с нижней губы солоноватый вкус, оттягивает, сцеловывает тэхёновы протяжные вздохи и ведёт ладонью вниз по горячей груди, расковыривая короткими ногтями кожу. Тэхён — корень зла, первопричина, по которой Юнги сейчас здесь, стоит перед ним в одной рубашке и мажет поцелуями по лицу, намеренно не попадая по губам, всматривается в полуоткрытые глаза и не может прекратить начатое. — Я… — Тэхён пытается что-то сказать, но благополучно рассыпается каждый раз, как Юнги сжимает и разжимает ладонь, касается головки и задевает его грубой джинсой. Внутри Юнги плещется разливающимся мазутом волна взыскательной фатальности. Он отчаянно борется, мечется между разнящимися желаниями и на время останавливается, застывая. — Не говори мне, что ты передумал, чёрт тебя дери, — Тэхён злится, пересиливая себя, заставляя подняться и толкнуть Юнги прямиком на кровать, истерично заваливаясь сверху. — Прошу, не говори, что ты хотел трахнуть меня из жалости… ладно? Это же неправда… Тэхён насаживается резко и до болезненных звёздочек, скулит как побитая собака, но терпит и продолжает двигаться. С его подбородка капают слёзы, скатываются ниже и попадают на щёки и губы Юнги. Он размазывает их ладонями, прислоняется лбом ко лбу Юнги и тихо шепчет что-то успокаивающее, что-то про дождь и жёлтую траву. — Я никому не скажу про нас, — слизывая собственные слёзы с век напротив, обещает Тэхён, — мы оставим это в секрете: ты и я. Никто никогда не узнает. Юнги закрывает глаза и поддаётся навстречу, целует медленно, с различимым треском и соглашается. Он согласен, потому что здесь нет ничьей вины, ни его, ни Тэхёна. Юнги предпочитает думать именно так. \\\ — В прошлый раз у нас не получилось вложиться в спонсирование и раскрутку малоизвестных художников, там вышли кое-какие неполадки со зданием и организаторами, — говорит Намджун, — но сейчас всё по первому требованию. Это будет запоминающее зрелище, лучшее в своём роде. Они едут прямиком на открытие. Юнги безучастно обмахивается сложенным пополам буклетом (он даже не удосужился просмотреть его), смотрит в окно и в пол-уха слушает трескотню Намджуна. — Ты говоришь так каждый раз, а в итоге всё получается наоборот. Намджун посмеивается, выворачивает руль до самого конца и вновь повторяется: — Ты не пожалеешь, вот увидишь. Юнги хочет надеяться, но, как показывает практика, у Намджуна мало шансов оправдаться. Скорее, слегка обмочить руки, не погружая их полностью. Проводя параллель между Юнги, Чимином и Намджуном, можно безошибочно назвать лишь одного человека, амбиции которого превышают лимит в допустимых два слова «я смогу», потому что за ними всегда идут «я сделал» и «гордитесь мной». Это уж точно не Юнги с Намджуном, им не хватает волевого стержня. — Кстати, Чимин так и не сказал, куда уезжает, — вовремя вспоминает Намджун. Он поворачивается в сторону обмякшего Юнги и кивком показывает, что они приехали и пора вылезать. Перед ними внушительное белокаменное здание с ровно подстриженными кустами по бокам и приглушённой музыкой в залах. Внутри светло и относительно спокойно, народ не мечется из одного угла в другой, картины висят строго в определённом порядке, кое-где даже виднеются приятные глазу цветы. Юнги не замечает ничего необычного, всё сделано точно в таком же стиле, как и в предыдущих: однотонность, простор, столы с шампанским и газировкой. — В Токио, по делам, — Юнги хочет сказать «кажется» — сам сомневается. В тот вечер он был в отвратном состоянии, потому и Чимина почти не слушал, просто лёг и застыл, переваривая случившееся. Его прилично полоснуло. Сейчас он не находит ничего лучше, как пригубить пару бокалов игристого вина, массивным треугольником выставленного по столику. Намджун где-то затерялся, наверняка увлечённый искусством и женщинами с внушающими серёжками в ушах. Юнги слоняется по залам, едва вглядываясь в прикрепленные к стендам картины, напоминает больше призрака, чем живого человека, проверяет телефон на наличие сообщений от Чимина, который, к слову, обещал перед отъездом отзвонить, и снова тянется к новому бокалу, мрачно вдыхая вычурный кислород. Здесь всё такое, начиная со входа и заканчивая дорогой пылью, невидимо пролетающей мимо, от успевших натоптать посетителей. Юнги не хочет сейчас утруждаться перемолотившими за ночь мозги мыслями. Это место само по себе кричит о расслабленности и вынужденной гармонии. В своей отвратной манере, но всё же. — Юнги, познакомься, это художник, которого я спонсирую. Он уже хочет радостнее на тон, чтобы совсем мрачно не показалось, воскликнуть: «где тебя носило, я здесь чуть со скуки не помер», но вовремя затыкает внутренние позывы и хмурится намного сильнее прежнего. Не то, что он хотел видеть, от слова «абсолютно». — Ким Тэхён, — он протягивает руку и, конечно же, улыбается, — приятно познакомиться. Юнги жмурится, обхватывая свободной рукой край столика за своей спиной, и переводит взгляд на довольного проделанной работой Намджуна. — Поздравляю, — тянет Юнги, — тебе удалось меня удивить, друг. Смесь стыда, недавнего позора и секрета на двоих полосуют по грудине, выворачивают кости и выбивают последний воздух из лёгких. Юнги не думал, что будет так трудно стоять на ногах, лицом к лицу, и он уже не обращает внимания на ударившие в голову алкогольные пары. Всё уходит на второй план, за спину беседующего с Намджуном Тэхёна. Юнги лишь хочет вернуться скорее домой, обнять Чимина и — совсем на минуточку — представить себя чистым, не прокажённым, чтобы случайно не пришлось биться в истерике и ползать на коленях перед ним, вымаливая прощения больше у себя, чем у Чимина. Себе он так и не признался в измене. — Отойдём? — шепчет на ухо Тэхён, как бы невзначай проводя ладонью по пояснице Юнги. Значит, всё-таки не соврал, думается ему. Картины, внезапно всплывшая галерея… что потом? Юнги силой заставляет себя сделать шаг навстречу, сцепляет челюсть, скрипя зубами до первых досадных мурашек. Он прожигает тяжёлым взглядом спину Тэхёна и желает другого, иного развития событий, где он — хранящий верность Юнги, любящий лишь только пятничный секс с Чимином и совместные просмотры дурацких фильмов, смысла в которых для него столько же, сколько и в обычной подушке. — Юнги, послушай, если тебе станет легче, то можешь считать виноватым во всём меня, не себя, — Тэхён вздыхает и переплетает их руки, — Я возьму на себя всю ответственность, слышишь? Не слышит и не желает, отворачиваясь в другую сторону, подальше от прямого взгляда. Этого мало, оба прекрасно понимают, но опять же… — Что насчёт выставки? — игнорирует его слова Юнги. — Я встретил Намджуна пару месяцев назад на вашей вечеринке в честь выпуска золотой коллекции. В твоём отделе работает мой друг, он-то и поспособствовал нашему сотрудничеству. Ничего такого, я просто показал ему свои работы, а он уже в свою очередь занялся подготовкой. Юнги прикрывает глаза. Какого чёрта на него свалилось всё это? Ему хватало и того скучного, однообразного, что было до прихода Тэхёна. Но в висках что-то ухает, и его разрывает просто потому, что сопляк рядом, дышит и смотрит, улыбаясь своей идиотской улыбкой. Чёртово наваждение, чтоб его. Юнги хочет схватить его за шкирку и утащить куда-нибудь, чтобы хорошенько оттаскать за волосы, а позже зацеловать до смерти, до припухших губ и багряных засосов на его шее. — Ладно, хрен с ним, пошли. И именно в тот момент его отпустило, Юнги больше не стыдно, он не чувствует той раздирающей фрустрации и ломоты во всём теле при виде Чимина и его ужасно спокойного лица, не подозревающего ни о чём. Юнги поддаётся веянию, оправдывает себя.