'Каролина. 23 года. Является красивой, улыбчивой девушкой, которая всегда помогает другим. Всегда с улыбкой на лице и большим отрытым сердцем. Но демоны внутри оказались сильнее этой улыбки и этого сердца. Дата смерти: 12.10.2016г. (но всегда жива для всех). Место смерти: Грин-парк, самая лучистая лавочка.'
Адам читал этот маленький абзац раз за разом. Уже не было людей вокруг, не было никого. Только он, эти портреты, брошюра в его руках и Тео, который не мог оставить своего близкого человека, зная, что он сейчас переживает все самые ужасные мысли. Андерсон всматривался в портрет той художницы, которую он видел однажды в парке неподалеку от дома. Видел ее с блокнотом, но не обратил особого внимания, ведь этот парк пользовался большой популярностью у всех, кто любил рисовать и отдыхать на природе. Он пытался вспомнить, что она делала, но мысли лихорадочно плясали в голове. Он видел ее лишь однажды. Но ему с каждым разом, после прочтения абзаца, становилось не по себе. Он представлял себя на ее месте, представлял все то, что переживала она, когда делала это все. Вспоминал себя, как он переживал все свои нервные срывы, свои негативные мысли, которые появляются иногда снова и снова, вспоминал, как пытался покончить с собой, как лежал в психиатрической больнице. Вспоминал все. Он ушел лишь тогда, когда Тео тихо сказал, что выставку закрывают и работникам нужно упаковывать все картины. Адам ушел пешком, не прощаясь с другом, сжимая в руках брошюру с биографией художницы, которая запала ему в душу, но которая теперь будет только в его голове и мыслях.Часть 1
19 июля 2017 г. в 17:18
Адама каким-то образом занесло в картинную галерею. Что удивительно, он, будучи музыкантом, не понимал всю эту возвышенность и удивительность, которую можно скрыть в простых мазках краски, в смешивание цвета, показа теней, показа бликов. Хотя он, по сути, ведь тоже художник, только ноты, нотные станы, гаммы, аккорды, мажор минор — это все его краски, его тени, его мазки. Он художник —музыки.
Обо всем этом Адам думал по пути, пока ехал в картинную галерею. Его даже меньше волновал разговор таксиста, который он раньше всегда записывал, ведь мужчина-водитель был достаточно интересным собеседником. Это немного забавило Адама, ведь если ты настолько умный, почему ты работаешь простым водителем в Лондоне, когда можно работать, например, преподавателем или еще кем-либо. Мысли путались в голове, и он винил в этом Тео.
Какого черта он послушал этого взрослого ребенка, который уговорил его пойти на открытие какой-то выставки, которые в Лондоне открываются десятки, каждый день в разных местах. Какого-то неизвестного художника, которым тыкал ему Тео в студии, пока рассказывал и показывал некоторые картины на экране айфона. Адам согласился лишь потому, чтобы Хатчкрафт наконец отстал от него. Андерсон пытался найти хоть какую-то информацию по предстоящей выставке в сети, но увы, каждый раз он натыкался, что выставки проходили в разных городах в совершенно непонятных местах, но почти везде критика была достаточно лестной, что каким-то образом и подкупило его.
В галерею, если можно назвать это так, он зашел, несильно кусая губы и ища глазами Тео. Что удивительно, людей было достаточно и это меньше всего нравилось Андерсону с его нелюбовью к скоплениям людей. Он признавал, что, наверное, он неправильная звезда, но отказать в фото или автографе для девушки-фанатки не смог ни разу, зная, что к примеру, опаздывает на встречу или студию. Можно сказать, что это была его терапия, делать совершенно наоборот своих фобий.
Когда Тео наконец-то был найден, Адам совершенно не удивился тому, что в руках у лучшего друга бокал с вином и глаза блестят. Таков Тео Хатчкрафт — балагур, душа компании и тот Дон Жуан, который не пропустит ни одной юбки или обтягивающих джинс. Тихая усмешка и Адам пытается как можно быстрее обойти это все запутанное помещение с коридорами, сделать вид, что все посмотрел, все понравилось. Только постоянные взгляды на него доставали некий дискомфорт. Поначалу Адам списывал это на слишком длинный язык друга, который мог рассказать всем, что будет не один, точнее, со своим другом, которого все называют отчасти Ван Гогом, ведь сходство дает о себе знать. Адам копался в интернете, книгах, он не нашел каких-либо доказательств о том, что он является хоть каким-либо потомком.
Адам зашел в последний зал перед заветным выходом и сильно закусил губу, но не почувствовал, лишь увидел, что все столпились возле большого портрета. Весь зал был в эскизах и портретах, но ему было совершенно не до этого, как и не до того, что на губах был металлический привкус крови. На стене был огромный портрет его. Именно его. Вокруг были листы обычного формата, из блокнота, иногда в клетку, иногда белые. Там был он. И Ронни. И он вместе с Ронни. Он отдельно: хмурый, улыбающийся, с гитарой в руках, за роялем. Адам невольно подумал, что это все рисовала его фанатка и стал искать глазами хоть какую-то табличку, подпись, да что угодно, чтобы понять кто это, почему рисовал он или она именно Адама Андерсона.
Почему столько внимания его персоне? Его совершенно не волновало, что он расталкивал людей, чтобы пробраться в первые ряды и найти эту чертову табличку. Его совершенно не волновало, что он облизывал губы и был этот чертов привкус крови, от которого начинала кружиться голова. Его волновало, кто это все рисовал и почему столько внимания его персоне. Адам не знал, как себя вести, когда люди вокруг него стали шептаться, ему хотелось лишь остаться одному, долго на это все смотреть, перебирать зарисовки или эскизы. Мысли в голове путались, желание остаться одному росло все сильнее. Он не знал, что бы делал, перебирал все это и потом спрятал, чтобы любоваться или перебирал, а потом сжег к чертям, чтобы никто никогда не видел этого всего.
Он боролся с мыслями до тех пор, пока ему на плечо не легла рука Тео, который заставил Адама обратить внимание на брошюру, которую тот протягивал. Андерсон не хотел смотреть, не хотел читать, ничего не хотел, но Тей не отходил, поэтому ему пришлось опустить взгляд, напрячь зрение, чтобы прочитать маленькую биографию того, кто сделал эти все портреты, натюрморты, пейзажи.