Сказки Вселенной

Наверное, для вас все это — пустые слова. Слова, оставшиеся бессмысленным скоплением букв на бумаге. Нельзя понять, не пережив. Я стараюсь. Очень стараюсь объяснить. Но как вы можете осознать жизнь, не вытерпев каждый миг её жгучей боли? Тьма, одиночество… Слишком абстрактно? Ведь вы знаете темноту только с выключенным светом? Но неужели вы не находите её, заглядывая внутрь? Неужели вы не чувствуете её жар, её силу, её голод, её злость? Тьма властна, человек слаб. С каждым нашим шагом тьма отбирает самое дорогое — воспоминания, — оставляя взамен лишь черные пробелы. Она безразлична к возгласам, безответными оставляет вопросы. С каждым вдохом она погружается все глубже, кривыми черными пальцами царапая легкие. Но болезненный приступ кашля теряется в тишине. Вы оборачиваетесь. Но есть ли кто-то рядом? Одиночество… Но мы не рождаемся в одиночестве. Куда деваются те, кто так долго был с нами? Как могут они раствориться во времени? Как могут потеряться в темноте? Мы не рождаемся в одиночестве, нас окружает шум, нас окружает жизнь. Мы дышим как-то просто, мы любим так, как никогда больше любить не будем. Мы называем это счастьем. Мы называем это семьей. Так как же все это сливается в одно мутное воспоминание? Куда это уходит? Куда уходим мы? Тяжело. Одиночество… Вы опять не понимаете. Нет! Давайте так. Герой. Звучит горделиво, высоко, благородно? Или грязно, пошло и переоцененно? Никто не рождается героем. Но откуда они берутся? Закаленные болью, окруженные ореолом славы, силы, красоты. Они бесстрашны. Всесильны. Каждый ли может стать героем? Каждый ли хочет? Но ведь они сродни Богам! — Но ведь и Боги одиноки!.. Одиночество. Оно непреодолимо. Слишком глубокое. Вечное. Темнота. Она безразлична к возгласам, безответными оставляет вопросы. Но она заставляет искать ответы в себе самом. Она становится тобой, а ты — темнотой. Ты растворяешься в бесконечности, и однажды Вселенная смотрит твоими глазами. Глазами победителя неизбежного? Глазами героя? Одинокими, усталыми, больными. Почти опустошенными. Почти мертвыми. Герой… Звучит как-то пусто и печально. Вселенная полна сюрпризов, не так ли? Она завораживает, впечатляет. Знаете эту молчаливую красоту: приятную, тихую, спокойную? Конечно вы знаете, ведь вам достаточно взглянуть на небо! А мне… мне всегда нужно было больше. Недостаточно одной улыбки, одного рассвета, одних звезд. Мне нужны были искры, бури, салюты из комет. Мне всегда было недостаточно одного неба, и эта безумная жажда чувств, бешеной жизни, невероятных открытий вот уже всю последнюю вечность гонит меня вперед в поисках чего-то необычного, чего-то потрясающего! Я знаю много об этом мире. Помнится мне, давным-давно редакция «Истории Вселенной», состоящая из коллегий и уважаемых собраний скучных историков, сидящих тихо по своим подвалам, получала мои скромные записки о безумных странствиях ненормального, опьяненного мечтой, свободой. Они получали письма оттуда, сверху. Они называли их клеветой, комкали, бросали в дальний угол. Но мне не было смысла лгать, ведь моя фантазия не шла ни в какое сравнение с непредсказуемостью Вселенной. Теперь я знаю об этом мире еще больше. И я не хочу останавливаться. Не хочу спускаться вниз. Спустя вечность, пронесшуюся перед глазами, я хочу одного - бежать вслед за ней. Я презираю эту ужасную книгу, даже самого любопытного искателя правды обращающую в скучающего сноба. Нет смысла нагружать вас десятизначными датами и однообразными, пустыми координатами. Ведь история должна разжигать в сердце страсть, она должна вдохновлять, должна очаровывать. История должна быть красивой, лаконичной, будоражащей. Поверьте, я знаю о ней много. И, реши я вам сейчас соврать, получилась бы банальная, нелепая, плоская, клишированная повесть ни о чем. Ведь в конце концов, как бы мы не старались, Вселенную нам не перехитрить. Так вот, о сюрпризах и непредсказуемости. Вселенная изобретательна, и в глубинах своих поразительна на весьма диковинные порождения тьмы и света. То, что мы называем сказкой сейчас, когда-то давно было самой настоящей реальностью. То, во что нам трудно поверить теперь, когда-то, а может, даже совсем недавно, было простой обыденностью, постепенно скрывшейся за толстым слоем времени. Когда-то Вселенная была холоднее. В ней было меньше жизни, больше пустоты, пространства для мечты, для творчества. Когда-то Вселенная была тише. Еще тише. В те времена на далеких её окраинах рождались планеты—ледяные вулканы. Для прохожих они заманчиво поблескивали смертельной голубизной, притягивая оголодавшие взгляды серебряным сиянием, стальными переливами. Планет этих было много, а редкие уголки космоса, где они робко прятались, освещая темноту холодной красотой, походили на грибные поляны, укрывшиеся в тени от томящего света. Планеты эти были спокойны, а в жерлах своих таили жизнь, такую же холодную и молчаливую. Жители вулканов особенно не выделялись цветом: волосы их были белыми, как снег, губы — синими, кожа — бледной, а глубокие глаза отливали фиолетовым, словно отражая в себе целый космос. В ледяной тверди гигантского кратера холодные люди выбивали себе свой собственный дом, и от пропасти их отделяла лишь стена вечного снегопада. Жители ледяных вулканов были невероятно сильны. Ничто не могло сравниться с их стойкостью, выносливостью и крепостью духа. Взмахами своих топоров они разрубали пролетающие мимо астероиды, двигали свои планеты подальше от солнца, дыханием гасили огонь. Они были мудры и бесстрашны, хоть и не переносили жары и света. Однако, несмотря на все это, они были ветрены и мечтательны: многие из них однажды покидали свои уютные гнезда и, накинув на плечи ледяные плащи, уходили на долгую-долгую прогулку по космосу. Они восхищали. В темноте их горящие глаза успокаивали потерявшихся путников, а один вид их переливающихся плащей, сотканных из сотен крохотных льдинок, вселял уверенность, гарантировал безопасность. Ледяные люди говорили мало. Вселенная запомнила их одинокими бродягами. Взгляды их всегда казались поверхностными и отрешенными. Простым обывателям давно зачахших планет они виделись могучими, недосягаемыми. Их называли полубогами. Их называли героями. Никто никогда не видел, как они старели, как умирали. Помнится, когда-то их даже назвали бессмертными. А потом… А однажды они просто исчезли. Дарен всю жизнь прожил на чердаке своей разваливающейся хибары. Он никогда не был одинок, хотя теперь ему часто приходилось глушить какую-то новую, неизвестную прежде пустоту внутри. Под тусклым светом болтающейся под потолком лампочки по старому облезшему сараю бегала целая свора ребятни — его братья и сестры. Он их обожал, но порой бесконечный шум сводил его с ума, и он бешено выносился из дома, крича, хлопая дверью и на долгие недели исчезая где-то в тишине серых полей. Никого не было рядом. Уже много лет. А когда-то все было по-другому. Когда-то здесь жили люди, куча галдящего народу. Когда-то они могли различать цвета, могли видеть пылающий круг алого солнца на голубом небе. Без унылых серых облаков и дождей. Дарен вырос на просторе зеленой травы, в тишине дубовых рощ, у глубоких рек, у журчащих прозрачных ручьев, стачивающих камни. Дарен помнил, что когда-то у него были друзья, такие же бешеные и неугомонные как он. Их детский смех до сих пор отдавался в ушах отзвуками сладкого прошлого. Во что оно превратилось теперь? Теперь не осталось никого. Когда начались холода, ветра, дожди, когда все вокруг начало чернеть, люди разъехались. Они отправились навстречу теплу и солнцу, а Дарен остался один. Его потрепанный бедный сарай стоял на опушке в центре серости жизни и безответной тишины. С каждым годом свет мерк, и деревья в лесах клонились к бесцветной земле, готовясь рассыпаться в прах. Это не походило на страх, на смерть, все вокруг казалось просто унылым, просто одиноким. И день был бы не отличим от ночи, если бы к привычной темнеющей серости не добавлялись металлический привкус крови и запах сгорающей древесины. Иногда через маленькое окошко своего чердака Дарен замечал танцующие языки оранжевого пламени вдалеке. По ночам он слышал рев и вой, а порой темнота казалось ему еще чернее, еще страшнее. Как будто что-то огромное на секунду заслоняло собой все небо. Его родители были уже стары, а братья и сестры — слишком малы. Он мечтал уйти, мечтал сбежать, но не мог оставить их здесь. Он мечтал дать им лучшую жизнь, настоящую жизнь, ведь никто из этих мальцов даже не догадывался, каким должно быть небо, какими люди видят облака на других планетах. Мечты, стремления и чувство беспомощности раздирали его изнутри. Он привыкал к темноте, привыкал к пожарам. Он не мог сделать ничего, и выходило так, будто он просто сидел и ждал смерти. С годами костры повсюду разгорались все сильнее, их языки царапали серую пелену над головой. Они пожрали мрачную безразличность вокруг, взамен оставляя еще более ужасную и удручающую темноту. Выходить из дома становилось опасно. Ночью запирали двери. А по степи разносились ужасающие стоны, обрывающиеся крики и глухой протяжный гул. Дарен хотел сделать хоть что-то, он хотел бороться за свою планету. Вот только не знал как, не знал с кем… А пожары подходили все ближе и ближе. Они уже обступали всю долину, и не видно было их начала и конца. Клубы дыма застилали окна, дыхание спирал горячий воздух. Казалось, горит вся планета, весь мир. Казалось, настал и их черед. По вечерам Дарен с отцом, взяв из чулана топоры, выходили в поле и, подавляя страх, бросались в огонь, резкими взмахами обрубая верхушки пламени. В эти моменты Дарен чувствовал только злость, только ярость, он словно бился с собственным отчаянием, с собственной беспомощностью. Он кричал, пытаясь заткнуть собственный внутренний крик боли. Он никогда не чувствовал усталости, и только под вечер, весь в саже возвращаясь домой, он падал без сил и тут же засыпал. Сражаясь с огнем, он хотел прорубить дорогу к солнцу, к свету, к жизни. Но огонь подступал все ближе, и, засыпая, Дарен надеялся, что уже никогда не проснется. Только не под серыми облаками. Только не в темноте. Однажды ночью раздались крики. Они были ближе, чем прежде. Кто-то пнул его под ребра, и он испуганно поднялся с пола, тут же почувствовав запах гари. Его маленькая сестренка тащила его вниз. Выскочив на улицу, Дарен понял, что горел их дом. Горело все вокруг. А он мог лишь смотреть, как исчезает его собственная жизнь, его мир. Но в заходящемся пламени, легко и весело потрескивающем старыми досками его одиноко стоящего дома, Дарен увидел редкие проблески карикатурно и тысячекратно отражающей огонь синевы. Он увидел вздымающийся над пожаром переливающийся холодной сталью меч, услышал ужасный болезненный крик. Землю под ногами вдруг перетрясло, он упал. А в небе заскользили черные тени, иногда разрезающие своими длинными хвостами облака. Они бежали, и огонь растворялся во тьме. Разгибая плечи, Монти осмотрелся по сторонам. Сперва почерневшая пустошь показалась ему безлюдной, и, более того, он уже было развернулся, чтобы шагнуть в бездну Вселенной, как краем уха уловил робкие шаги и неуверенные перетоптывания позади. Резко обернувшись, он натолкнулся в темноте на десятки испуганных взглядов. Они были так наивны, так просты. «Дети» — пронеслось у Монти в голове. Он страшно не любил попадаться на глаза, не любил восторженных возгласов и пылких спонтанных объятий благодарности; не любил дружелюбных приветствий и особенно печальных прощаний. Он забыл звук собственного голоса, забыл слова. Он безумно привык к одиночеству и боялся позволить себе отойти от него. Он что-то искал, но даже спустя столетия так и не смог разобрать, что же именно. В его огненно-рыжих глазах поблескивала потускневшая надежда и невыносимая тоска. Он был молод, но взгляд выдавал в нем старика. Дети прятались за спинами взрослых. Они боялись не огня, не темноты, а его, Монти. Спохватившись, он привычным движением спрятал свой меч в ножны. Пепел, летящий с неба словно черный снег, прилипал к сочащимся кровью ранам на руках, с ледяного плаща на землю падали редкие теплые капли. Монти, замерев в тяжелом взгляде, нечаянно столкнувшемся с чем-то живым на этой темной, полу-мертвой планете, вдруг очнулся и нервно развернулся, чтобы теперь уж точно ускользнуть в открытый космос. — Постой! — испуганно раздалось у него за спиной. Монти смог разобрать очертания высокого худощавого юноши, шагнувшего навстречу и вытянувшего руку вперед так, будто он хотел схватить Монти, застыв в секундной слабости, в нервном страхе его упустить. Монти сделал последнюю попытку сбежать, но ноги его ослушались, и он, не удержавшись, упал на спину. Сквозь тяжелые, слипающиеся веки он виделись черные осколки темноты. Он думал лишь о том, что опять опоздал. — Ты похож на человека из легенд, — посмотрев на него восторженно, предвкушая сладостный победный утвердительный кивок, прошептал Дарен, — на ледяного воина. На героя, — слово это он произнес еще тише, словно оберегал его, боялся распылить по космосу, упустить, потерять. Монти болезненно застонал в ответ. То впадая в полузабытье, то выплывая из него, он понимал, что лежит на земле, чувствовал под головой что-то мягкое. Слышался до боли знакомый аромат теплого костра. Усилием воли разлепив глаза, Монти увидел над собой темное небо и мутным бледным пятном отдающийся в нем огонь, потрескивающий прямо под ухом. Худощавый парень, глаза которого Монти видел в темноте, поддерживал греющее пламя ворохом наспех собранных уцелевших листьев и редкими ветками и прутиками, чудом не затронутыми пожаром. Земля остывала. Холодало. — Надо уходить, — севшим голосом пробормотал Монти, пытаясь подняться на ноги. На руках у него остались лишь бледнеющие розовые дорожки кровавых следов, раны давно затянулись. Он чувствовал слабость, усталость, но чувствовал он их уже долгие годы и, кажется, привык этого просто не замечать. В голове стучало одно: надо бежать; воспоминания кричали: ты опоздал, — и все это вместе, переплетаясь, хаотично перемешиваясь, вырывалось наружу сдавленными, молящими стонами. — Я хочу пойти с тобой, — выпалил вдруг Дарен, сам испугавшись своих слов. Монти посмотрел на него сначала смущенно и непонимающе, а потом неожиданно засмеялся. — Ты этого не хочешь. Никто этого не хочет. — Но… Я чуть не умер, я был беспомощен, а ты силен. И я хочу быть похожим на тебя. Я хочу быть героем! Снисходительная улыбка слетела у Монти с лица. Он медленно оторвал глаза от пламени и по темному пустому пространству повел их к Дарену. Юноша совершенно растерялся и в страхе взглянуть на своего спасителя уставился на свои почерневшие от сажи босые ноги. — Никогда не говори это слово, — прошептал Монти. — Ведь ты не знаешь, что оно значит. — Дарен увидел, как он сжал кулаки. Но так он казался еще сильнее, еще жестче, еще бесстрашнее, и Дарен не унимался. — Я буду помогать тебе, а ты научишь меня драться. Мы вместе исходим Вселенную вдоль и поперек, вместе будем сражаться с огнем, спасать людей! Монти взглянул на него сердито, его глаза блеснули танцующими языками тихо разгорающегося пламени. — Ты не знаешь, — только и пробормотал он. Дарен искал ответы в звуках его скрежещущих зубов и пощелкивания костей переплетающихся пальцев. Дарен просто не мог молчать, перед ним сидел его идеал, его кумир, его… герой. — Посмотри вокруг, — взлетевшей вверх рукой он очертил окружающую их темноту, — все давно сгорело, а люди давно сбежали. Я был один, не мог оставить родной кров, я пытался бороться. Но теперь моя планета, мой дом, — он сделал паузу, сам осознавая свои пугающие слова, — умирает! — Нет, — протянул Монти. — Я знаю таких как ты, ведь мы похожи. Ты слишком долго был один. Ты пуст, потерян. Ты устал сидеть на месте. Тебе хочется бросить все, рвануть в пустоту. Но ты слишком долго мечтал, слишком долго был заперт. Ты просто забыл, что там, снаружи, в темноте. Я знаю, люди называют это «с чистого листа», но никто из них не в силах забыть прошлое, не в силах отпустить. Им кажется… но это просто невыносимо. Оставить за плечами целую жизнь — поразительное заблуждение, феноменальная глупость. — Скажи мне, — нетерпеливо и жадно прошептал Дарен, нагнувшись ближе к костру в попытках заглянуть Монти в глаза, — кто ты? Кто ты такой? Ведь ты не человек — ты сильнее; ты не похож на меня: твои волосы, твои глаза… Твой плащ изо льда — он всегда холодный, но твои руки теплы. Я бы мог сказать, что ты… но… — Что я ледяной воин, — закончил за него Монти, — но какой-то не такой, не такой как остальные. — Кто ты?.. — тяжело выдыхая, задумчиво повторил Дарен. — Я точно не герой, — Монти усмехнулся. — Я слаб, поверь. И зол. До сих пор. Злиться устаешь, начинаешь мучительно прокручивать у себя в голове все, что тебя сломало, что выжгло изнутри, что убило. Поймать, отмстить — и ты боишься потерять единственную цель, последний смысл снова и снова открывать глаза в этой беспросветной тьме. Ты прав, я не такой. Я родился в ледниках, но никогда не боялся огня. Он отразился у меня внутри, мои глаза заполыхали. Меня боялись, меня избегали, потому что я был на них не похож, но в конце концов бороться мог только я. Только я смог выжить. Я одинок. Уже очень давно. Все, кого я знал, мертвы. Наши вулканы просто расплавились. Они убили нас. Всех. И хоть мои ноги до сих пор в силах нести меня через всю Вселенную, я тоже уже мертв. Моя душа сгорела вместе с теми, кого я любил. Теперь, сквозь неразбериху горящих фиолетовых глаз, я могу вспомнить только её. Свою мать. У нее был светлый взгляд и короткие волосы. Она всегда была рядом. Она меня любила, она меня понимала. Только она. Она одна смотрела мне в глаза без страха. Я всегда знал, она видела и похуже, что-то по-настоящему ужасное. У меня были братья и сестры. Они не были похожи на меня. Они все были крохами, беззащитными, слабыми. А я всегда был рядом, но все равно не смог их защитить. Я видел, как они сгорали, слышал, как вопили, но ничего не мог сделать. Я остался один. Без дома, без семьи. Но, знаешь, стоило бы мне хоть раз услышать их голоса, когда-угодно, где-угодно, я бы без остановки пробежал сквозь сотни галактик, лишь бы снова быть рядом, быть частью чего-то, любить. Мне плевать на растаявшие вулканы, на родные растопленные ледники. Мое дом никогда не был привязан к этому мрачному углу Вселенной. Он всегда был там, где была моя семья. А теперь я обречен на вечную скорбь, на попытки выгнать из своих снов эти ужасные воспоминания. Увековечить, возвеличить… нет, только не мучиться снова, забыть… Дарен оторвал взгляд от белоснежных растрепанных волос Монти и, обернувшись, посмотрен на кучку испуганных детей, сидящих поодаль. — Я не герой, — тихо продолжал Монти, — я начал с мести. Я хотел убить тех, кто уничтожил все, что я знал прежде. Всю оставшуюся вечность я гнался за темнотой, за смертью. Я не герой, нет. Да и может ли один быть героем? Ведь это абсурд! За его спиной, в тени стоит множество людей, помогающих, направляющих, спасающих. За его спиной — его семья, его жизнь. Один никогда не герой, ведь герой — это команда. Монти поднялся с земли и поправил свой снова оледеневший плащ. — Никогда не уходи оттуда, где тебя кто-то ждет, ведь в конце концов после мучительных странствий в темноте ты придешь туда, где никому не нужен. Не стремись быть героем. Герои под своей броней весьма жалки и ужасно одиноки. Не будь героем для всех. Будь героем для тех, кого любишь. Будь героем для своей семьи. Монти сделал шаг вверх и словно по невидимой лестнице стал пониматься в предрассветное зябкое небо. Впервые за много лет Дарен увидел вокруг себя что-то кроме темноты. От пламени остались только шипящие, словно изрезанные потоками жгучей лавы, черно-багровые угли. Неумолимо холодало, за холмом виднелись надвигающиеся тучи, несущие с собой только унылый бесконечный дождь. Туман поднимался из-под отсыревшей земли. Дарен прикоснулся к влажной серой траве, и от ладоней вверх по рукам пробежали мурашки. За спиной послышался радостный детский смех, и Дарен понял, что не сможет уйти. P.S. — Но кто это был? Кто сжег твой дом? Кто почти уничтожил мою планету? — крикнул Дарен в догонку стремительно исчезающему ледяному воину. Монти обернулся. — Самые мерзкие порождения тьмы, — с отвращением ответил он, — её гонцы, её разведчики. Всегда яростные, вечно голодные. Злые, беспощадные. Почти обратившиеся в миф, но все также пожирающие Вселенную. — Монти замолчал и несколько секунд пытался разглядеть выражение лица Дарена. Тот смотрел на него с испугом, но и нескрываемым любопытством. — Это были драконы, — нарочито небрежно бросил Монти и, сделав последний шаг, скрылся за туманно-серыми облаками.