я хочу видеть звёзды, они...

Эти чёртовы звёзды мерцают, поблескивая в фиолетовой жиже космоса, противно даже. Иваизуми переводит камеру на танцующих на сцене людей. Здесь тепло так, не жарко и душно. И соленый воздух. И смех толпы. Врач сказал, будет полезно на море съездить. С Ойкавой. И эндорфины эти чёртовы, да их тут нет, хоть ори во всю глотку. У Ойкавы никогда не было хорошего зрения (единички там, или хотя бы минуса маленького). А тут ещё это вмешательство специалистов с операциями, которые вряд ли помогут (и не помогли в итоге, а только ухудшили ситуацию). Если бы мы были соулмейтами, я бы отдал ему зрение сразу, — думает Иваизуми, но не говорит, потому что они не соулмейты. Только ругается про себя. Иваизуми видит, Ойкаве не помогает радость окружающих. Хоть Ойкава и пытается это скрыть, нацепляя маску спокойствия и фальшивого счастья, когда слышит, что Иваизуми рядом. Он видит и замечает. Мимоходом, вскользь, но замечает. Иваизуми помнит, как перед операцией Ойкава почти светился: — Знаешь, Ива-чан, это так здорово! Если всё пройдёт хорошо, то я смогу видеть! Я хочу видеть звёзды, Ива-чан, они… какие? И он помнит, как после Ойкава почти глотал слёзы, когда думал, что никто его не видит. Под вечер в Греции очень тепло, и звёзды подмигивают актерам-людям со своих мест в темном кинозале. На сцене рядом с отелем шумно, душно и весело. И светло от разноцветной подсветки и напольных небольших фонарей. Люди (в основном, туристы), встав в круг и взявшись за руки наперекрест, пытаются повторить за умельцами движения национального греческого танца — Сиртаки. И, слыша топот множества ног почти в такт музыке, Ойкава, наверное, забывается (Иваизуми, на минуту хотя бы, хочется так думать), потому что постукивает под музыку мизинцем и безымянным пальцами по деревянной поверхности круглого столика, за который Иваизуми его усадил. И улыбается. Отстранённо, задумавшись, наверное, но улыбается. А Иваизуми камеру переводит на него (потом он поставит это фото на обои в своём компьютере), ставит аппарат на стол и сцеловывает его — настоящую — полуулыбку. Звёзды мерцают, поблескивая в фиолетовом покрывале неба. Иваизуми близко так, что Ойкава может его чуть-чуть увидеть, и сам видит себя в отражении мутно-карих глаз. Видит что не только звёзды поблёскивают. — Помнишь, ты спрашивал, какие они, эти твои звёзды? Ойкава кивает и вопросительно моргает. — Они как ты.