Чужие страхи

Питер падает с небоскрёба. Вокруг – темнота, внизу – тьма, а совсем рядом гладь дома, зацепись за нее паутиной – и спасён, только вот паутиномёт неисправен. Пищит красным огоньком, щелкает пустотой, превращается в ненужную игрушку. Игрушка сейчас и сам Питер – бесполезная, вышедшая из строя, уже ненужная. Игрушка вот-вот сломается. Игрушка кричит, цепляется руками за воздух и тонет в густой тьме. Игрушка сломалась. В своей комнатке Питер дышит часто-часто, моргает не реже, а в груди неприятный ком. Питеру страшно. Питеру редко снятся кошмары. Так редко, что каждый новый для него – сюприз. Неожиданный, нежеланный, ненужный. Каждый раз он приходит в себя весь остаток ночи, успокаивает себя столько же и до рассвета читает книги. Питеру редко снятся свои кошмары. А Тони Старку – часто. Они снились ему в детстве, пугая своей реалистичностью, снились в юности, хоть кошмаров и наяву хватало, снятся сейчас. Вытягивают из него все несуществующие силы, пропитывают постель липким потом, вновь и вновь заставляют бояться наступающей ночи. После них для него самая страшная жизнь – рай. Старк предпочитает не думать, что он уже давно живет в этом раю. Питер предпочитает не думать, что в последнее время что ни сон – его смерть. Питер еще в детстве научился справляться с накрывающим ужасом после очередного слишком взрослого кошмара, но сейчас сложнее. Питер забивает себе голову всем, чем можно – школой, геройствами, "стажировкой" у Старка, самим Старком, а сам потихоньку все меньше и меньше спит. Питеру страшно спать. Питеру очень страшно видеть, как его тело рвет любой из преступников, заливаясь банальным злодейским смехом. Питеру страшно не уметь просыпаться в момент собственной смерти. Тони Старку еще страшнее, когда в одном из чужих кошмаров он раз за разом говорит "нет" парнишке, не протягивает руку помощи и с таким же злодейским смехом смотрит на почти мертвого Питера. Тони знает – он может быть вусмерть пьян, но такие кошмары ему никогда не приснятся. Оба предпочитают не думать, почему им снятся будто не свои сны. Питер нервно пожимает плечами, говорит: "Наверное, я слишком боюсь своей смерти." Тони улыбается фальшивой улыбкой, говорит: "Теперь я сволочь и в своих снах, супер." Оба будто специально не вспоминают, в каких именно случаях людям снятся явно не свои кошмары, до мурашек и сжатых кулаков пугая не своими страхами. Оба, со временем, начинают бояться спать. Страхи у Питера с Тони Старком абсолютно разные. Выясняется это где-то в Индии. Старк до боли в руках сжимает обивку кресла, у него сердце бьется в каком-то своем, сумасшедшем ритме, в висках стучит паника и огромный, неизвестно откуда взявшийся страх. Старк не может взглянуть в окно всего лишь четвертого этажа, у Старка жутко кружится голова. Старк смутно, сквозь поток мыслей и рваное дыхание помнит, что он не боится высоты. А Питер Паркер боится. Не высоты самого-самого, уходящего в небо дома, а высоты где-то в триста метров над ночным городком в когтях Стервятника. Питер кричит как в кошмарах, дрожит всем телом, тянется руками к ледяному металлу – то ли ухватиться за него, то ли оттолкнуть. Питер падает камнем вниз, пробивает толщу воды, а потом отчаянно ищет в ней же опору. Питеру очень страшно. Тони Старку – тоже. Тони Старк слышит "Питер тонул", Тони Старк отчитывает Питера почти строгим голосом, Тони Старк сам едва переводит дыханье. Питер – глотает обиду, согревается теплотой костюма, забирает домой "непонятную хрень", а ночью чуть слышно кричит от кошмара – мистер Старк его топит в той самой злосчастной реке. Тони Старк пьет виски со льдом и не хочет даже пытаться заснуть. Кошмары ужаснее, когда они не твои. Страхи ужаснее, когда они о смерти другого человека. Питер изо всех сил уверяет себя, что его дрожащий кадык и потные ладошки просто мандраж после (почти) провалившейся миссии, что это исключительно его страх, что все обошлось и он почти молодец. Тони Старк знает точно – он боится за Питера. До того самого дрожащего кадыка, потных ладоней и желания защищать. Не людей в целом, а парнишку-школьника из Куинса со странным умением стрелять паутиной. Старку самому смешно от таких мыслей, но факт остается фактом. Тони Старк злится на свой страх и отбирает костюм – Питер думает, что он само разочарование, Старк думает, что лучше парень будет его ненавидеть, чем умрет в красно-синем трико. Спустя время Питер все-таки почти умирает, а Старк снова пытается сдержать рвущийся наружу крик. Громкий, отчаянный, болезненный. Старку снова трудно смотреть в окно, у него всё тело пропитано безысходностью. Он будто только-только узнал о несправедливости мира. Старку страшно. Питеру – тоже. Питер пытается не сорваться с невидимого самолета, не умереть от рук Стервятника, а потом от удушливаго дыма огня. Питер не боится уже где-то дома, Старк боится до позднего утра. Кошмаров со временем все больше, страхов – лишь в особенные моменты. В эти особенные моменты Питер в особо неприятной потасовке, Старк с особо неприятными новостями о Питере, да и рядом они стоят слишком близко. Разбираться, где чей страх, слишком сложно, а вспомнить, когда именно чужие страхи – свои, проще, чем кажется. Тони Старк улыбается искренне, треплет и так лохматые волосы Питера, обнимает не по-отцовски и Питер это чувствует. Питер тоже улыбается и думает, что наконец-то кошмаров и страхов в его жизни станет чуть меньше. По крайней мере, кошмаров и страхов мистера Старка – уж точно.