никто не нужен

Комнату освещает старый светильник, от которого в воздухе пахнет гарью. Ячи давно к этому привыкла, но спать в темноте — нет. Она медленно проводит по своей тонкой руке другой, ощущая мурашки по телу от резкого холода. Хитока отдергивает руку и прячется под одеяло. В голове крутится вопрос: правильно ли все это? Она поправляет короткие светлые волосы и выныривает из-под одеяла, вставая с кровати. Аккуратное полукруглое зеркало, которое висело в самом углу иногда пугало Ячи, но до ужаса тянуло ее к себе. Она снимает с него белую простыню, оглядывая себя. Кожа бледная, даже не смотря на середину июля, кости аккуратно выпирают почти везде, где только могут, под глазами синяки из-за постоянного недосыпа. Ячи протягивает руку к зеркалу, но тут чувствует слезинку на щеке и бешеный стук сердца; это неправильно. Она опять забирается под одеяло, стараясь прогнать из головы странные вопросы, на которые ни у кого нет ответа. Ладони горят из-за странного желания, но Хитока не может; она просто вытирает слезы и старается заснуть. Все тело жжет из-за ее же собственных случайных прикосновений; Ячи тяжело выдыхает и скидывает одеяло прямо на пол. Руки сами тянутся к ее светлой коже, проводят по выпирающим ребрам и впалому животу, от чего кружит голову. Ячи сдерживает слезы, потому что она знает; она все понимает, но ничего не может сделать с этим странным чувством где-то в сердце, которое разъедает ее изнутри. Все потому, что только Хитока знает, что нужно делать; потому, что чужие руки не понимают ее, хотят причинить боль; потому, что именно от ее собственных движений у нее кружится голова; и потому, что она так до безумия влюблена в саму себя. Ячи стягивает с себя черный бюстгальтер — он летит куда-то на пол. Облизывает пальцы и сжимает соски, громко вздыхая. По голове крутится, что так не должно быть, что ей нужно остановиться, но разве может быть неправильно то, от чего она чувствует себя так хорошо? Хитока проводит влажными пальцами вниз, кусая нижнюю губу от нетерпения. Ее мысли пусты, потому что не будет никого, кто будет осуждать ее; никто никогда не узнает об этом. Ее собственные пальцы сводят ее с ума, заставляют сдерживать стоны, которые звучат так сладко и невинно; Ячи хочется больше собственных касаний, от которых бы пересыхало во рту и темнело в глазах. Она никогда не будет одинока; у нее всегда будет она сама — та, что никогда не предаст и будет рядом до самой ее смерти. Ей не нужно влюбляться в кого-то еще, когда она влюблена в саму себя. Ячи больше не может сдерживать своих стонов; они мягко ложатся на стены комнаты, простыни путаются под ней. Она откидывает голову, ощущая слабость по всему телу до самых кончиков пальцев. Хитока смотрит на свою липкую ладонь, все еще тяжело дыша. Она ищет под кроватью пачку салфеток и вытирает пальцы, пытаясь прогнать ненужные мысли из головы. В комнате пахнет гарью и чем-то еще, что сводит Ячи кости. Она не думает о том, почему и как. Хитока поднимает одеяло, натягивая его почти до головы, и оборачивает вокруг себя руки, сладко выдыхая; она не одинока.