Сожжённый заживо.

Сидя на крыше в три часа ночи, я задумываюсь: что лучше, любить или оставаться холодным? Какую головную боль выбирать? Когда ты изнемогаешь от леденящей безразличности своей половинки или когда резко осознаёшь, что тебе больше некого любить? Раф всегда говорит, что жить легче без объекта симпатии. Говорит, что меньше беспокоишься о других и больше сосредотачиваешься на внешнем мире. Если честно, то я уже и забыл это ощущение. Я будто бы скован этой невысокой девушкой с очаровательным голосом и манерами. Легко находить недостатки в людях, и во мне, как в ученом, было лучше, чем у всех развито это умение: необходимо смотреть на своё изобретение с разных сторон и искать его слабые места, чтобы устранить их. Встретившись с её голубыми глазами, я был насквозь прошит странным и непонятным мне чувством — что-то не так. Когда я увидел Кирби (а его я увидел раньше) я быстро оценил его — редко бреется, неопрятный, спонтанный человек, скорее всего, исследователь или что-то в этом роде, разведённый или потерявший жену. Он мне показался одиноким отцом, который пытался выглядеть сильным и храбрым, хотя таковым и не являлся. Но увидев девушку, идущую рядом с рыжим бородатым мужчиной, я остановился и всмотрелся в неё. В её черты лица. Походку. Жесты. Прислушался к голосу. Холодная крыша под моими ногами перестала существовать, я больше не чувствовал этого холодного покрытия. Я цеплялся за неё глазами где-то секунду, но казалось, что прошло гораздо больше, прежде чем я что-то понял. Меня осенило. У неё не было недостатков. Как бы я ни старался выглядеть непривлекательность в её веснушках, у меня не выходило. Как бы я ни изучал изгибы её тела, мне не удавалось найти что-то лишнее. Я не мог. Просто физически не получалось. Когда на её родителя бросились одинаковые люди, в которых мне удалось распознать клонированных роботов, я понял, что нападут и на саму девушку. Секунда — и я внизу, рядом. Шест сам по себе привычно лёг в руки, все как на тренировках: удар вправо, разворот, изменение положения посоха, вращение, круговой удар, пинок. Все бы хорошо, если бы Майки не зарядил своими нунчаками мне по голове, помешав атаковать. Мы ещё несколько раз пересекались на поле боя, и ау, он действительно больно бил (пусть и случайно), но конце концов, я подобрался-таки к рыжей принцессе. Едва увидев меня, она заверещала: «Монстр! Монстр»… В груди что-то кольнуло за себя и братьев — да, мы не такие, как ты, но эй, мы тебя как бы спасаем. Убрав оружие к себе за панцирь и не делая резких движений, я пытался показать ей, что мы хорошие. Незнакомка уже не кричала, но выглядела испуганной и готовой начать паническую атаку. Эх, знала бы она, что в этот же день начнётся наша долгая и крепкая дружба, а также моя первая и, возможно, последняя любовь. «Жизнь не заканчивается, Донателло, — говорил мне мастер Сплинтер сегодня утром, — ты должен забыть о ней так же быстро, как и полюбил». Ох, если бы он видел, как плохо мне стало после его слов, если бы слышал, как забилось сердце… Сейчас я сижу на длинных перекладинах под крышей огромного здания. Внизу все украшено, все красиво и мило, в цветах и белых тканях. Торт уже порезан, гости на празднестве подо мной неспешно подходят к столу и кладут к себе на тарелку разноцветные куски бисквита. Возможно, я бы тоже взял кусочек, но они бы увидели меня, начали паниковать, а такой важный день для уже не моей принцессы был бы испорчен, так что я не позволяю себе спрыгнуть вниз. В голове появляются противоречивые мысли: «Так почему же я не ухожу? Что меня здесь держит, зачем я все ещё здесь?» Наверное, потому что я всегда мечтал увидеть Эйприл в свадебном платье… Но я не думал, что это будет так больно. Да, красивая церемония. Она нашла того, кто ей предан, кто ей нужен, кого ей не стыдно показать людям и о ком не зазорно проболтаться друзьям. Я рад за неё, честно, рад! Я выдавливаю улыбку чисто для себя, забыв о братьях, сидящих под той же крышей рядом. Они кидают на меня сочувствующие взгляды, будто бы что-то понимают. Мне не нужна их жалость, я это ненавижу. Мне не нужна поддержка, я хочу быть один. Нет, мне необходимо побыть одному!.. …И я все ещё не могу оторвать взгляд от фаты, из-под которой просвечиваются рыжие волосы, от её открытых плеч, с которых начинает ровными складками струиться белое платье, от счастливой улыбки накрашенных губ, от прелестных чулочков на её ногах и милых туфель-лодочек с крошечными белыми розочками на ремешках. Я не могу оторвать взгляд от виновницы торжества, и весь мой мир сосредоточился вокруг неё, превращаясь в своеобразную ауру. На секунду показалось, что во всем зале остались только мы вдвоём, и плевать, что она до сих пор не знает о том, что я здесь. Я бы хотел собрать ещё тёплые осколки моей души и отдать всё ей, не оставляя у себя ничего. Я давно положил себя к ней на алтарь и знал, что пути назад не будет. Теперь это закончилось — она таки оборвала все нити, и тяжелая гильотина отрубила мне голову. По окончанию свадьбы мы все, в том числе и Сплинтер, ждали новобрачных снаружи, за поворотом. Уже стемнело, звезды начали блекло проявляться на затянутом привычными тучами небе Нью Йорка и изредка поблескивать в его черноте. Улыбающаяся девушка, проводив гостей, тут же рванула к нам. Жених неловко топтался чуть поодаль, но к нему подошёл Раф и положил тому руку на плечо, будто бы говоря, что все прошло отлично. Кейси расслабился и привычно улыбнулся, опуская плечи. Эйприл набросилась на Леонардо и стиснула его в объятьях: лидер искренне рассмеялся и провёл трёхпалой рукой по открытой спине девушки. Но вскоре самого старшего брата вытеснил Майки, сильно обнимая девушку и кружась вместе с ней. Ниндзя в рыжей повязке что-то радостно прошептал ей на ушко, отчего невеста расцвела в улыбке и будто бы ещё сильнее засияла. Как только он поставил её на землю, счастливица развернулась на сто восемьдесят градусов и заключила сопротивлявшегося Рафаэля в кольцо рук. Сорвиголова раскраснелся и неловко, даже как-то по-мужски похлопал её по спине, отпуская. Взгляд голубых глаз обратился в мою сторону. По телу пробежали мурашки, и я совсем забыл свою реплику. Девушка подбежала ко мне, цокая каблуками по сырому асфальту, и обвила свои руки вокруг моей шеи, чувственно прижимая к себе. Я понял, что это последние наши объятия, и опустил голову, чуть сильнее прижимая её тонкую фигурку к себе. Эйприл отпустила меня и посмотрела прямо в глаза, в которых я тщетно старался скрыть боль, разочарование и сломанность. Аккуратно взяв её за руку, я сказал какое-то банальное поздравление. Уголки губ уже ныли от насильной улыбки, но я держался, стараясь выглядеть естественно. Она стояла передо мной, неоднократно счастливая, светлая, улыбающаяся и радостная. Мне хотелось прямо сейчас схватить её на руки, обнять снова, сказать ей все то, что не успел. Я не хочу держать все в себе, меня тошнит от собственной скрытности! Я ненавижу себя, ненавижу! Каждую клетку тела ненавижу за то, что люблю! Сказав, что у меня остались проекты в лаборатории, я удалился под те же самые переполненные жалостью взгляды братьев, пока невеста разговаривала с мастером Сплинтером. Конечно, она ничего не заметила… И хорошо. Я бежал, держа слезы в глазах. Ни за что не буду реветь, когда знаю, что на меня смотрят. Как только я поднялся на ближайшую крышу, я рванул прочь от дома, куда по своим словам должен был направляться. В разные стороны разлетались соленые капли, оставляя мокрые дорожки на щеках и заставляя меня бежать быстрее. Огни моего города проносились мимо, и если раньше я любил смотреть на них, то сейчас мне было совершенно плевать, здесь они или нет. Я не хочу плакать. Я должен быть счастлив. Должен же? Мне заранее было известно, что она никогда не выберет мутанта. Монстра. Чудовище. Урода. Как бы сильно он её ни любил. Я не сдавался и не опускал руки одиннадцать лет, наслаждаясь каждой секундой её присутствия в моей жизни. Искра надежды догорала, но была жива все это время, и теперь она погасла в её теплых, таких уютных руках. Я готов отдать жизнь за неё и совершенно стал бы об этом жалеть. Всё равно готов. Меня прорвало, когда я спускался вниз по пожарной лестнице. Я не мог идти дальше и просто остановился на площадке совершенно без сил, чувствуя предательский ком в горле, не дающий дышать. Слезы сами хлынули из глаз, будто бы сломав какой-то внутренний барьер; я съехал по кирпичной стене вниз и закрыл лицо обеими руками. Рыдания вновь и вновь терзали грудную клетку, заставляя её с каждым разом сжиматься все сильнее, мне стало сложно дышать, и я крепко сжал зубы, чтобы плакать не так громко. Сдавленные всхлипы эхом отдавались по всему узкому переулку, гулко отражаясь от кирпичных стен и мусорных баков. Ребра болели с каждым вдохом, стало просто невыносимо существовать в этой вселенной — захотелось уменьшиться, разложиться до атомов, лишь бы уменьшить это жжение изнутри. Бабочки превратились в адские горящие создания, которые носились по животу и обжигали душу. Так вот как они умирают… Через некоторое время, всхлипы стали тише, реже. Я просидел на этой лестничной клетке ещё где-то полчаса, обнимая свои дрожащие колени и думая о том, что я буду делать. Приняв решение запереть всё в себе, мне ничего не осталось, кроме как отправиться домой. Когда все вернулись в логово, их с привычной широкой улыбкой встретил скромный механик, махнув гаечным ключом. Он снова пережил всё один, снова всё похоронил на своём кладбище для несбыточных мечт и безответных чувств, он никогда не позволит себе показать всё братьям и учителю. Он не позволит счастливым молодоженам узнать о том, что было. Никогда.