Атия награно

Зевран Араннай впервые остался с Алисанной наедине. Они вместе сегодня несли ночную вахту. В какой-то степени он был этому рад. Бывший Ворон мог беспрепятственно любоваться эльфийкой, не боясь поймать на себе недовольный взгляд кого-то из отряда. Махариэль смотрела в пламя костра, и тени плясали на ее бледном лице. На пухлых губах играла меланхоличная улыбка, а в больших аметистовых глазах отражалось пламя, от чего она казалась Зеврану еще более прекрасной. Он невольно посмотрел ниже, спускаясь от тонкой шеи к красивым ключицам, и Араннай подумал, как приятно будет прикоснутся к ее коже губами, сначала нежно, потом слегка покусывая, чтобы она трепетала под ним, издавая тихий полустон, но он все таки сдержался, чтобы не претворить мечту в явь. Прохладный ветер играл с длинными чёрными волосами эльфийки, она, поёжившись, подбросила ещё дров в костёр, завороженно продолжая наблюдать за пламенем, в котором, как казалось Зеврану, танцевала девушка, кружащаяся в страстном танце, поднимающая свои юбки, изгибающая шею. Он как-то раз видел таких в Антиве, одетых в шелка и драгоценности, танцующих на углях, гибких, как ивы и безумно красивых. Но не доступных простому убийце, пускай и Ворону. В лесу тихо раздался хлопок птичьих крыльев, и если присмотреться, в ясном ночном небе можно разглядеть сову, вышедшую на ночную прогулку. Вскоре фигура птицы исчезла во мраке, и вряд ли кто-то смог бы сказать, что она и вовсе здесь была. Ночной лес быстро затягивает свои раны. Когда из него исчезает что-либо, пропажа обнаруживается только утром, с условием, что не все вернулось на свои места. Звезды, рассыпавшиеся по небу блестящими песчинками, были безмолвными свидетелями, в которых чувствовалось нечто властное и при этом ненавязчиво-благосклонное. Луна, будто стеснявшаяся слишком пристального внимания, была прикрыта тонким клочком туч. Алисанна опять вздрогнула, поджала губы и заерзала, сменяя положение, впервые за прошедший час. Печальная и грустная, будто потерявшая в этой войне в сотню раз больше остальных, но по какой-то неведомой причине улыбавшаяся. Даже чувствуя боль, она улыбалась, а не корчила из себя страдающего героя. В спокойном лице он улавливал тоску и скрытое светлое страдание. Так страдают те, кто уже привык к своей боли и не надеется когда-либо от неё освободиться. Шумно страдают только симулянты и шуты. И те и другие в корыстных целях. По этой причине он её уважал. Несмотря на хрупкое тело, в её натуре проглядывалась сила. Тихая и спокойная, не требующая доказательств и признаков власти. Только безобидные шавки поднимают вой попусту, серьезные псы чаще молчат. Деревья от ветра покачивались. Верхушки их устремлялись высоко в небо. Сказочный сумрак леса отступал только у самого костра, нежным туманом охватывая землю. — Тебе холодно? — Зев больше утверждал, чем спрашивал, Лис явно мерзла, несмотря на тепло костра. — Да, — прошептала она бархатным голосом, слегка хриплым от долгого молчания. — Ты не против? — антиванец сел рядом с ней, приобнял ее за талию. — Ничуть, — произнесла Алисанна. — Ты недавно говорила, что валласлин есть у всех взрослых эльфов, — антиванец еще раз взглянул на ее лицо. — Но почему он отсутствует у тебя? — Обряд нанесения валласлин проходят только совершеннолетние эльфы, готовые взять на себя обязанности взрослых, — сказала она, вздохнув. — Это действительно так... — То есть, — предположил Зевран, и в голосе его отразились лёгкие смешливые нотки. — Ты не совершеннолетняя? — Зев, не глупи. Я достигла возраста совершеннолетия, но вот только... — к концу фразы голос её стал тише. — Мне не успели нанести письмо на крови, Дункан забрал меня почти сразу. — То есть по факту ты взрослая, но для долийцев… — Араннай не успел закончить фразу. — ...я буду считаться ребёнком, — закончила Лис за него. — Но знаешь, в этом что-то есть, будто сохраняешь в себе частицу детской непосредственности. — Непосредственность бывает опасна, если её много, — заявил он, полностью уверенный, что прав. — Араннай, ты путаешь непосредственность и инфантильность, — Лис говорила, искоса за ним поглядывая. — Я абсолютно самостоятельна, как ты мог заметить, просто остается та часть души, что способна видеть хорошее и восхищаться им в полной мере. Эти вещи такие же разные, как гулять в лесу и заблудиться в нем. — Может ты и права. Однако я нахожу, что видеть прекрасное могут не только дети. Я тоже вполне в состоянии. — Сознание взрослых опошляется, оно начинает фильтровать красоту выборочно. Вот например, скажи, что из прекрасного ты видишь здесь? — вдумчиво спросила эльфийка. — Тебя, — вдруг неожиданно, даже для самого себя, выпалил антиванец. Ответ вышел непроизвольно, но Зев был даже рад такому исходу событий. — М-меня?.. — дрожащим голосом переспросила Михариэль. Она не привыкла к вниманию подобного рода. На скулах появился бледно-розовый румянец. — Благодарю, — Алисанна опустила глаза и аккуратно облизала нижнюю губу. Невинно — как думалось ей, соблазнительно — как думал он. «Даже слишком.» — промелькнуло у него в голове. — Красивые девушки могут не благодарить, — довольно обычный ответ для Аранная вызвал у Лис смущенную улыбку. Бывшему Ворону вспомнилось антиванское слово, что смогло бы её описать: — «Atiya nagrano», — озвучил он свою мысль. — Что это значит? — Не помню как это будет по-вашему… Чистые, непорочные, что ли? — настала тишина, и продлилась она минуты три. Лис нарушила молчание первой: — Красивое слово, — изрекла она задумчиво. — Мне нравится… Не мог бы ты произнести его ещё раз? — Atiya nagrano, — Антиванец убрал выбившуюся прядь Лис за ушко, успев, как бы невзначай, его коснуться. Он знал, что уши у эльфов слабое место и прикосновение Алисанне очень приятно. — Атия награно. Правильно произношу? — удивительное подражание антиванскому, будто всю жизнь говорила только на нём. — Верно, — Араннай действительно был доволен. — Я запомню её, — сказала долийка, придав этой фразе какое-то особенное значение, хотя может быть Зеву лишь показалось.